Тёмные всадники

Брисеида неохотно опустила перо.

Силуэты растаяли в туманной массе, а затем вернулись в очертания их комнаты в богадельне Каркасона. Почему время, проведенное с Бенджи, всегда должно быть ограничено? Ни одни часы не могли определить, сколько времени прошло с тех пор, как она ушла к нему, но блокнот здорово пополнился, а запястье болело. Однако Энндал не двинулся с места. Он все еще сидел на подоконнике, рассеянно теребя кулон Кассандры.

– Ты в порядке? – сказала она, убирая перо и блокнот в сумку.

– Хм? Ах, да, да… Теперь я лучше понимаю поведение Менга в Китае. Очень странно возвращаться домой. Все кажется таким реальным, и все же вы все еще здесь. Два мира сливаются воедино. Это как новое измерение, которое трудно постичь…

Его взгляд снова устремился в темноту. Голос Энндала был глухим. Брисеида никогда не видела его таким хмурым. Она прочистила горло:

– Ты не голоден?

– Нет.

– Я могу принести нам что-нибудь выпить, если хочешь.

– Хорошо, как хочешь.

Брисеида схватила свою сумку и спустилась вниз, в главный зал богадельни. Когда она оказалась на первом этаже, чувство вины заставило ее пожалеть о своем побеге. Она долго не пыталась нарисовать зачарованных. Что она скажет остальным, когда они вернутся после поисков в нижнем городе? Но ей нужно было успокоиться после того, как она услышала запись отца. В большом зале никого не было и на кухне тоже. Она решила поискать брата Хасина возле собора. Если повезет, появится возможность снова встретиться с Уголином Попьяном и задать ему несколько вопросов.

Собор также казался пустым. Брисеида шла вдоль нефа в тени прохода к южному трансепту. Отца Попьяна не было видно. Она уже собиралась повернуть назад, когда увидела отца Нарциса. Он шел со свечой в руке. Брисеида была не в настроении читать проповедь. Она спряталась за массивным деревянным столом по другую сторону исповедальни, чтобы подождать, пока он пройдет.

На столе лежало множество предметов. Брисеида занялась их изучением, поскольку отец Нарцис не торопился. Кусок красного воска, чаша с чернилами, страница из дубленой кожи, сложенная вчетверо. Она развернула бумагу и обнаружила, что та пуста. Расправляя страницу, она чуть не уронила маленький кусочек позолоченного дерева. Повертев его между пальцами, она увидела, что на одной стороне выгравированы четыре переплетенные струны. Ей показалось, что она уже видела этот рисунок раньше. Но где?

Ответ внезапно пришел к ней, и по коже побежали мурашки: на сургучной печати, которой было запечатано письмо ее отца и которую она сломала на Площади Времени во время первой встречи с письмоносцем, незадолго до их путешествия в Китай. Она достала письмо из своего платья, чтобы подтвердить свои догадки. Идея казалась такой абсурдной…

Конечно же, письмо, которое она сейчас держала в руках, было вторым приношением письмоносца. Оно было не запечатано, а просто сложено, и на белой бумаге не было следов воска.

Брисеида поднесла красную восковую палочку к свече, чтобы растопить ее, свернула письмо, аккуратно нанесла воск и вдавила в него печать.

Результат не оставил сомнений. Это была та самая печать. Она смотрела, как воск застывает, когда кто-то схватил ее за руку:

– Ты поступаешь неправильно, заставляя меня приходить сюда!

– Письмоносец! – вскрикнула Брисеида.

– Письмоносец! Письмоносец! Ему надоело, что им помыкают. Письмоносец! – шипел тот, наклонившись к Брисеиде.

На нем все еще было его совершенно анахроничное кепи и униформа, которая могла бы принадлежать любому почтальону.

– Ты специально это делаешь или что? Немыслимо так поступать в присутствии химер! Можешь отдать его мне?

Он нетерпеливо потянулся за письмом, которое Брисеида крепко сжимала в кулаке.

Она спрятала его за спину в защитном жесте.

– Что вы здесь делаете?

– Ты издеваешься надо мной? Ты только что позвала меня!

– Я?

– Разве это не ты запечатала письмо?

– Кто…

Брисеида с недоумением посмотрела на свое письмо, затем продолжила:

– Тут химеры?

– Как думаешь, что это за статуи? – сказал письмоносец, сердито указывая на каменные фигуры вдоль колонн собора.

По его телу пробежала дрожь, когда он невольно позволил своему взгляду задержаться на застывших лицах святых. Он показал им язык, а затем схватил Брисеиду за запястье и втолкнул ее в исповедальню. Войдя следом, он быстро закрыл за собой дверь. Они едва помещались внутри, прижавшись друг к другу.

– Предупреждаю, больше так со мной не поступай, если хочешь, чтобы мое прошлое «я» продолжало нести письмо для твоего будущего «я». Дай письмо, сейчас же.

– Я… я хотела бы оставить его…

– Ты не получишь письмо из будущего, если будешь держаться за него! – нетерпеливо ответил письмоносец.

– Письмо не может находиться дважды в одном и том же пространстве и времени, да, я знаю, вы уже говорили мне об этом.

– Да? Тебе следовало прислушаться ко мне будущему!

– Значит ли это, что… что вы знаете мое будущее? Что вам известно то, чего я еще не знаю?

– А ты? Что ты знаешь о моем будущем?

– Просто… мы мало разговаривали…

– И мы тоже, в твоем будущем. Отдай мне письмо, иначе ты не получишь подсказки. Я не знаю всего о наших встречах, но самая последняя наша встреча тоже осталась в моем прошлом. Я процитировал фразу твоего отца, и ты признала, что, возможно, посылаешь себе подсказки: я знаю, о чем говорю. И я не останусь в этом соборе больше ни минуты.

Густой туман вторгся в сознание Брисеиды. Не понимая, она почувствовала, как горечь поднимается в горле.

– Все это так странно, месье… Как вас зовут?

Письмоносец, казалось, был ошеломлен.

– Есть ли у вас имя? – размышляла вслух Брисеида. – Возможно, нет, если вы архетип из Мира Снов, как старик…

– У песочников есть имена, у меня тоже может быть, если я захочу, – отрезал письмоносец.

Он выхватил письмо из ее рук, вышел из исповедальни и захлопнул за собой дверь. Та тут же снова открылась. Отец Нарцис изучил ее с головы до ног пытливым взглядом, бросил взгляд на пустую будку, где обычно сидел священник.

– С кем вы говорите, демуазель Брисеида?

– С… простите меня, я думала вслух, – извинилась она, глупо улыбаясь. – Мне нравится представлять, что я разговариваю со священником, это помогает успокоиться. Но мне гораздо лучше, спасибо.

Она споткнулась о ступеньку исповедальни на выходе, ударилась о скамейку, стараясь напоследок улыбнуться священнику, и вышла на солнце.

Над собором пролетела стая птиц, задев горгулий своими вздернутыми крыльями. На пустынной площади легкий ветерок ласкал ее лицо.

– Как они могут быть одновременно каменными статуями и химерами? – спросила она вслух.

– Статуи, как и все произведения искусства, являются открытыми окнами между двумя мирами. Но простой взгляд на них побуждает химеру проявить себя. Поэтому смотреть на статую – все равно что смотреть на химеру. Одно и то же.

– Вы!

Письмоносец улыбнулся Брисеиде. На нем было все то же кепи, но усы стали короче. Он протянул ей уже порванный конверт:

– Почта.

– Что это?

– Твое письмо, конечно же.

Дрожащими пальцами Брисеида вытащила из конверта письмо отца. Оно было сложено пополам и оказалось безупречно чистым.

– А вы ведь только что забрали мое письмо в соборе?

– Я? Нет.

– Ваше будущее «я».

Письмоносец, забавляясь, пожал плечами.

– Я отдала это письмо вам?

– Да.

– Когда?

– В твоем будущем и моем прошлом.

– А где?

– В комнате богадельни, где стоят две кровати. Кстати, твои друзья там тоже были.

– Почему письмо уже вскрыто?

– Именно в таком виде ты мне его отдала.

– И что это?

Письмоносец посмотрел на лицевую сторону конверта, который она ему протягивала.

– Зачеркнутые буквы. Все зачеркнуто. Мне кажется, там написано «к моему единственному желанию».

– Я умею читать по-французски, я спрашиваю, зачем я это написала.

– Кто знает?

Он схватил ее за руку и прошептал:

– Эй, ты не против, если мы отойдем ненадолго? Горгульи наблюдают за нами. Я знаю, что они ночные существа, но все же. До захода солнца осталось совсем немного.

– К моему единственному желанию – должно быть, первая подсказка, которую я оставила, – сказала Брисеида, следуя за письмоносцем через площадь. – Но я совсем не понимаю, что хотела сказать себе.

– Странно, как ты зачеркиваешь каждую букву по нескольку раз, – заметил письмоносец, втянувшись в игру.

– Вы действительно выглядите по-другому, – сказала Брисеида. – Вы будущий только что нанесли мне визит. И были не в лучшем настроении.

– Может быть, я устал играть в твою маленькую игру. Как долго ты намерена отправлять это письмо?

– Я не знаю… Разве нет простого способа отправить химер обратно в Мир Снов, если их так легко призвать сюда?

– Не уничтожая все произведения искусства, ты имеешь в виду? Я не знаю. Каждому свое. Ты пытаешься разгадать загадки, а я доставляю почту. А как выглядели мои усы?

– Отросли на два сантиметра с каждой стороны.

– Отлично, – довольно сказал он.

– К моему единственному желанию – знаете ли вы, что это может означать? Мне кажется, что я уже где-то слышала эту фразу… Но, похоже, в последнее время меня часто посещает подобное чувство, так что я не уверена, как эту фразу понимать. Как вы думаете, что это может…

Брисеида подняла глаза и замерла на месте. Письмоносец исчез. Вместо него был отец Нарцис, стоявший перед ней со сложенными руками, его взгляд был укоризненным.

– Возможно, правдивое признание послужит вам на пользу, мадемуазель Брисеида.

Брисеида засунула письмо в складку платья и помахала рукой:

– Спасибо, я приму это к сведению. Доброго дня, отец.

Энндал все еще находился в спальне. Он по-прежнему не был голоден. Остальные не вернулись. Воспользовавшись случаем, Брисеида достала блокнот и перо и спустилась во все еще пустую общую комнату. Она села у большого камина. Возможно, Бенджи успел избавиться от Уиллиса и стражника.

Бенджи ждал ее с колокольчиком в руке и кольцом на пальце, как и всегда. Он не стал объяснять, как случившееся сошло ему с рук, сказав лишь, что лучше всего будет несколько дней оставаться под прикрытием переходного отсека «Химера-Цитадель». Поэтому он с радостью обнаружил, что из круглой комнаты ей было легко пройти по следу.

Брисеида смущенно рассказала ему, как только что нашла конверт, который несколько раз отправляла сама себе. Она была убеждена в важности послания. Она старательно избегала рассказа о содержимом конверта, о письме от отца, и Бенджи сразу понял, что она что-то от него скрывает. Но он слушал, не шелохнувшись.

Ему тоже казалось, что ему знакома фраза «К моему единственному желанию». Но он не мог сказать, что она значит.

– Что странно, – размышляла вслух Брисеида, – я не узнаю свой почерк на конверте. Прописные буквы очень корявые. Похоже, что почерк специально поменяли, как будто пытаясь скрыть личность автора.

– «К моему единственному желанию» – это адрес, чтобы найти адресата: тебя. Логично, что это сообщение написал кто-то другой. Тот, кто написал это письмо тебе первым, прежде чем ты несколько раз отправила его себе. Тот, кто любит придумывать имена и сюжеты.