Колонист «Вано»

Глава 7. Чересчур каменистая

Дневник Листова И.А.

Позднее утро первого дня в новом мире

Дверь открылась с тихим, едва слышным щелчком. Свой второй выход я решил совершить к подмеченным сквозь окно зарослям: то ли мха, то ли подобного ему растения. Оно — растение, то есть — густо облепило несколько камней где-то в пятидесяти метрах от моего жилища.

Надо признать, что два трико защищали от холода не лучше, чем одно. И если бы температура на улице не поднялась, замёрз бы я снова очень быстро. Но даже с учётом этого положительного фактора, жарко мне не было — отнюдь.

Особенный дискомфорт доставляли мелкие камешки и неровности на земле, по которым приходилось топать голыми ногами. А мои голые ноги не привыкли топать по камешкам и неровностям. Они привыкли к анатомически правильной, удобной до безобразия, универсальной мягкой подошве!..

Так что к зарослям предполагаемого мха я бежал, чуть ли не поскуливая от боли. Каждое столкновение моих изнеженных ступней с землёй оборачивалось новой порцией страданий. И хорошо, что я человек терпеливый и готов был к трудностям. Подозреваю, что большинство моих товарищей по колонизации не прошли бы и десятка шагов.

К моей непередаваемой радости, цель моей вылазки — тот самый предполагаемый мох — была сухой. Небольшие свежие побеги общей картины не портили. Пушистая сухая поросль почти идеально подходила для утепления.

Одна беда — пихать между двумя трико «мох» вперемешку с землёй не было никакого желания. Однако гадское растение, будто в насмешку, легко отделялось от поверхности, на которой росло — но только вместе с изгвазданными корнями. Каменная крошка, пыль, земля… Это подпускать к своему телу я не собирался.

Конечно, говорить о гигиене тут было явно рано. Но и лишний раз пачкаться не хотелось. У меня пока не было постоянного источника воды. И пока его не будет, мне стоило ещё сто раз подумать, прежде чем один раз изгваздаться.

Корни приходилось немилосердно срезать своим импровизированным каменным орудием. А оно ничего резать не хотело, как бы намекая, что всего несколько часов назад было простым камнем — и быть чем-то иным наотрез отказывалось.

Однако дело шло, хоть и медленно. За двадцать минут я нарезал не так уж и много. Зато руки работали, а голова — думала. Думала о том, как выживать в новом мире. А ещё о том, почему другие колонисты моей группы не пытаются выбраться из своих жилищ.

Гадский инструктор мои мысли подслушал. И даже ответил на них своим комментарием.

— Думаю, они обязательно выберутся завтра, — сообщил он.

— А почему ты так думаешь? — охотно отозвался я.

— У них будет немалый стимул заработать баллы! — ответил тот. — Они переживут одну долгую и холодную ночь. Насколько я знаю, ваш вид плохо переносит низкие температуры. И даже температуры, близкие к нулю, он переносит не слишком хорошо.

— Знаешь, наш вид в голом виде и нынешнюю температуру плохо переносит! — мысленно заявил я инструктору, продолжая резать странные побеги. — Так что по логике вещей люди уже должны были показаться.

— Ты просто забыл, что, помимо непереносимости низких температур, ваш вид любит ночью поспать! — ехидно заметил СИПИН. — А когда два фактора — низкие температуры и бессонная ночь — совместятся, вот тогда остальные люди и выберутся из своих убежищ.

— Надеюсь, не все мои соседи такие… — обречённо заявил я, продолжая работать.

Поскольку набивать собранный урожай под комбинезон я мог только с одной стороны — спереди, то именно так и делал. Отчего работать становилось всё сложнее и сложнее. У меня стремительно рос непомерно большой живот и грудь — конечно же, из мха. Однако я уже прекрасно понимал, что очень скоро моя отважная вылазка закончится. От холода начинало сводить пальцы. Причём как на руках, так и на ногах.

Чем меньше у меня было мыслей по делу, тем больше в голову лезли мысли о местной фауне. Конечно же, чужой и незнакомой, а потому — наверняка! — злой и агрессивной, только и мечтающей мною закусить. И чем больше я думал об этом, тем больше изводил себя.

Нервы, как натянутая струна, звенели под порывами ветра. Я постоянно оглядывался, реагируя на каждый подозрительный шорох. Даже на тот, который сам же и издавал, дёргаясь и оглядываясь. И вместе с холодом это создавало такое внутреннее напряжение, что скоро я не выдержал, сдался и двинулся в обратный путь.

Назад я возвращался, как пингвин. Шёл мелкими шажками, а руками поддерживал собранный мох, который теперь выпирал впереди меня большим животом. Ноги хоть и ставил аккуратно, но ступням всё равно было больно. А холодный горный ветер обдувал оба моих трико и бедное замёрзшее тельце.

Когда дверь моей капсулы с тихим щелчком закрылась за спиной, я испытал небывалое облегчение. Ноги подогнулись, и я опустился на пол, с удовольствием впитывая исходящее от него тепло. Удивительное дело: даже зная, что моя капсула не гарантирует абсолютной защиты от нападения, я, тем не менее, чувствовал себя внутри гораздо увереннее.

Немного согревшись, я разрешил себе двадцатиминутный отдых. Просто лежал и наслаждался теплом, комфортом и защитой. Меня даже начало как-то незаметно клонить в сон…

Дневник Берёзовой А.В.

День первый, истерика сто первая

Очередная истерика закончилась в тот момент, когда я заметила в окне этого парня. Одно дело — истерить по поводу своей нелёгкой судьбы, когда вокруг одни белые стены, белый стол и белая кровать. И совсем другое дело — продолжать истерику при тех же вводных, но когда за окном происходит что-то интересное!

Нет, я, как и все уважающие себя девушки, конечно, не забыла причину своей истерики, а заодно слёз и ужаса. В конце концов, достаточно было окинуть внимательным взглядом свой белый гимнастический комбинезон, больше похожий на мечту посетителей стриптиз-клуба, чем на одежду. Этого уже было достаточно, чтобы реветь в три ручья!

Всю свою жизнь я надевала на себя откровенные платья, чтобы именно сегодня узнать, что все они были истинным воплощением целомудрия! Этот комбинезон облеплял тело лучше, чем жидкий текстиль! Хотя, конечно же, ни одна модница не додумалась бы выйти в наряде из жидкого текстиля на улицу. Такие «безбашенные» на Земле только по подиумам ходили.

Да если бы я сейчас вышла на сцену стриптиз-клуба, меня бы освистали за развратный вид! Всё-таки в стриптиз-клубах, насколько я знаю, принято красиво раздеваться. Никто там сразу голым на сцену не выходит. Хотя куда мне на сцену с моей складочкой на животе…

И вот не надо говорить, что она у всех есть! И не надо укорять, что я просто сидела, ссутулившись! Я её вижу! Всё! Конец моей жизни в этой складочке! Вот она — гадина жирная! Подчёркнута комбинезоном во всей своей ужасающей красе. Если в нашей группе есть хоть одна фитнес-няша с кубиками пресса — я удавлюсь… Или лучше няшу удавлю!

Я с омерзением прихватила пресловутую складочку пальцами, которые предательски соскользнули… Складочка не стала меньше: она всё ещё была слишком заметной. Просто пальцы немного замёрзли и потеряли чувствительность.

Я бы, конечно, снова поистерила…

Но… Там, снаружи, шёл парень, который набил себе что-то под комбинезон, а теперь, нежно поддерживая свою ношу руками и осторожно ступая по земле, напоминал беременную женщину. Я слезла с кровати и нерешительно прилипла к окну, наблюдая, как этот мой собрат по несчастью двигается к своей капсуле.

— Вот видишь, кто-то уже занят делом! — подала голос проклятая СИПИН. — А ты всё сидишь и плачешь, теряя запас биологических жидкостей. И даже не поела.

— Почему ты так настойчиво советуешь поесть?! — возмутилась я. — Хочешь, чтобы я стала совсем жирной?!

СИПИН вводила меня в заблуждение своим бодрым женским голосом. Она напоминал одну из тех подружек, которые постоянно советуют какие-то гадости — и которых постоянно надо ставить на место, не давая им забыть о том, что ты не забыла, какие они на самом деле.

К сожалению, СИПИН даже такой подружкой не была. Она была роботом, а потому совершенно не умела смущаться или тушеваться. А ещё СИПИН выдавала в ответ совсем не те реакции, которые выдают приличные дуры-подружки.

— Не думаю, что на рационном питании можно, как ты выразилась, стать совсем жирной, — заметила СИПИН. — Хотя, полагаю, набрать жировую прослойку тебе бы не помешало. Всё-таки она неплохо защищает от холода.

— Завали, дура… — «ласково» попросила я.

— Не думаю, что определение «дура» подходит тому, кто знает в тысячу раз больше, чем ты сама! — совершенно по-человечески фыркнув, отозвалась СИПИН.

— Слушай, ну попросила же: завали! И без тебя тошно… — буркнула я, не желая спорить с навязчивой программой, и немедленно перевела тему: — Что он себе под трико набил?

— Не могу тебе рассказать, лишая радости новых открытий, — отозвалась СИПИН. — Выйди и сама спроси!

— Ой-ой-ой… Не может она!.. — пробурчала я.

Да, Анна Викторовна… Была ты обычной дурой, а стала умалишённой дурой. Уже не просто споришь с голосами в своей голове, а даже просишь их заткнуться. Ну кто?! Кто мешал мне потерпеть два дня до гонорара от компании за маленькую подработку? Нет, попёрлась, дура: «недотитьки» второго размера — вперёд, «недоволосы», ниже плеч не отрастающие — назад, а на лице улыбка блаженной идиотки! За займом пошла… Красивой хотела стать… На свидание с хорошим мужиком ей захотелось…

Ну и где теперь этот клятый ухажёр со своим клятым рестораном?! Один мужик на горизонте, да и тот претендует на премию Чаплина, которая по-прежнему ждёт своего мужчину на далёкой Земле… Очень далёкой Земле…

Ну вот зачем тебе понадобился этот займ, Анна?! Зачем?! Почему ты такая дура?!

Парень за окном споткнулся и, судя по движению губ, витиевато выругался по этому поводу. Потом топнул ножкой, напоролся на острый камень, снова выругался… И зачем-то принялся грозить кулаком окружающему пространству.

У меня из капсулы это окружающее пространство хорошо просматривалось: седые шапки гор, крутые скальные кручи, плоскогорья, поросшие какими-то зарослями, и серая равнодушная дымка облаков. Не пространство — а прямо-таки величие! И это самое величие плевать хотело на угрозы маленького (по сравнению с ним, а так-то парень высокий!) человечка с большим пузиком. Однако он всё равно грозил… И это было, как минимум, забавно.

Я улыбнулась. Наверно, впервые за это утро. В голове сама собой всплыло слово, которое лучше всего характеризовало молодого человека снаружи: «Чучело!». Отчасти потому что он свои обиды проецировал на грозный новый мир, а не на собственную глупость. А отчасти потому, что был набит каким-то сеном — если судить по тому, что торчало из ворота комбинезона.

— Ну и чучело… — пробормотала я, улыбаясь и слегка пританцовывая на месте, чтобы согреться.

— Смею заметить, что человек, так нелестно тобой охарактеризованный, пока единственный в вашей группе не страдает от холода в своей капсуле! — испортила мне настроение своим ехидством СИПИН. — Так что, если он и чучело, то устроился совсем неплохо. В отличие от тебя.