Набат

3 — 17

Мастачный был очень взвинчен. Неприятный разговор мог состояться в любой момент, и он всеми силами оттягивал его, выражая неподдельный интерес к информации Христюка о заседании у президента. Длилось бы оно хоть вечность и рассказ вместе с ним!

Как обычно, каждое ведомство перекладывало ответственность на другие, выпячивая свои собственные заслуги. Все управления по борьбе с преступностью объединились против ФСР, дескать, они, не щадя живота своего, отлавливают смутьянов, а ФСР ставит палки в колсса. Со всех сторон обыграли события у деревни Карпово: как, мол, слаженно был отработан план захвата и как ФСР все испортило, а непосредственное участие шефа УСИ Судских привело к трагедии. Генеральный прокурор со своей стороны добавил ложку дегтя, комментируя убийство Нины Мотвийчук: дескать, генерал Судских надавил на него, потребовал ордер на обыск и арест, хотя этим непосредственно обязана заниматься районная прокуратура. Опять вмешательство УСИ создает дополнительные трудности органам дознания. И давно пора разграничить сферы деятельности, не дело службе стратегических исследований вмешиваться в оперативно-розыскную работу, и непонятно вовсе, почему у этого скорее теоретического ведомства оснащенность техникой и людьми на три-четыре порядка выше, а милиция вынуждена обходиться старьем и неполными штатами, но отвечать за все.

— И что Судских? Съел? — выразил живое участие к рассказу шефа Мастачный.

— То ли ты этого жука не знаешь, — отвечал Христюк раздраженно. — Выкрутился. Во-первых, сказал: он выполнял личное распоряжение президента, и президент подтвердил это. Во-вторых, вытянул за ушко начальника президентской охраны генерала Шумайло: сказал, что тот, непонятно почему, занимается отрядами юнохристианцев, из-за которых провалился план спокойного захвата Трифа в Карпово.

— Наехал на Шумайло? — неподдельно изумился Мастачный.

— Еще как наехал! — подтвердил Христюк. — Слава Богу, мы за его спиной отсиделись, я сидел и не дергался. А Генераль-ному прокурору Судских вообще всыпал по первое число. Если бы, сказал, в такое сверхважное заведение отбирали кадры тщательно и при отборе советовались с УСИ, много бы чего не произошло. Ордер на обыск и арест он затребовал до убийства, и еще очень надо разобраться, от кого утекла информация. А потом, Вася, как взялся шерстить всю Гснпрокуратуру, такие факты нарушений выложил, что Генеральный за сердце схватился. Ты послушай: тут и педризм, и разврат изощренный среди важняков, и взятки, а этот, зам его…

— Мишутин, — подсказал Мастачный.

— Вот-вот! — обрадовался Христюк. — Этот козел со своей двенадцатилетней дочкой сожительствует! Жена Мишутина на пленочку сняла, в УСИ передала!

— Е-мое! — восхитился Мастачный. — Не показывали?

— Ну, Василий! — захохотал Христюк. — Любишь ты порнушку. Какое там кино, без него у всех жопы взмокли, сидели-ерзали, а когда Судских посоветовал Генеральному добровольно уйти в отставку, чтобы не доводить до всеобщего порицания его подвиги, тот встал и ушел.

— Не помер в пути?

— Это говно само не сдохнет. И вор, и сволочь. Помнишь, как мою сестру отмазывали?

Еще бы не помнить. Тогда Генеральный прокурор предложил Христюку натуральную сделку, прямо-таки купец добропорядочный! Христюк просунул свою сестру в Министерство внешних связей, а та прогорела на махинациях по закупке импортного зерна, дело разгорелось нешутейное. Тогда Генеральный прокурор вызвал Христюка и с глазу на глаз предложил чейндж: он закрывает следствие по сестре Христюка, а «милиция нравов» не вмешивается в деятельность казино «Голд лейбл», принадлежащее брату Генерального. Еще и компромат на налоговую полицию дал…

— А вот нас похвалил за последнюю операцию совместно с опергруппой УСИ. Ты в курсе, Василий, что там за операция? А то я сидел и пыжился, как индюк, а о чем речь — понятия не имел.

Мастачный разом приуныл. Пора исповедоваться.

— В курсе, Федя, — ответил Мастачный и без особого энтузиазма пересказал о сегодняшнем происшествии.

— Выходит, наши там присутствовали, а стрельбу вел лично Судских? — опешил Христюк. — Ну кино! Везде успевает!

— Понимаешь, Федя, наши лопухи выжидали, пока пьянь дралась, а Судских мимо проезжал. Услышал стрельбу и…

— Кто стрелял? — не понял Христюк. — Ты сказал, патрульные выжидали?

— Пьянь стреляла, а наши струсили. Прихлопнули старшего патруля, а постороннего прибили в драке. Судских вызвал нас и свою опергруппу. Я с Веденцсвым лично выехал, но им-то ближе, вот они нас и опередили. А потом Судских арестовал Веденцева и патруль.

— Ничего не понимаю! — затряс головой Христюк. — За что же он наших хвалил? За что Веденцева забрал? На каком основании! — вовсю возмущался Христюк.

— Остынь, Федя, — смиренно просил Мастачный. — То ты не знаешь, что в нашем царстве-государстве каждый делает что хочет, нормальных законов нет, переплелось все…

— Да пусть их трижды не будет! — продолжал кипеть Христюк. — Мне на эти законы плевать с самой высокой колокольни, но какого он хрена командует! Это мои люди, я сам знаю, кого и как наказывать! Я президенту буду жаловаться! Хвалит он меня!..

— Успокойся, Федя, — тянул его за рукав Мастачный. — Судских патруль за халатность арестовал, Веденцева — за попустительство. Утрясется вес.

— Да какое он право имел! Это он скоро ко мне в постель залезет? — схватил трубку прямой связи с министром внутренних дел Христюк.

— Остынь! — перехватил его руку в запястье Мастачный. — Так надо. Выпустит. Договорено.

Христюк выпучил глаза. Приходя в себя, он спросил:

— Хлопец, ты чего-то не договариваешь.

— Да, Федя. Обстоятельства.

— Выкладывай, Василий. Всс выкладывай, не доводи до греха.

— Пойми, Федор, правильно, как я тебя всегда понимал. Помнишь, студенточку ты замочил, узнала она тебя, квартиру ты у нее обокрал под видом домушника?

— А ты чего это, Вася, по темным уголочкам зашарил? — прищурился Христюк. — Было и было, и у тебя много чего было, а сейчас мы не злые наши денечки вспоминаем, — слегка расслабился он. — Я тебе не враг, но как было дело, знать обязан. Не темни. Влипнешь ты, мне всыплют первому.

— Влип, — вздохнул Мастачный. — На наркоте влип, а Судских, когда на квартире Мотвийчук сошлись, намекнул, что все знает. Сегодня пришлось должок отдать.

— Ага, — угрюмо вычислял Христюк. — Судских надо было арестовать наш патруль за то, чтобы списать на кого-то собственный беспредел: открыл стрельбу, грохнул старшего патруля, вызвал через тебя Веденцева и его арестовал. Так было?

— Наверно, так, — расстегнул Мастачный ворот ставшей тесной рубашки.

— Он купил тебя, Вася. А потом насмешки строил у президента. Над всем управлением надсмеялся!..

— Но куда мне было податься? — вскочил Мастачный. — Да, купил. Знаю!

— Нет, хлопец, не знаешь. А узнаешь, в штаны наложишь. Веденцев через своих доверенных листовки развозил, вся ФСР месяц на ушах стоит!

Пришел черед хлопать ушами Мастичному. Сущий змей этот Судских!

— Что ж ты, Федя, раньше об этом не обмолвился?

— А ты мне всегда все рассказываешь? Про наркоту твою мне без тебя доложили, все ждал, когда сам расскажешь. Я твою Натку Севеж трахал с год до тебя, она у меня давно стучит и наркотой с моего ведома приторговывает для поддержки штанов.

— Так это ты меня подставил? — ужаснулся Мастачный.

— Охолонь, Вася, — ровно не слышал обвинения Христюк. — Никто тебя не подставлял, сам влип. Тебе взяток мало, что ли?

— Нет, Федя, ты меня подставил, — сел взмокший Мастачный.

— Отвяжись! — повысил голос Христюк. — Говорю, нет, значит, нет. Знаешь, кто еще к Наташке шастает? Шумайло! Это мы с ним Натке карьеру сделали, а теперь из-за тебя мы все у Судских под колпаком. И это важнее твоих переживаний. Что делать будем?

Мастачный почти успокоился. Оказалось, его грешки не так уж и смертельны перед общей опасностью.

— Думать надо, — ответил он.

Вместе перебрали доступные и недоступные каверзы. Ничего путного не подобрали. Тягаться с Судских очень и очень накладно. Почти невозможно. И фактура не та, и на шаг впереди по каверзам.

— Я вот чего мыслю. Есть одна зацепка, — прервал молчание после долгих прикидок Христюк. — Президент спрашивал про этого беглого монаха, а Судских сказал, что нет смысла передавать его сейчас владыке. Триф — человек заумный, синоду нужен как игрушка, а занят он сейчас составлением каких-то важных прогнозов, и работу прерывать не стоит. Президент моментально снял вопрос. Слушай, ты хоть мало-мальски знаешь, что это все крутятся вокруг жалкого жиденка? На кой им всем этот мудак заумный?

— Да пошел он, этот попик! Что с Веденцсвым делать?

— Уже ничего. Сдадим его Судских с потрохами, пусть Шумайло выкручивается.

— Федя, как ты не понимаешь, — начал горячиться Мастачный. — Шумайло все свалит на нас, когда Судских ему хвост прищемит. С этими листовками всем нам мало не будет.

— Кому это Судских хвост прищемит? Шумайло? Ты, хлопец, мало его знаешь, у него окоп давно в полный профиль вырыт. Не будет! — решительно отрезал Христюк. — Так и быть, посвящу тебя в это дельце. Доподлинно не знаю, врать не буду, но листовки расклеивают с негласного разрешения Воливача.

— Кого? — не поверил своим ушам Мастачный.

— Кого слышал, — не стал повторяться Христюк. — Воливач еще тот антисемист. А это, считай, уже государственная политика.

— Антисемит, — машинально поправил Мастачный, хотя, в общем, старался этого не делать.

— Ага, — кивнул Христюк. — Судских этого может не знать, так они сами с Воливачом договорятся. Тут мы все заодно, Вася, хватит жидам нашу кровушку сосать. Ты мне лучше про попика обскажи: когда такая возня, неспроста это.

— Толком не знаю, Федя. Давай лучше Шумайло спросим. Или того лучше — Гуртового?

— Отлично! — одобрил Христюк и тотчас связался с начальником президентской охраны. Поздоровались, то да се, и Христюк перешел к интересующей теме:

— Денис Анатольевич, разъясни неграмотным, чем этот еврейчик всем мозги намозолил? Какие-то тайны вроде бы знает…

— Спроси, Федор Семенович, своего майора Веденцева, он тебе популярно все объяснит, — лаконично ответил Шумайло.

— Его Судских сегодня арестовал с листовками, — счел нужным пожаловаться Христюк.

— И ты молчишь? Иди ты!.. — выругался Шумайло и бросил трубку.

— И сразу занято, — обеими руками указал на телефонный аппарат Христюк, словно там сокрыт секретный ларчик. — И пусть себе грызутся теперь, а мы — обиженная сторона. Так говоришь, Гуртового попытать?

— Давай, конечно. Этот педик в курсе всех событий.

Связались с приемной. То да се, и опять главный вопрос.

Г уртовой засмеялся:

— «Милиция нравов» обязана бы знать о Трифе все от корки до корки. Вы на каком стулс изволите сидеть, Федор Семенович?

— Я-то вообще в кресле сижу, — не без важности заметил Христюк.

— Это не возбраняется, — опять хихикнул Гуртовой. — Но все же он на четырех ножках?

— Разумеется, — на всякий случай свесил голову к ножкам кресла Христюк.

— Точно так размещается любая власть, которая сидит прочно.