Нетерпение сердца

Северус поджимает губы, глядя на него сверху вниз.

— Сколько раз мы варили это зелье, Смитсон?

— Три.

— А вы?

— Четыре, — мальчик съеживается. — Сэр, я в четверг принесу, честное слово….

— Минус три балла Когтеврану, — Северус недовольно вздыхает. — За то, что буду проверять вашу работу отдельно от остальных. Сами наказали свой факультет, теперь выкручивайтесь.

Мальчик смотрит на него насупившись, и Северус идет дальше не оглядываясь. Когда они привыкнут к дисциплине? Он боялся сказать лишнего, а нынешнее поколение позволяет себе сдавать работы не в срок. Наглость! И Северус, усмехаясь, ловит себя на мысли, что преподавание понемногу въедается в него ржавчиной. И желание бросить все к чертям, скинуть мантию и уйти — уже не такое сильное, как было прошлой осенью.

— Не забудьте, что завтра собрание, — МакГонагалл сосредоточенно протирает очки бархатной тряпочкой, задержав его на лестнице между вторым и первым этажами. — Северус, вы в прошлый раз не учли все показатели за месяц, включая посещаемость. И объясните мне, по какой причине Максвелл хватает по вашему предмету одни «тролли», если по остальным ее оценки не ниже «Выше ожидаемого»?

Северус добрых две минуты вспоминает, кто такая Максвелл, и только потом осознает, что это первокурсница с темно-рыжими волосами, заплетенными в тугие косички.

— Может быть, потому, что она не может выучить технику безопасности? У нее постоянно что-то проливается, взрывается или не закипает. Минерва, я не могу заниматься с ней индивидуально, забыв обо всем классе. Если посчитаете нужным — пришлите мне ее на дополнительные занятия вечером в пятницу.

…Мэри снова играет с этим дурацким щенком у камина, отнимая у него резинового петуха, которого они купили в Хогсмиде, в крошечном магазинчике для животных. Раскрасневшаяся, Мэри выглядит такой красивой, что Северус некоторое время просто стоит не двигаясь и наблюдает за довольным выражением ее лица. Она кажется невесомой и хрупкой, как эльф из сказок, совсем не такой, как Лили — та всегда напоминала ему огненную саламандру.

— И где ты прячешь крылья? — осведомляется он тихо, но Мэри сразу поднимает на него глаза.

Ее глаза! Эти маленькие болотца, где живут такие же эльфы, как она сама. Притягивающие и не отпускающие. Как она может бояться, что он оставит ее? В его жизни не было никого лучше и никогда не будет.

— Зачем ты столько им задаешь? — Мэри придвигает к себе высокую стопку пергаментов, которая доходит до ее носа. — Это невозможно проверить. Да еще по два листа на задание!

Северус перечеркивает очередной ответ красными чернилами.

— Чем больше они пишут — тем больше думают, а значит, тем чаще используют серое вещество. Впрочем, у некоторых его нет, а у некоторых оно превратилось в дрожащее желе.

— Терпеть не могу желе, — задумчиво сообщает Мэри, пряча зевок за бледной рукой. — Как думаешь, к полуночи справимся? Кстати, я перенесла встречу с Олридж на послезавтра. Уж слишком она настойчива.

Северус закатывает глаза. Опять она про эту нахальную девчонку! Послать бы ее ко всем дракклам, и дело с концом. Но Мэри, конечно, так не умеет. Она будет вежлива и учтива с самим гриндилоу, пока тот не выведет ее из себя. У Мэри есть то, чего ему и Лили катастрофически не хватает: терпение.

Северус вдруг откладывает перо и поворачивается к ней всем корпусом.

— Чего ты боишься? — спрашивает он прямо и без раздумий. — Просто скажи мне.

Мэри сразу понимает, что он имеет в виду, и смотрит на него изучающе. Лицо ее становится чуть бледнее, но она все же отвечает едва дрогнувшим голосом:

— Тебя самого, того, который внутри. Представь — на одно мгновение — что Лили протягивает тебе руку и предлагает не дружбу, а то, чего ты так хотел, но не мог получить. Что скажет твое сердце?

Северус приоткрывает губы, чтобы ответить, но Мэри тут же касается их своими маленькими пальчиками и качает головой.

— Не отвечай сразу, пожалуйста. Подумай. Обещаю: я не буду устраивать сцен, это просто не про меня. И я понимаю, что человек может представлять одно, а когда ударится о реальность, то поведет себя иначе, но я бы хотела услышать взвешенный ответ. Сейчас, пока еще не поздно сделать шаг в сторону, пока не поздно обойти утес, а не врезаться в него на полном ходу.

Северус несколько секунд пытается осознать смысл ее слов. Ясно: она влюблена, но еще не любит так, как может любить ее верное горячее сердце. И она боится упасть в эти чувства как в омут, и ей страшно.

Остаток вечера они проводят в тишине, лишь изредка обмениваясь вопросительными взглядами. И только когда Мэри уходит спать, Северус разрешает себе откинуться на мягкую спинку цветастого кресла и, прикрыв глаза, представить себе Лили, которая вдруг признается ему в каких-то невозможных, загадочных чувствах.

Сердце едва ощутимо трепещет, как птица, которую давно сбили и которая на грани смерти, но помимо этого — есть только пустота. Он действительно преодолел этот рубеж войны за свою собственную свободу. Осталось убедить в этом Мэри. Сказать, что ему нравится, как она смотрит на мир, нравятся ее мысли, ее рассудительность, решимость и то, что она не бросается с головой в кипящий опасностями котел. Лили была для него чем-то вроде горящего факела, и он перенял его, забрал себе как настоящий Прометей — но дальше у него своя дорога.

И так жаль, что отец ничего этого не увидит и не узнает. Морщась, Северус вспоминает те странные похороны с закрытым гробом, когда ему даже не позволили взглянуть на отца. Что такого могло случиться с его лицом? Эта мысль никак не дает ему покоя. И еще Мальсибер…Чертов Мальсибер! Значит, тогда шуткой была не Темная магия, а обыкновенное домогательство. Да, Мэри всегда была привлекательной, даже в пятнадцать. Если он тронет ее хоть пальцем… То что он сам сделает? Что он может, чтобы не выдать свою настоящую сторону?

Ничего.

Ему останется или сражаться против Пожирателей, выдав себя целиком, либо во имя спасения Гарри смотреть, что Мальсибер делает с Мэри. Дьявол!

И Северус в ярости ударяет кулаком по столу. Чернильница подпрыгивает и, упав на бок, заливает лежащие перед ним работы. И почему у всех есть выбор, есть возможность действовать, кроме него? Получается, он бессилен, потому что при любом выборе кого-то предаст. Или Мэри, или Лили. Великолепно!

Мэри спит на боку, подложив ладонь под голову. В ее спальне темно, и Годрик сначала тихо рычит, не впуская Северуса в комнату.

— Перестань, Годрик, — бормочет Мэри сквозь сон. — Ш-ш-ш!

Северус садится на корточки возле кровати и кладет руки поверх ее одеяла. Мэри смотрит на него сквозь полуоткрытые ресницы и сонно улыбается.

— Что такое?

— Ничего. Я могу посмотреть, как ты спишь?

Мэри вытаскивает руку из-под одеяла и касается его волос, запускает в них пальцы. Эти мгновения безмолвного смотрения друг на друга говорят больше, чем просто слова.

Мэри

Северус в задумчивости стоит у окна вполоборота. Его профиль, четко обрисованный дневным светом, кажется высеченным из камня. Мэри некстати думает, что зря спросила его тогда о Лили. Хочет ли она на самом деле знать ответ? Нет, все-таки она предпочла бы знать правду сейчас. Потом — всегда больно.

— Думаю, еще одна вещь может оказаться крестражем, — произносит Северус уверенно. — Позавчера, когда я был у Люциуса по одному поручению, он с большим самодовольством показывал мне дневник, который Лорд отдал ему на хранение. Зачем Лорду отдавать свой дневник Люциусу? Тем более, совершенно пустой.

Дамблдор улыбается уголком губ, глядя на него поверх очков.

— Он только выглядит пустым, Северус.

— Возможно.

Мэри переводит тревожный взгляд с одного на другого.

— Но как ты заберешь дневник у Люциуса?

— Украду. Если дневник пропадет, Малфой ни за что не признается в этом. Да ни один здравомыслящий человек не признался бы. Таким образом, я избегу возможных расспросов.

Мэри сердито поджимает губы. Почему все вокруг нее пытаются влезть в самые опасные ситуации? Регулус и Лили едва не погибли, теперь и Северус собирается рискнуть собой? Сколько еще нужно жертв, чтобы кончилась эта проклятая война?

— Я против, — произносит она твердо, сверля Дамблдора взглядом. — Во всяком случае, не сейчас, сэр, когда мы только что уничтожили диадему. Кто знает, что чувствует Реддл при уничтожении крестража. Нужно выждать немного времени. Пожалуйста, сэр, давайте будем осторожнее.

Дамблдор понимающе кивает, скрещивая пальцы. Он, конечно же, заметил их отношения с Северусом и, насколько Мэри может судить по выражению его лица, он их одобряет. Впрочем, Дамблдор одобряет все что угодно, если оно не противоречит его взглядам на мир.

— Больше всего я опасаюсь за Регулуса, — произносит он тихо и как бы разговаривая сам с собой. — Оставшись без поддержки Лили, он способен на самые храбрые и самые глупые поступки. И за ним некому присмотреть, потому что Ремус не может жить на Гриммо. И я чувствую, что смерть этой девочки, Марлин, лежит на его сердце тяжелым грузом. Жаль, что она погибла, очень жаль, такая способная девочка…

Северус с некоторым ожесточением дергает плечом, и Мэри понимает этот жест: Дамблдору жаль многих, но он не прекращает работу Ордена. С другой стороны — а что ему остается?

…Перед занятием Мэри спускается в оранжерею, чтобы собрать златоглазки и наковырять свежих мокриц для вечно голодных лукотрусов. Сегодня второй курс должен будет покормить их самостоятельно на оценку. А перед этим еще нужно забежать в кабинет на втором этаже и выслушать наконец Олридж. Извинения или очередные гадости: с этой девчонкой нужно быть готовой ко всему.

— Помочь? — Северус опускается рядом и смотрит на нее искоса. — Что-то еще нужно, кроме златоглазок?

Мэри устало проводит рукой по лбу, потом кивает:

— Если не трудно, принеси немножко зверобоя. Он, кажется, вон там, за бессмертником.

Северус послушно отправляется выполнять ее просьбу, и Мэри наблюдает за ним исподтишка. Мокрицы, как назло, не ловятся, и она, вытирая грязные пальцы о мантию, решает, что сначала отправит второй курс ловить их самостоятельно. В конце концов, преподаватель не должен облегчать учебные задачи. Улыбаясь своей хитрой задумке, Мэри выпрямляется, уже предвкушая вытянутые лица девочек и восторженные — мальчишек.

— Мэри.

— Да? — она поворачивается и берет протянутый пучок зверобоя, полный жизнерадостных цветов.

— Я выбираю тебя, — его темные глаза убедительны и искренни. Мэри пытается возразить, что сейчас, в оранжереях, не то время и место, но Северус жестом просит ее дослушать. — Я давно выбрал тебя, Мэри. Еще до того, как понял, что ты — это ты. Мое сердце… оно всегда ждало кого-то спокойного, уверенного и настоящего. Я не отрицаю, что Лили долгие годы была для меня всем, но я не успеваю за ней, я устал успевать. Она из тех, кто мчится не разбирая дороги, вперед и вперед, а я больше всего люблю сидеть у огня в зимние вечера и собирать травы летом. Люблю неспешно шагать рядом с тобой в Хогсмид, люблю смотреть, как ты играешь с этим идиотским щенком. Я выбираю тебя, Мэри, потому что ты мне нужна.