Колонист «Вано»

Короткая морда сделала рывок, зубами вцепившись Лене в грудь. Голова бестии дёрнулась, мотая женщину туда-сюда, как тряпичную куклу… А потом лапы ослабли, челюсти разжались — и, тихо булькая, хищник наконец-то сдох.

Вот только Лена…

Я чуть не пропустил момент, когда на меня кинулась первая, самая опытная бестия. Надо же: выжила, тварь… Зубы цапнули за ногу, разрывая штанину. Я сумел избежать самого страшного: вытащил конечность из пасти в последний момент, но раны вышли глубокие и плохие…

— Чтоб тебя!.. — прошипел я, отскочил, нагнулся, схватил копьё, упёрся ногой в мертвую тушу… И всё-таки выдернул оружие.

Мой враг был слаб, мой враг умирал. И всё-таки нашёл в себе силы подползти и отомстить. Я обычно такого не делаю с животными. Но этих голубоглазых бестий я за животных не считал. А значит, все моральные запреты были сняты. Копьё пробило живот, пришпиливая хищника к земле в области паха.

— Ты, сука, будешь долго умирать! — пообещал я. — Долго и больно!

А потом отвернулся и побежал к Лене. Ну как так-то, ять! Ведь ушла же почти…

— Лена!.. Лен!.. — я опустился рядом на колени.

А она как-то спокойно улыбнулась. Слишком спокойно для того, кто хочет выжить… А затем, судорожно вздохнув от боли, вцепилась пальцами мне в предплечье.

— Чёрт… И набора нет.

Лена снова улыбнулась, на этот раз натужно. А потом раскрыла сжатую вторую руку.

На ладони лежал шприц лечебного набора.

— Я сейчас, Лен… Сейчас! — пообещал я, хватая шприц и пытаясь вколоть его раненой.

Но Лена не позволила: слабо оттолкнула мою руку. И даже помотала головой.

— Ты чего?..

— Дочка у меня… Дочка… — выплюнула она слова вместе с кровью.

— Да я знаю, что у тебя дочка есть! При чём тут она?! Время уходит!

— Не вытащишь меня… Даже с набором… Не смогу ходить… — Лена упорно плевала мне в лицо правду.

Жестокую, рациональную, расчётливую правду.

— А ты сможешь, Коль… Дочке восемнадцать… Вместе брали займ… Её тоже спрашивали…

Страшные слова, смысл которых дошёл до меня не сразу. Ему ещё пришлось пробиваться сквозь пелену бессилия, злости и обиды.

Но дошёл.

— Дура-баба! — не выдержал я. — Вытащим тебя и найдём её! Не о ней сейчас думай! О себе думай, дура!..

— Я — мать… — Лена вдруг заговорила до того спокойно, что кровь в жилах стыла. Вот только слова давались ей с явным трудом. — Я не могу не думать… Про неё… Где она… Уходи, Коль… Предупреди других…

— Да ять! Я даже не знаю, как твоя дочь выглядит! — мой голос сорвался на крик.

— Не важно… Спасёшь других… Спасёшь её…

И серые глаза Лены закрылись. А в моей руке остался лечебный набор, который был мне так необходим…

«О чём ты, Лена? — думал я, глядя на спокойное расслабленное лицо. — Кого всех? Зачем их спасать? От кого?».

И тут я вспомнил, что когда мы только появились здесь, со стороны равнин приходили люди. Там стояло две группы капсул, для которых наш Алтарь был ближайшим. Первые пришли на третий день. Потом на пятый. Жаловались, что кто-то воет рядом с их посёлком. Будто стая волков.

А потом не приходили…

А затем охотники сказали, что видели издалека: одна из соседских групп куда-то отчалила. Вот только никто не пошёл проверить: а точно ли отчалили? Или их вещи лежали в кровавых следах, оставленных после пиршества голубоглазых бестий?

А потом напали на нас…

Значит, стаи хищников двигались вглубь гор, собирая богатую добычу. Посёлок за посёлком. Они шли на пиршество для своего молодняка. Как та тварь, которую я пришпилил копьём к земле. Опытная, крупная… Она вела за собой двух молодых, чтобы досыта накормить их свежим мясом.

А потом они придут к остальным нашим соседям…

И всё повторится. Снова нападение, и снова загонная охота на выживших. Но всё ещё можно было изменить. Если кто-то предупредит другие посёлки о голубоглазой беде. Если кто-то им скажет: если услышали вой — либо бегите, либо сражайтесь.

Пусть, сука, платят за наши трупы кровью своего молодняка… Пусть дохнут на копьях, под ударами топоров, истыканные стрелами… Пусть запах их палёных шкур разнесётся над местными горами. Мы — люди! Мы истребили таких, как они, у себя на Земле. Значит, истребим и тут.

Загоним их в самые дальние уголки дикой природы. Заставим их убегать, как мы сейчас. Заставим их прятаться, как приходится нам. И каждая сраная капля красной крови отольётся реками коричневой…

Просто Лена поняла это раньше. А ещё она понимала, что далеко не уйдёт. Мы вместе не уйдём. Два израненных человека. Но поняла она ещё и то, что если её дочь там, где-то в этих горах, то, предупредив людей, её можно спасти — даже не зная в лицо.

Поняла и отдала лечебный набор мне.

Иди, Коля… Иди, Пилигрим… Твоё время пришло…

От Алтаря к Алтарю, от скопления капсул к скоплению капсул.

Пусть, как пожар, разлетится весть о голубоглазых бестиях.

Пусть знают об опасности.

И я вколол себе набор.

Я уходил. Далеко за спиной оставалась капсула, которая дарила мне тепло и воду. И Алтарь с его пищевыми рационами и лечебными наборами. Я потерял всё… Даже моё копьё сломалось, когда я воткнул его в каменистую почву. Я уходил с одним медным ножом за поясом.

Не беда… Всё, что было потеряно, я сделаю снова. Накоплю сто баллов и призову свой дом туда, где буду находиться. Я начну свой бой! Бой с голубоглазыми бестиями, что решили отведать человека. И они познают его вкус! Они узнают, как мы оказались тут! Они поймут — зачем. Но станет уже поздно.

Лес, ночь, голод…

Голод выгнал её из рощи, где она воспитывала своё потомство. Лютый голод. А ещё далёкий вой серой стаи… Хромая на переднюю лапу, старая самка добралась до спуска с обрыва, а затем двинулась прочь.

Новые звери, ходившие на задних лапах, были вкусны. Но она была мудра. Она не дала своим молодым попробовать их мясо — ела сама. И наблюдала. За новыми обитателями её гор. Она видела их слабость и никчёмность. И она видела их силу.

Ей хватило ума оценить эту силу, чтобы понять, чем она грозит. Да, старая хищница могла убить любого из них. Но она не могла убить Большого Зверя, прячущегося среди камней. Никогда не могла. И никто из её сородичей не мог.

А у слабого зверя, ходившего на задних лапах, получилось. И он со своей стаей даже съел «прячущегося среди камней». Значит, тоже хищник. Правда, зачем-то сначала в огонь сунул мясо. Чуть не испортил ведь… Она всё видела, когда издали наблюдала за этими новыми зверями.

У них не было рогов, но они делали деревянные рога. У них не было когтей, но они делали каменные когти. У них не было крепкой шкуры — они надевали чужую.

Когда-то, давным-давно, её серая стая разделилась. Одни ушли служить тем, кто ходил на задних лапах, а другие — остались в лесах. А потом те, кто ходил на задних лапах, исчезли. И память о них начала стираться. Остались лишь крохи… Стаи снова стали едины.

И сейчас эти крохи памяти всплывали в голове старой самки. И заставляли её делать то, чего она раньше бы никогда не сделала. Она ведь бежала в этот лес, чтобы спасти от нового вожака свой молодняк. А теперь сама отправила молодняк к зверям, ходившим на задних лапах.

Потому что в те часы, что она спала, перед её глазами вставали картины седой старины. Времена, когда те, кто ходит на задних лапах, и серые, что служили им, шли рука об руку. Времена великих свершений и важных дел. Времена, когда её предков любили просто так.

Никто не любил старую самку. Разве что её мать, но это воспоминание почти стёрлось из памяти. Но мать любила её так, как сама старая самка любила свой молодняк. Ради своих детей она стала изгоем. И её мать стала бы изгоем ради неё.

Но те, кто ходит на задних лапах, любили её предков за верность и помощь. За то, что у новорождённого молодняка были большие глаза. За то, что её предки любили тех, кто ходит на задних лапах.

Эта концепция взаимной любви поразила старую самку в самое сердце… И придала ей сил, чтобы хромать дальше.

Вдали раздался вой серой стаи. Единой серой стаи. Много веков её сородичи не убивали друг друга без причины…

На всё была причина. Сменился вожак — убил отпрысков предыдущего. Стая слишком разрослась — сожрали соседей.

Но сегодня старая самка хромала навстречу стае, чтобы убивать в одиночку. Не потому, что защищает свой молодняк. Не потому что хочет занять своё, подобающее ей место.

Из седой старины, из памяти предков, из такой дали времён, что помнили только камни, к ней прилетел древний приказ. Приказ столь же зыбкий, столь же непонятный, сколь и родной. Приказ защищать от своих диких сородичей зверей, что ходят на задних лапах…

Серая стая, бурая стая, рыжая стая… Бойтесь!

Верная стая снова готова идти в бой!

Звери, что ходят на задних лапах, вернулись!