Философский камень

Глава 14

— План надёжный?

— А то, — подмигнул мне Сталин.

Враги откинули фронт аж до гор, попутно устраивая террор и геноцид. Нет, они не делали это из какой-то природной жестокости, как и пропаганда не рассказывает про «где-то там за бугром злые и ужасные сатанисты едят младенцев». Ничего личного, просто миром правит исключительно выгода.

А выгода такова, что на этих территориях живут люди, которые могли поддержать или поддерживали Российскую Империю. А территории самой Российской Империи… сами понимаете, не особо были рады оккупантам и с хлебом солью турков не встречали, равно как и немцев с австрийцами.

Удерживать же территории как-то нужно. Нет, можно было протянуть руку, помочь восстановится, можно было вообще не начинать войну, но… имеем что имеем. Враги решили использовать самые радикальные методы. Кроме того, турки ещё не простили русским Крым и… в общем, наверное, и что-то личное тоже было.

Так или иначе, сеча была лютая. Пленных ни капли не щадили, а взаимная грызня переплюнула даже немецкий фронт, что уж говорить про шведский.

Флот Кайзера двигался вместе с тучами, обстреливал наши позиции, австрийские артиллеристы объединились с турками показывая всю мощь их экономического союза. Снаряды летели на землю десятками тысяч каждый день. Наш же флот маневрировал и отступал, ведь не имел возможности дать достойный бой из-за количественного превосходства врага.

Однако у нас имелся козырь. Очень сильный и неожиданный, хотя враг наверняка ждёт прямо сейчас нашего ответного хода. Так что легко не будет. Впрочем, стоит признать, что присутствие Сталина меня приободряло. Этот человек шутки шутить не будет, ему бы власть дать, и он бы сам большевиков задавил и всех, кто там отделиться бы попытался, удушил.

— Сейчас лучший момент, — рядом с нами появился маг-телепортатор. — Их авангард выдвинулся вперёд, будут идти на штурм.

— Ну что, товарищ Сталин? — с усмешкой просил я. — Готовы умереть за Государя, Веру и Отечество?

— Если я умру, — Сталин хлопнул себя по фронтальным энергоблокам своего тяжёлого экзоскелета. — На тот свет отправятся все в радиусе пятидесяти метров.

— Ха-ха-ха, — тихо засмеялся я, выпуская пар из своего костюма. — Не знаю, как сильно рванёт мой, но как бы Османская Империя под воду не ушла.

А затем я кивнул, после свой знак дал и Сталин. Телепортатор же начал делать свою работу. Казалось бы, маг способный телепортироваться это буквально стратегическое преимущество, которое нельзя побороть.

На деле же точность телепортации оставляет желать лучшего и очень сильно зависит от дальности. Также дальность влияет и на энергозатраты. Кроме того, чужой магический фон вызывает помехи, так что прямо под бок Кайзеру или любому другому магу не подберёшься. Кроме того, не стоит забывать, что фонит и техника, ведь она работает на магических двигателях и магическом топливе.

В довесок ко всему враги научились предсказывать наше появление по волнениям в мироздании. Впрочем, это им не поможет.

Хлопок, на мгновение я оказываюсь за гранью физического мира. Вообще мне советовали закрыть глаза, чтобы кукухой не двинуться из-за увиденного, однако я не стал этого делать. Всё же мы находились не в каком-то пероральном мире, а в одной из граней нашей реальности. В той грани, которая и создала возможность рождения одарённых.

Через магическое зрение я с любопытством изучал истинную природу этого мира, но понять ничего не мог. Словно сельский дурак в Лувре я глядел и улыбался, не будучи в силах оценить шедевр, созданный природой. Я не знал ничего о тех, кто создавал это великолепие, не знал какую цену пришлось за это заплатить. Что уж там говорить, мне даже трудно сформулировать описание увиденного. Простым смертным же и вовсе, наверное, тяжело было здесь находится.

А затем новый хлопок и я уже лечу. Сквозь воздух, бьющий мне в лицо, впереди меня облака, а среди них плывут по небесам корабли Кайзера. Они уничтожили Вердан, превратили в руины Париж, они и горы сравняют со степями, если их повелитель прикажет. Однако всё же они не могли ничего сделать с телепортацией над их головами. И помех на такой высоте не было, ведь излучатели работали по земле.

Мы же мчались всё быстрее, но в какой-то момент достигли максимальной скорости. Из-за веса я летел быстрее всех, поэтому поверхность моей брони начала нагреваться. За собой я оставлял пар. Первыми открыли парашюты простые смертные, я же летел словно комета, лишь под конец дёрнул за кольца, слегка сбросил скорость, после чего с грохотом приземлился на палубу, что прогнулась под моей мощью.

Флагман не накренился, но верхняя обшивка повредилась, как и пролегающей под ней трубы и артефактные кабели. Тут же начала выбегать охрана, по нам открыли огонь с соседних корветов, не из орудий, а из пулемётов, которые не смогут повредить броню, но уже превращают в фарш наших солдат. Щиты мне тоже разрежают понемногу.

— Так и знал, что мы здесь встретимся! — раздался голос Гинденбурга, который среагировал спустя небольшую паузу и тут же на меня напал. — Ты стал сильнее, и сам Кайзер обсуждал твоё возвышение! Помни об этом, когда будешь умирать!

Первым делом столкнулась в поединке наша воля. Это вызвало ещё большую деформацию обшивки, металл гнулся словно картон, очерчивая границу нашей битвы. Мне сразу же вспомнились сражения с Владимиром. Гинденбург также использовал «антимагические» выпады, сводя на нуль многие мои ментальные атаки.

Кроме того и само сознание Гинденбурга превратилось в нерушимый форт с неприступными бастионами. В глаза мне бросилось и ожерелье, напоминающее тот артефакт, который я вырвал с Баторе, на первой нашей встрече. По всей видимости учёные Германии совершают прорывы везде и сразу, и в усилении психики солдат, и танки вон, и флот небесный у них хорош…

Но не дрогнул я, ведь и за моей спиной стояла вся держава. Пусть весь мир смеётся и не верит в возможность создания философского камня. Но мой боевой костюм уже сияет и барьеры мои способны останавливать крупнокалиберные снаряды. Воля моя же становится законом для армий, и даже несмотря на нашу ссору с мастером, я многое у него перенял, прежде чем он отказался вести обучение.

Опыт, знания, сила, технологии, упорство и самоотверженность — глупцы те, кто противостоит нам, ведь нас умирать, но делать. И сюда мы пришли не за медалями, не для того, чтобы показать эффективность доктрин или тех же технологий. Мы пришли убивать и побеждать, жечь и рубить, чтобы ни одна тварь не зарилась на наши границы. И неважно что говорит разведка или статистика, на зло цифрам будем делать вопреки.

— Встречайте папу, ублюдки! — раздался голос Сталина, с грохотом приземлившегося на палубу.

Загрохотали его пушки, заорали закреплённые граммофоны, чтобы каждый немец здесь слушал похоронный марш. Психологический эффект музыка оказывала нехилый. Телепортатор выкладывался на полную, телепортируя одну роту за другой. Вместе с этим солдаты не просто летели в сторону кораблей, они отстреливались и бросали гранаты. Даже если врагу удавалось сбить кого-то, то возможно этим кто-то был поручик в экзоскелете, являющийся бомбой, которая при падении устроит огненный ад на палубе.

— БИПЛАНЫ!!! БИПЛАНЫ!!! — орал капитан на мостике, подгоняя лётчиков, что покидали эсминцы для того, чтобы вступить в воздушный бой.

Но враги ещё не понимали с чем столкнулись. Война с французами тоже была жестокой, но она… она была другой. Французы, когда кончались патроны — сдавались. Русский солдат же бежал вперёд на штыки и пули, после чего хватал винтовку врага, после чего наносил удар лопаткой, каской, простой кулаком, зависит от того, что у него будет под рукой.

Большинство ближних боёв всегда инициировалось русскими солдатами. Однако недалеко ушли и лётчики, готовые идти на таран, лишь винтами повредить хвост вражеского биплана. После откидывания бомб или даже вовремя разведки, они при виде противника тут же вгрызались в глотку.

И пусть с таким подходом, что солдаты, что лётчики жили не очень долго, но зато даже опытный ас с сотнями успешных вылетов боялся вступать в сражение с русским пилотом. Потому что никакой дуэли не будет, будет грызня и резня, в которой кто-то боится за свою жизнь, а кто-то готов сдохнуть, но сделать.

— Ха-ха-ха, — смеялся Гинденбург, обмениваясь со мной ударами.

Одним за другим он использовал одноразовые артефакты. Одни создавали бураны, в других скрывалась мощь вулкана. Меня пытались сдуть потоками воздуха, обращали против меня молнии, но всё было тщетно.

Впрочем, и сам я не мог достать до Гинденбурга, к которому подключились и другие генералы. Некоторых я не видел, другие использовали редкие артефактные винтовки, которые изрыгали дуги чистой энергии, останавливая мои контратаки. Но всё изменилось, когда прямо рядом с гигантским флагманом, на верхней палубе которого мы и сражались, поднялся экспериментальный эсминец.

Прямо в мою сторону повернулись напоминающие радары изобретения, излучающие магические волны. И вдруг я почувствовал, как магия выходит из-под моего контроля. Должно быть это и есть то секретное оружие, о котором говорил Сталин. Антиполя не давали использовать магию, из-за них засбоил даже мой боевой костюм, равному которому не было в Российской Империи.

— Кажется их телепортатор выдохся, — произнёс появившийся из молнии немецкий офицер, доставший из-за спины пулемёт и открывший по мне огонь почти в упор.

— Отлично, осталось загасить этого уникума. Долго он не продержится, — ответил Гинденбург, на которого антиполя особо не действовали, наверное, он чем-то экранирован, как и другие немцы.

И тут моё сердце пронзила сабля Гинденбурга. Всё из-за того, что руны ослабли, как и мои барьеры. Только вот…

— Жизнь тебя ничему не учит, да? — с оскалом спросил я, глядя в глаза Гинденбурга.

А глаза его забегали, он пытался понять в чём подвох. Преимущество на его стороне, в моём сердце его лезвие, последние резервы расстреливаются прямо в небесах, остатки добиваются при приземлении. Ментальную магию я также не могу на него использовать как в прошлый раз.

И тут его глаза расширились, но было поздно.