Набат

4 — 21

Патриарх настоял на аудиенции и был принят незамедлительно в светлое утро Пасхи. Светлым оно выглядело символически, на самом деле небо выжимало из туч морось, которую так и хотелось назвать жирной. Небывалый случай — Пасха без солнышка: у храмов перешептывались, расходясь — роптали.

— Видать, приспичило владыке, — сказал президент, нехотя одеваясь. Хмурому утру он не удивился: жизнь дала трещину, даже на каникулах не дают отдыхать. — Приглашай, — устало и раздраженно сказал он Гуртовому.

Последнее время церковники докучали ему крепко, просьбы сыпались самые необычные. Суммируя их, президент отмечал растущий аппетит, какой бывает у щук: осенний жор перед зимней спячкой. Зимой не подают. Но куда более это напоминало средневековье. Церковь богатела, государства хирели и рассыпались; и ладно бы святые отцы клали глаз, а там и лапу на собственность государства, они приохотились давать советы в политике!

Выходя к патриарху, президент знал точно, ради чего тот оставил паству в первопрестольный праздник, и твердо решил дать отпор владыке.

— Христос воскресе! — провозгласил патриарх, разбрасывая щепотью крестики вокруг себя — так быстро и мелко крестил он воздух президентской обители. Президент смиренно приложился к ручке и неожиданно увидел себя со стороны, будто в спектакле.

«Воинственный всмятку!» — подмывало ответить, как внучка учила…

Вспомнил он, но желание нахулиганить не оставило его, он и поглядывал на патриарха насмешливо, и, судя по глазам старца, озадачивал того отменно.

— С чем пожаловали, владыко? — без долгих отступлений спросил президент. Патриарх сам славился прямолинейностью. Оно и лучше: мы рано встретились, мы быстро разойдемся.

— Просить хочу за чадо нерадивое, — уверенно вступил патриарх. — За генерала Шумайло.

— Чего это он стал нерадивым? Очень подвижный, везде успевает, — дал свою вводную президент, сразу расставляя точки над i: — Причастность к торговле наркотиками доказана, аморальность доказана, подпольная коммерческая деятельность и неуплата налогов доказаны. Генерала Шумайло ждет трибунал, а это не наша с вами епархия.

— Дениса Анатольевича оклеветали. Мы прозевали начало их вражды с генералом Судских и теперь обязаны вступиться за невинно пострадавшего.

— Ваше преосвященство, я не уверен, что генерал Шумайло столь же рьяно посещал храм Божий, как места греховные, а посему мы, — президент язвительно надавил на последнее слово, оскорбившее слух, — не вправе заступаться. Пусть суд рассудит. Закон жесток, но справедлив.

— Вот и я о справедливости! Я не против судилища, но против жестокости, — подчеркнул свою позицию владыка.

— О каких жестокостях вы говорите? — покоробило президента.

— О тех, которые последуют, едва его сведут в узилище.

— Судилище, узилище, — повторил президент, затушевывая невольный сарказм. — За ним столько грехов, что пыток не подыскать, соответствующих прегрешениям.

— Вот видите, — зацепился патриарх. — Ведь будут пытать?

— Не ловите на слове, владыко! — открестился от навета президент. — Все одинаковы перед законом!

— Но безвинные страдают больше.

— Какие безвинные? — насторожился президент.

— Нет у нас справедливых законов, а исполняющие их мздоимцы и люди случайные, — высказался патриарх и воззрился на президента.

— О владыко! — сразу не нашелся президент, но съязвить патриарху очень хотелось. — А что же Святая церковь не помогает государству принимать справедливые законы? Если выгодно, «Десять заповедей» тут как тут, не выгодно — этим пусть занимается светская власть. И чем это так мил генерал Шумайло Церкви? Притоны содержал, из отрядов «юных христиан» создал банды, где укрывались отпетые нехристи. Да что мне убеждать вас, и сами хорошо наслышаны! Вот лучше ознакомьтесь, — закончил наконец президент и пододвинул патриарху заранее приготовленную папку.

— Не стану читать эти мерзости, — отодвинул ее владыка.

— Не верите или не хотите? — уточнился президент.

— Не верю и не хочу, — поджал узкие губы патриарх. В седых волосьях бороды их будто зашили.

— Не хотите, не надо, — с легким сердцем забрал папку президент. Данные о правонарушениях Шумайло привез полковник Бехтеренко на первое знакомство. Умный Судских знал, чем наполнить эту папку, чтобы президента не мучили сомнения.

— Вы очень неосмотрительно приблизили к себе генерала Судских, это принесет всем нам неисчислимые беды, — дал понять патриарх, откуда пришла пасквильная папочка.

— Ну да? Как раз Судских полно олицетворяет мужа и чин, из чего складывается мужчина. О государстве радеет, пороков нет.

— Это дьявол во плоти! — зло пристукнул посохом владыка.

— Да ладно! — отмахнулся президент.

— Судских занят богомерзкими делишками, это доказано, — напирал патриарх. — А грехи Шумайло мирские. Судских посягает на власть Божью, отступнику Илюшке Трифу потворствует!

— Вот оно что! — весело воскликнул президент. — А ваши братания с Папой римским? Это, видать, не мирское, да? То-то в России католиков прибавилось. И это бог с ним. А вот то, что Шумайло позволил Церкви без налогов водочкой подторговывать, — это Божье или мирское? Так я вам скажу, владыко, сам: дьяволу помогаете.

Владыка задохнулся от гнева. Да еще этот опасный поворот темы. Выручил сам президент, спросил примиряюще:

— Так в чем провинился несчастный Триф?

— Богу — Богово, кесарю — кесарево! — отрезал патриарх.

— И я за то, — поднял указующий перст президент. — Давайте не ссориться. Занимайтесь Боговым, а я кесаревым.

— Во все времена, — веско излагал неперегоревший еще владыка, — людишки слушались своих пастырей. Святая церковь никогда не ошибалась в выборе пути, спасала паству от искуса, уводя в лоно Божьего промысла, где не властен змей-искуситель.

— Ой ли, владыко? Так уж и не ошибалась? Мы, коммунисты, не хуже Церкви можем задним числом правоту доказывать, а что не получилось у партии, списать, как вы сказали, на людишек.

— Не кощунствуйте!

— Ив мыслях нет! — весело ответствовал президент. — Поймите меня правильно, владыко, я вам не враг, ноша моя тяжела, но, даже будучи отъявленным атеистом, я верил в Божье начало, верил, стало быть, Церкви, а нынче изуверился. Силы Божьей не чувствую, — решился быть прямым президент, еще больше покоробив патриарха.

— Изверие есть дьявольское наваждение! Но крепок единый и святый, надзирает он за отступниками, — попугал патриарх.

— Да? А почему же дождь полил в светлое Воскресение?

— Значит, диавол сошел на землю. Это его знак.

Патриарх встал. Поднялся и президент.

— Хотелось бы тем не менее в это святое утро просить вас, чтобы Шумайло до суда не содержали в заключении. Это вы можете обещать? Не велика ведь просьба…

— Не могу, владыко, — вздохнул президент. — Шумайло уже под стражей. Он отступник и государственный преступник.

Президент проводил гостя до патриаршего «роллс-ройса», получил новую порцию крестиков и приложился к святейшей ручке, радуясь, что вполне легко разделался с просителем.

Рано радовался. Он понял это, едва столкнулся взглядом с помощником.

— А ты какую пакость готовишь? — спросил он настороженно.

— Заместитель генерала Шумайло передал вам это, — сказал Гуртовой и протянул папку, крест-накрест оклеенную скотчем.

— Ладно, — взял папку президент и направился в застекленную веранду за спальней. Веселость улетучилась.

«Ответный удар», — понял он. В этом мире грешат все, каются многие, раскаиваются единицы, и никто не в силах сокрыть грехи. Спрос рано или поздно наступает.

Он даже не стал заглядывать внутрь папки, знал свои давние грешки, а один ли, два вызнал Шумайло — один ответ.

Он вернулся, отсидевшись минут десять. Вызвал Гуртового.

— Что просит за эту папку Шумайло?

— Беспрепятственно выехать за рубеж.

Один спросил, другой ответил.

— Бывший начальник президентской охраны? Будет там торговать секретами? — естественно, возмутился президент. — Никогда!

Гуртовой пожал плечами: вам решать. А выбора нет.

Президент долго смотрел в ненавистное лицо своего помощника, который оплел его невидимыми путами, и так ему опостылел этот плен, что он решился одним махом разрубить узел самих пут.

«Черных с красным не берите, да и нет не говорите».

Он перевел дух и нажал кнопку вызова охраны. Была не была!

Вошел Бехтеренко, едва покосился на Гуртового у одной створки, стал у другой.

— Святослав Павлович, господин Гуртовой совместно с господином Шумайло предложили мне торг. Вот за эту папочку, я даже не заглядывал внутрь, предлагается выпустить Шумайло за бугор.

— Я здесь ни при чем! — не ожидал такого исхода Гуртовой.

— Еще как при чем! — побагровел от возмущения президент. — Минуту назад я видел и убедился.

— Как прикажете поступить? — спросил Бехтеренко, сдвинувшись к проходу, едва Гуртовой сделал шаг туда же.

— Мне такой помощник больше не нужен, — сказал президент и повернулся спиной к двери.

— Пошли, — дал понять Бехтеренко, что просьбы излишни.

Свое новое назначение он воспринял двояко. Грядущая генеральская звезда и сам высокий пост льстили, но смена обстановки тревожила. Прежняя ниша была по размеру, не требовалось поджиматься, сгибаться, всюду свои, ценят и уважают, а в этом «гадюшнике» — так он прямо высказался в разговоре с Судских — свои правила и уложения, учиться которым поздновато. «Считай, зона действия УСИ расширилась», — не принял отговорок Судских.

«И что мне делать с этим провинившимся?» — соображал он, выводя Гуртового. Чтобы не поддаться на соблазн самому вести дознание, он вызвал дежурную машину и велел охране везти Гуртового в Ясенево.

Судских не очень обрадовался подарку бывшего заместителя.

«Только этого мне не доставало!» — разозлился он.

Арест Гуртового, розыск Шумайло означали новый виток непонятных ему аппаратных игр. Все это напоминало ползучий переворот, тридцатые годы, и сам он вовсе не досужий зритель, его втягивают в эти игры, не объясняя правил.

«А коли так, возитесь без меня», — решил он и с полдороги завернул машину с Гуртовым на Лубянку, позвонив следом Воливачу.

Как ни странно, Воливач очень обрадовался:

— А у меня для тебя ответный подарок! Дейла арестовали!

— Повод?

— Шпионаж! — захохотал в трубку Воливач. — Потрясем для приличия и отправим в землю обетованную. Как персону нон грата. Это тебе вроде как дежурное блюдо, а вот на десерт смотри что: при задержании Дейла в его номере изъяли чуть ли не всего Достоевского. Полное собрание сочинений и много отдельных книжек в дореволюционном и более поздних изданиях. Это, конечно, не повод, но очень интересно. Что думаешь?

— В недоумении, — ответил Судских, в самом деле не улавливая, чего ради матерый шпион обложился Достоевским.

— Хочешь побеседовать с ним?

— Пока нет, Виктор Вилорович, — отказался Судских и напомнил: — Арест не повлияет на прохождение выгодного кредита?

— Какой там кредит! — выругался Воливач. — Форменный аферист! Липовая крыша.

«Так я и думал», — успокоил себя Судских. Интересно будет при беседе с Дейлом кое в чем уточниться.