Набат

2 — 8

В чистом дневном небе священная гора Фудзи просматривалась как на ладони, вызывая в каждом японце беспечное ощущение покоя и уверенности. Занимаясь обыденными делами, большими и малыми, жители Токио теперь всегда видели этот символ среди голубизны, разглядывали его, если выпадала свободная минутка. В других странах так разглядывают фотографии любимых, теребят нательный крестик или перебирают четки.

Старики помнили знаменитый токийский смог, плотно облепивший дневной Токио, маслянистую грязную воду в заливе Урага, промышленную вонь и чад, а молодежь иначе не могла представить Японию, страну-курорт, обеспеченное будущее и беспечную жизнь под крылом богатых и мудрых родителей. Это они, лидеры японской промышленности и бизнеса, вывезли прочь из страны вредные производства, раскрепили финансы за рубежом, превратив Японию в страну-рантье.

Семидесятилетний Хисао Тамура с полным основанием относил себя к числу мудрых рулевых Японии. Его банк «Хиэй Гинко» процветал не первый десяток лет, возглавляя мощную финансовую корпорацию. С двадцатого этажа здания корпорации Тамура с удовольствием разглядывал Фудзияму, главную святыню Японии.

Все в жизни нравилось Тамуре и шло по его велению, лишь старший сын огорчал. Он носился по свету с немыслимыми расчетами, смущая окружающих. По его предсказаниям, Япония должна погибнуть уже в этом десятилетии, исчезнуть с лица земли со дня на день. Ему не могли не верить, поскольку сын известного банкира Хироси Тамура был не менее известным сейсмологом. И верить не хотели. Последнее время его чаще встречали молящимся в Гинкакудзи, нежели в Кацуура, где располагался сейсмологический центр дальнего оповещения. Раньше его называли волшебником, теперь шутом…

В буйное помешательство сына старик Хисао не верил. Какая муха его укусила? — занимало многих. Хисао Тамура навел тщательные справки, перепроверил прогнозы сына без скидок на самый негативный результат. Группа маститых сейсмологов втайне от посторонних проверила расчеты младшего Тамуры. Неделю назад Хисао Тамура получил данные. Да, отвечали специалисты, на девяносто пять процентов расчеты верны. Однако подобные пророчества делались и ранее, а Фудзи стоит, и Токио — вот он, входя в счастливые пять процентов.

— На чем покоится утверждение моего сына, почему он безапелляционен? — спросил Тамура ученых, прочитав доклад.

— Ваш сын, авторитет которого мы никоим образом не умаляем, пользовался другими методами расчетов, нам они не известны, — лаконично ответили ему.

— Почему? — настаивал Тамура.

— Тамура-сан, — с поклоном отвечал старший группы, — метод приближенного исчисления известен всем, точное исчисление — это ноу-хау. Портной никогда не покажет вам своего лекала, пивовар не раскроет рецепты своих добавок. Ранее мы пытались спрашивать вашего сына, он отказался, сославшись на секретность источника, будто бы открытие тайны повлияет на развитие всего мирового сообщества.

— Ему остальной мир дороже Японии?

— Вы ошибаетесь, — заступились за младшего Тамуру ученые. — Он детально обсказал все сейсмологические подвижки. Одна цепь землетрясений проследует через Тихий океан на американский материк, сильная, другая — на Австралию через Океанию, слабее, и третья, затухающая, через Приморье, Китай и Сибирь. Центр этих подвижек — Япония. Причины известны одному господину Хироси Тамура.

— Если мне поговорить с сыном?

Ученые молча поклонились, что означало согласие.

Попрощавшись с учеными, Тамура распорядился найти сына и доставить к нему. Его нашли в Нодаима, где он скрывался последнее время от окружающих в скромном домишке. Хироси меланхолично пил неподогретое саке и слушал песни жанра «энка». На просьбу поехать к отцу он встал и с отсутствующим взглядом ответил:

— Поехали…

Перемены в сыне разочаровали отца. «Он потух», — отметил Хисао Тамура. Раньше ему нравилось видеть в сыне самого себя в молодости, энергичного, напористого, он гордился им, хотя и сожалел, что наследник не пошел по отцовским стопам. Хироси мотался по белу свету, взбирался на конусы вулканов, опускался в океанские глубины; из газет Хисао узнавал маршруты сына и достижения. Даже в Японии он предпочитал дневать и ночевать на дальних станциях, чем в доме, который он подарил сыну к свадьбе.

Да, именно перед самой свадьбой с сыном произошло нечто. Последователь христианства, он собирался венчаться по христианскому обычаю. За день до свадьбы у него побывал какой-то монах, как доложила прислуга, после чего Хироси исчез на неделю. Свадьба расстроилась, оскорбленные родители невесты увезли дочь в Европу. Больше о женитьбе отец с сыном не заговаривали, полагая, что выбор невесты не пришелся по сердцу Хироси. Старший сын у Хисао оставался единственным после гибели в авиакатастрофе младшего, и отцовское сердце вмещало только Хироси, терпеливо дожидаясь внука.

Однако с расстроившейся свадьбы изменился наследник. Некоторое время его имя звучало по инерции в научных кругах, постепенно перемещаясь в разряд скандальной хроники.

Подыскивая ключ к разговору с сыном, Тамура остановился на одном:

— Хироси, что поведал тебе монах накануне свадьбы?

— О кончине мира, — односложно ответил Хироси.

Отец поморщился, постарался выдержать линию спокойствия:

— Кто это был?

— Я не знаю его, отец. Он пришел ниоткуда и ушел в никуда. Он поведал мне тайну и предупредил, что Господь Великий запрещает разглашать тайны богов.

— Как же ты поверил незнакомцу?

— Он не дал повода усомниться. Я провел серию исследований, сравнил с христианскими мифами и убедился, что мои расчеты полно совпадают с легендой о конце света.

— Какая же это тайна? Это сказка, — старался быть искренним Хисао, не отторгать сына насмешкой или недоверием.

— Мои расчеты точны и подтверждаются фактами. Я хотел предупредить японцев о беде, получилось, — мне верить не желают; зато моими расчетами воспользовались чужестранцы.

— Кто именно? Ты отдал документы?

— Только выводы. Я разослал их во все страны, которые, по моим расчетам, оказались в зоне критической сейсмичности. Ни в Америке, ни в Австралии моими прогнозами не заинтересовались, не ответили, даже не поблагодарили. Только Россия, которая меньше других может пострадать от землетрясений, проявила живейшее участие. Что происходит, отец? Мир вот-вот вывернется наизнанку, а мои соотечественники вообще не хотят знать о каких-то бедах. Им сытно, беспечно, они перестали думать, стали заводными куклами!

Аккорд отчаяния послышался в последних словах Хироси. Что-то стронулось в зачерствевшем сердце банкира. Он тоже относился к сытым и беспечным, но интуиция финансиста быстро нашла необходимые ходы, способные в критической ситуации не только увести от убытков и разорения, но и заработать дивиденды. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Он понял отчаяние сына и поверил ему.

— Когда это начнется? — спросил он хриплым голосом. Хотелось прокашляться, но он сдержался.

— В любой день, отец. Кризис в верхней точке. Токио стал нереальным.

— Ясно. Я верю тебе. Уезжай из Токио, завтра встретимся в Сэндае. Я жду тебя.

— Я не уеду.

— А со мной?

— И даже с вами, — покорно склонил голову Хироси.

— Ладно, — не стал уговаривать он сына. — Поступай, как знаешь. Только помни: ты у меня единственный сын.

Он говорил это, а его заботило уже совсем другое.

Проводив сына до дверей кабинета, он стремительно вернулся к столу и вызвал секретаря-референта и двух ближайших помощников. Не присев, он расхаживал по кабинету уверенной и несколько деревянной походкой старика, диктуя распоряжения:

— Двумя тренчами переведите из нашего цюрихского филиала в осакский десять триллионов иен, из нью-йоркского забирайте все десять миллиардов долларов. То же самое проделайте с Брюсселем, Мюнхеном, Парижем и Римом. На бирже немедленно приступайте к продаже акций ведущих сталелитейных компаний и скупке строительных, цементных, деревоперерабатывающих…

Его распоряжения были похожи на команды «Наполеона» в сумасшедшем доме. Помощники именно так воспринимали их с примесью ужаса. Он видел это и не обращал внимания. Перечить ему никто не мог, акционеров он не ставил в известность, обладая правом решающего голоса.

Подойдя вплотную к референтам, он больно уперся в грудь одного из них указательным пальцем:

— Сегодня вечером я хочу видеть на первых полосах всех ведущих газет сообщение: «Хироси Тамура прав: Токио скоро погибнет! Япония — тонущий корабль!» Делайте, как хотите. Все.

Последнее «все» прозвучало подобно «Спасайся, кто может!», и референты стремглав кинулись прочь из кабинета.

Тамура вернулся к окну и любовался видом Фудзи несколько минут, не обращая внимания на стрекот телефонов.

Фудзи затягивалась полуденной дымкой, будто выхлопы орудийных залпов окутывали поле боя, возвещая о начале битвы.

Стрекот не прекращался.

«Задвигались!» — со злорадством подумал он о компаньонах.

Он вызвал личного секретаря и велел готовить свой вертолет.

Через пять минут с крыши здания «Хиэй» вертолет взлетел и взял курс на восточное побережье. Тамура смотрел вниз, на лежащие под ним кварталы, и с тоской думал о бренности живого.

Он поймал себя на мысли, что его мало волнует предстоящее землетрясение, жертвы, которые, несомненно, будут в большом количестве, разрушения, и разрушения громадные. Он жил в мире привычек, вековых укладов, свой возраст воспринимал обязательным течением жизни вместе с сопутствующими недомоганиями и, подобно заведенному механизму, включил аварийную систему защиты так, как делал это автоматически и раньше: за разрушениями последует возрождение, а это деньги, а деньги должны работать, иначе финансовая корпорация «Хиэй» потеряет хорошие проценты, а ее главе, потерявшей нюх, пора на покой. Он знал, что своей ретивостью разоряет десяток крупных банков и тысячи мелких компаний, но проклятий не услышит, поскольку его реакция быстрее, сведения точны и действия просчитаны. Пусть неудачник плачет…

Нежелание сына уехать вместе с ним он воспринял естественно. У того своя голова на плечах, он ему не нянька, сын вполне отвечает за свои поступки.

Хисао Тамура жил в сытом мире и воспринимал его обычным придатком к своему организму.

Землетрясение началось с утра. Сразу во многих местах: в Токио, Нью-Йорке, Лондоне, на всех биржах мира. Хисао Тамура оказался мощным сотрясателем, даже в цюрихских подвалах забегали гномы в поисках спокойного места. Началась паника — причина всех землетрясений.

Через день в родовом поместье, на побережье залива Иси-номаки, он прочитал с телетайпа все биржевые новости на этот час, усмехнулся, прочитав сводку поступлений в свой банк, удовлетворенно кивнул и отправился прогуляться к морю.

Светило солнце, лаская пологие волны у песчаных пляжей, в легком домашнем кимоно Тамура беспечно шествовал по влажному песку вдоль кромки воды, наслаждаясь покоем природы.

«И чайки не гомонят», — подумал он и повернул к дому. Пора обедать. И никакого землетрясения, никаких встрясок.