Набат

2 — 10

Хироси брел вдоль берега. Влажный песок съедал отпечатки ступней, едва он делал очередной шаг. Приятно было ощущать прохладу и ускользающую ласку песка. Он ни о чем не думал. Погрузился в волглую зыбкость раздумий, как ступни в песок, и пребывал в небытии. Сам себе он казался нереальным.

В день токийского землетрясения он долго бродил в улочках за Гиндзой и сознавал свою никчемность в этом сумасшедшем городе. Беспечные люди не замечали его. Одному прохожему он специально подставил плечо, тот даже не обратил внимания. Раньше извинялись… Он сел в электричку, уехал в Нодаима и чрезмерно напился. Очнулся он от резкого света солнца в глаза и сразу не понял, где находится, будто у чертей в аду…

«Вот так нажрался…»

Приподняв голову и щурясь от боли, он увидел, что от его ложа начиналось ничто. Ничто! На пятнадцать метров вниз земля опустилась, черный отвесный провал зиял перед ним.

Не было электричества, не работал телефон. Включив приемник на батарейках, он услышал страшную новость: Токио не существует.

В состоянии полной прострации Хироси выбрался наружу, брел наугад, пока не наткнулся на отряд спасателей. Его узнали и разглядывали с ужасом. От помощи он отказался, лишь попросил доставить его до ближайшей железнодорожной станции…

— Вы доберетесь сами, Тамура-сан? — участливо спросил старший команды.

— Не беспокойтесь, — ответил Хироси. — Меня уже нет…

Хисао Тамура сообщили о происшествии с сыном. Отец послал за ним лимузин к поезду. Хироси отказался ехать сразу домой и попросил отвезти его к побережью, пообещав быть дома к обеду.

Он с малых лет любил эти места и частенько убегал к морю. Отец страшно ругался на слуг, если они упускали его из виду. Рассказы о коварных волнах-тягунах «тоенами», зыбучих песках «цунадзя» не пугали, именно хождение к границе сверхъестественных сил тянуло маленького Хироси. Может быть, поэтому он стал сейсмологом. Он улавливал ток этих неведомых сил, они переселялись в него, тогда стоило больших трудов и напряжения, чтобы не поддаться искусу и не перевоплотиться в дьявола. Вот этого — не вернуться назад — он боялся.

Песок стал подбираться к щиколоткам, Хироси отрешился от раздумий. Странно, подумал он, влажная граница наката служила ему тропинкой, он не уклонился в сторону ни на дюйм…

«Я попал на полосу «цунадзя»?»

Инстинктивно он отступил влево. Там песок был суше, но уходил из-под ног с легкой вибрацией.

И тогда он почувствовал дрожь в самом себе. Она поднималась от ступней.

«Нет, — унял он желание убежать отсюда. — Спокойно».

Однажды еще студентом университета Васэда, он был на островке Инамба в пору землетрясения, готовил отчет за практику. Хироси испытал тогда это чувство, но другое явление осталось отчетливым: когда начиналась вибрация в ступнях, передавая дрожь телу, небо меняло цвет от голубого к синему и дальше к фиолетовому. И тогда его осенила мысль: он находился в середине радуги, в конечном отрезке разноцветной цепи — где сидит фазан, а с красного цвета начинается светопреставление, начинается дьявольское таинство…

Небо налилось синевой, фиолетовые подпалины охватывали горизонт.

«Быстрей, быстрей!» — толкал его страх, а разум изо всех сил выдирал ноги из зыбучего песка, и он, как краб, боком уползал от моря. Ноги уже вязли по голень.

Фиолетовый цвет победил, дьявольски зеленело снизу, перемена лихорадила Хироси. Он устал сопротивляться. Закрыв лицо руками, он ждал, когда его засосет с головой, лишь бы спрятаться от зеленой напасти. Мыслей не осталось, было предчувствие смерти.

«Я сам предсказал это, — шептал он. — Это я дьявол. Я умер давным-давно, и все вокруг придумано мною… Прощай, отец».

Ноги уперлись в твердь, и следом какая-то сила стала выдавливать его из песка. Перемена вернула ему разум, он отнял руки от лица, закрутил головой во все стороны, отыскивая причину своего спасения, а неведомая сила поднимала его над песком, и вновь вернулся страх. Песок ссыпался с Хироси, и он заорал: смерть снизу отдавала его в руки смерти наверху.

Подъем прекратился, и Хироси завис высоко над ходившими ходуном волнами песка. Случайно глянув под ноги, он увидел, что неведомая сила оказалась всего лишь остовом деревянного корабля, занесенного песком, без мачт и снастей, и сам он стоит на юте этого дряхлого создания, которое стихия отторгнула из недр, как некогда захоронила его там.

Толчки усилились. Стараясь удержаться на ногах, Хироси пробрался к середине и вцепился там в торчащий из палубы огрызок бруса. Оглядываясь по сторонам, он не различал, где гуляют волны, где хороводит песок, а яично-желтое небо смеялось над ним, и оранжевые сполохи метались в вышине, завывали ветры, что-то трещало и гулко выстреливало, и он орал непрестанно на одной ноте отчаяния.

Что-то резко свалилось на него, он отпрыгнул, не чувствуя боли; удар пробудил в нем человеческий голос.

— Отец! Отец! — закричал он и намертво вцепился во что-то.

Отчаянный крик стоил ему остатков сил.

Очнулся Хироси среди беспорядочных всплесков воды. Огрызок бруса, в который он вцепился на корабле, держал его на плаву. Из-под красного покрывала пробивался неживой цвет, подобно мертвенной коже тела, не видевшего солнца. Море вокруг чернело и пузырилось. Хироси будто варился в холодном месиве дьявольской похлебки. От оцепенения он снова лишился чувств.

Второй раз он пришел в себя от постукивания бруса. Хироси открыл глаза и прямо перед собой увидел нагромождение камней, похожих в голубовато-белесом свете на брошенные исполином кубики. Твердь… Хироси решился оставить ради нее спасительный брус. Пальцы не хотели разжиматься. Он заплакал.

Минут через пять оцепенение отпустило, и он очень медленно стал взбираться к верхушке нагромождения.

Громадные кубики оказались тесаными камнями из основы отцовского дома. Он стоял на развалинах. Часть суши перед ним съехала на дно, а сзади чернела безжизненная земля. Родовой дом Тамуры был единственным каменным строением в округе.

— Отец! — тихо позвал Хироси с глубокой болью. Окружающая пустота добивала. Он сел на камень и разрыдался.

Похоже, день перевалил на вторую половину. За голубоватой взвесью угадывался оранжевый солнечный блин. Он был за его спиной, оглядываться не хотелось. Какая разница, день или вечер, если земля стала ночью…

«Что мне делать? — с острой печалью подумал он. — Неужели я один-одинешенек?»

Хироси чутко прислушался, стараясь среди хаотических в. сплесков воды и посвистывания ветра различить хотя бы один живой звук.

До него донесся стон, исходящий снизу. Хироси прилип к щели между камнями. Оттуда тянуло хладом, оттуда доносился стон.

— Отец! — что есть сил закричал Хироси. — Отец!

— Это Мисаки! — услышал он приглушенно. — Я здесь один.

Мисаки был личным секретарем отца.

— Где все, где отец? — кричал в щель Хироси, стараясь всем своим существом проникнуть туда, пока жива надежда.

— Никого нет. Я не знаю. Господин Тамура был на задней террасе. Я находился в нижнем зале. Помогите-е-е!

Слова отчаяния подкрадывались к Хироси, он почти потерял сознание. Спасительным оказался стрекот лопастей вертолета. Он вскочил, замахал руками.

— Здесь я! Здесь! — возвращалась в его крике реальность.

Из голубоватой взвеси показался размашистый силуэт. Вертолет обследовал новообразование суши, а Хироси казалось, что это к нему спешит помощь.

Но его заметили. Вертолет завис над ним, прямо на голову стала опускаться люлька аварийного подъема. Поймав ее край, Хироси крикнул наверх:

— Подо мной живой человек!

— Поднимайтесь быстрее! Сюда пошлют команду спасателей!

Увиденное с высоты поразило Хироси еще страшнее. Золотистое прибрежье исчезло, прямо от рваной кромки воды начиналась чернота, без единого кустика, лишь далеко к северу что-то зеленело.

— Кто вы? Как вам удалось спастись? — спросил спасатель с нашивками сержанта Сил самообороны.

— Я Хироси Тамура, сейсмолог!

Лицо сержанта исказилось.

— О вас писали все газеты! Вы дьявол! Вы накликали эту беду! — бросил он обвинения сквозь стрекот вертолета через открытую дверцу.

Только сейчас обескураженный Хироси вспомнил, что ни разу в своих злоключениях он не помянул Бога. Он не знал, что отвечать сержанту, а тот, сжав кулаки, придвигался к нему, будто собирался вытолкнуть через открытую дверь.

Хироси испугался этого.

— Я предупреждал! Я ничего не накликал! Я предсказал беду! — дрожа, кричал Хироси. — Я ученый. Это ваша беспечность!

Спасатель как-то обмяк, и Хироси увидел крупные слезы в его глазах. Когда сержант заговорил вновь, это был уже другой человек.

— Весь северо-восток Хонсю поглотило море. В юго-запад-ной части большие разрушения. После Токио пришел черед Осака и Киото, Кобэ в мгновение накрыло прибрежной возвышенностью. Нигде нет электричества, пожары, не работает телефонная связь, нет воды, изуродованы все дороги…

Куда же мы летим? таким же пустым голосом сиро сил Хироси.

— На военно-воздушную базу Фурукава. Там пока обошлось… — сказал сержант и сел в кресло, забыв о Хироси.

Присел и Хироси, огляделся. Он сразу опытным глазом оценил высокочувствительные сейсмические приборы в рабочем блоке салона. Картина происходящего внизу фиксировалась в мельчайших подробностях. Новые подвижки намечались на севере Хонсю, красные огоньки сейсмоуловителей вспыхивали на схематической карте, похожие на пал в степи. Получалось, с севера Японию методично пожирал дьявол.

«Господи, помоги!» — вспомнил Хироси свою принадлежность к христианам, от которых отказался в день свадьбы. Он вспомнил о могущественном Саваофе от испуга…

Тогда явился монах. Сказал, что пришел из далекого Тибета и несет ему страшное известие: Хироси Тамура — отступник от веры предков, его отступничество несет Японии страшную беду. Хироси не дал себя запугать:

— Подтверди, что ты посланник неба.

Криво обнажив зубы, без слов монах выставил ладонь. На внутренней стороне Хироси увидел наколотый красной тушью значок, похожий отдаленно на иероглиф «день».

— Почему именно я повинен в этом? Мало ли христиан в Японии?

— Ты не имел права, боги даровали тебе великий дар предупреждать о несчастьях. Теперь тебе не будет веры, тебя будут обвинять в них, — бросил монах и немедленно ушел прочь.

«Господи, единственный! Прости меня, хотя я ни в чем не виноват! Клянусь остаток жизни посвятить спасению моих сограждан!» — шептали его губы. Сейчас, как никогда, он верил в Бога.

Вспыхивали огоньки на карте, вертолет летел своим курсом. Слегка покачивало. От незнания своей вины Хироси было горько на душе. «Плохо быть умным», — подумал он отрешенно.

Какая-то деталь насторожила его, когда он перебирал в памяти свои расчеты: цифры выпирали настойчиво, складываясь в непонятную закономерность, еще и цвета радуги о чем-то подсказывали, сбивая: красный-оранжевый-желтый-зеленый-голубой-синий-фиолетовый… По опыту он знал: если какой-то фактор заявляет о себе настойчиво в его мозгу, значит, неспроста.

— Какое сегодня число? — спросил он, оставаясь во власти размышлений.