Свет в океане

— Допустим, что нашёлся сердобольный хозяин, заключил с твоим бюро магический контракт и разрешил эльфу прийти к вам за свободой. После его смерти эльф перешёл к его сыну, но тот оказался заносчивым ублюдком. Эльф может терпеть дурное обращение и продолжать быть собственностью, чтобы не навлечь на себя позор, а может скрепя сердце пойти к вам, стать вольным и оставить жестокого хозяина. Тогда тот потеряет слугу, а Министерство — деньги, которые могло бы с него трясти. Кто получает выгоду?

— Только эльф, — как на уроке откликнулась Гермиона. — И всё равно он будет опозорен в глазах сородичей.

— Пять баллов Гриффиндору! Теперь возьмём меня и Кричера. Он не хочет быть свободным, никогда не захочет. Я мог бы освободить его сам в любой момент без договора с вами, без вмешательства бюро, но он сочтёт это оскорблением. Да, я пугаю его, грозясь вручить носок, но никогда этого не сделаю. Я буду и дальше платить Министерству, потому что Кричер по-прежнему моя собственность, хотя финансово мне это вовсе не выгодно. Ты понимаешь, Гермиона? Я могу дать ему свободу. Куда он денется? Ему некуда идти, он всё равно останется в моём доме. Я позволю ему работать, убираться, готовить... но он будет подавлен и обижен, ведь формально от него отказались. Таков мой долг хозяина перед домовиком: щадить его чувства. В то же время это традиция, которая позволяет нам, владельцам эльфов, чистокровкам — называй, как хочешь — считать себя выше остальных, выше полукровок и магглорождённых, у которых нет преданности маленького услужливого существа, доставшегося по наследству. Преданность — это привилегия. За неё, как и за удобство, надо платить. Деньги, которые я плачу Министерству, помогают мне чувствовать себя особенным, потому что так делали мои предки. Я становлюсь ближе к ним. Мой мир состоит из традиций, Гермиона, и не имеет значения, выгодны они мне или нет. Иногда они сковывают меня, мешают, но я не могу от них отказаться. Это моя идентичность. Что же в итоге? — продолжил Регулус, не упустив из вида, что Грейнджер приуныла. — Меня всё устраивает. Кричер счастлив. И Министерство — тоже. Это замкнутый круг, но этим он и хорош.

— Я услышала вас, господин аристократ, — хмуро сказала она.

— О нет! — он рассмеялся. — Волшебники не признают глупых маггловских титулов! Видишь, я тоже кое-что знаю из вашей истории. И до благородства духа мне ой как далеко. Всё, что нас роднит с маггловской знатью, — это чванство и дурацкие условности. Я их раб, Гермиона. Такой же, как Кричер. Они сидят вот здесь, — он коснулся волшебной палочкой виска и покрутил её. — Если бы мои предки драили рамы и стояли на голове по утрам, считая, что это улучшает сопротивляемость к порче, то я бы делал то же самое.

— Не могу понять. Зачем ты подписал договор? — прошептала Гермиона. — Это пустышка. Теперь я понимаю. Для тебя это не имело никакого смысла.

— Во-первых, не пустышка. Никогда не знаешь, какой хозяин в будущем достанется эльфу. Во-вторых, — Регулус замялся, ненавидя себя за сухость, возникшую в горле, — я подписал его, потому что для тебя это было важно. Но мы отвлеклись. Выше нос! Давай искать позитивные стороны.

— Позитивные? — Гермиона обхватила колени руками. — Ну хорошо. Да... да, большинство эльфов всем довольны, пусть и потому что другой жизни не знают. Ладно. Я смирилась. Но есть меньшинство, ради которого я и борюсь! — горячо воскликнула Грейнджер, расправив плечи. — Я хочу, чтобы эльфы, которые не хотят служить злым, жестоким хозяевам, могли от них уйти. Вот только эти хозяева ни за что не дадут им свободу без принуждения, так как иначе эльф от них тут же сбежит. А что до традиции... Если эта традиция причиняет не просто неудобство одной из сторон, а самые настоящие страдания, то от неё стоит отказаться! Я хочу, чтобы Министерство обязало всех эльфовладельцев подписать магический договор! Это не затронет порядочных волшебников, не затронет домовиков вроде Кричера, но поможет таким бедолагам, как Добби!

Блэк одобрительно покачал головой.

— Справедливо. Однако давление может обеспечить только Министерство, а ему не нужны свободные эльфы, — сказал Регулус. — Голый расчёт, Гермиона. Это невыгодно с точки зрения казны. Министерство не препятствует тебе сейчас, так как все там понимают, что на добровольный магический контракт согласятся единицы вроде меня. Сколько человек подписалось, позволь полюбопытствовать? Не уклоняйся от ответа.

— Это была всего лишь разведка боем, чтобы показать волшебникам, что бояться нечего. Если они хорошо обращаются с эльфами, то те не выстроятся в очередь за шапочкой... — пустилась в туманные дали Грейнджер.

— Я жду ответ.

— Ты уверен, что твоё призвание — не докучливый аврор? Как на допросе... Восемь. Восемь из семидесяти шести фамилий, — огрызнулась Гермиона и на одном дыхании выпалила: — Ты, Браун, Блишвик, Джордан, Вуд, Кроткотт, Мисслторп и Оукби.

Блэк снова присвистнул.

— В два раза больше, чем я ожидал.

Она смерила его взглядом, не обещающим ничего хорошего.

Ей было невдомёк, что Кроткотты, Мисслторпы и Оукби давно считались магглолюбами и предателями крови. Они дали подписи Гермионе Грейнджер, победительнице режима Тёмного Лорда, а не защитнице эльфов. Джордан и Вуд, надо полагать, — по старой дружбе. Блишвики и Брауны — чтобы отвязаться...

— Остальные отказались. Даже Августа Лонгботтом, а ведь это ни к чему не обязывало ни её саму, ни скрюченного домовика, который чуть ни рухнул в обморок, когда услышал, что ему предлагают. Если бы официальная власть...

— Пойми наконец, чиновникам в кабинетах наплевать на твои высокие замыслы, Гермиона. Они не понимают твоего языка и ничего менять не захотят. Семьдесят шесть семей, в каждой в среднем два эльфа... — отвлёкся Регулус. — Кругленькая сумма за год. А знаешь, что самое забавное? Чистокровные волшебники, которых сейчас на постах почти не осталось, могли бы пойти тебе навстречу в силу уверенности в верности домовиков, но те люди, что сегодня заняли вместо них почти всю верхушку, не поймут глубину уз между эльфами и хозяевами. Им наши традиции чужды. Они испугаются, что эльфы, получив право выбора, массово предпочтут свободу и кинутся врассыпную, а казна Министерства потеряет статью дохода. Но ты этого не учла.

— Никак не пойму: ты намекаешь, что мне пора сдаться? Что мой максимум — проверка жалоб на дурное обращение?

— Я ни на что не намекаю. Хочешь совет? Попробуй найти компромисс, — предложил Регулус, — альтернативу существующему налогу, что-то весомое, что успокоит чинуш и не ударит по карману Министерства. Не сможешь найти — придумай. Я верю в тебя. Хотя порой ты слишком наивна.

— Я перестала быть наивной, когда научилась читать, но я учту твой совет.

— Тебе недостаёт слизеринской дальновидности.

— Изворотливости тогда уж.

— Нет, этого в достатке, — ухмыльнулся Блэк, склонив голову набок.

— Так чем ваша невероятная дальновидность отличается от обычной?

— Поступая с людьми беспринципно, даже с плохими людьми, ты должна быть готова к последствиям. Ответный удар не последует только в одном случае: если его побоятся нанести.

— Ты знаешь Риту Скитер?

Регулус нахмурил лоб.

— Скитер? Журналистка?

Гермиона тряхнула волосами.

— Мне известна её тайна, то, как она добывает свои сведения. Я дважды использовала это знание против неё, и мне ни капли не стыдно! Так что я знаю, о чём ты говоришь. Я не невинный ягнёнок. Да, я действовала безнравственно, но тем самым защищала себя и своих друзей от её козней. Если понадобится — сделаю это снова.

— Право на бесчестный поступок? — хмыкнул Регулус.

Она сосредоточенно кивнула и замолчала. Тусклая лампочка над их головами издала щелчок и вспыхнула. Гермиона вздрогнула, неосознанно придвинувшись.

— Ты дрожишь, — тихо заметил Регулус и снова завозился с шарфом. Стало невыносимо жарко, а Гермиона, похоже, мёрзла. — Твои пальцы дрожат.

— Это из-за тебя. Я... я имею в виду, из-за твоих слов! Они меня разозлили и огорчили, но в них есть зерно истины. Зёрнышко. Мне надо их скорее записать, чтобы не забыть.

— Ну и у кого из нас проблемы с памятью?

— Во Франции все так одеваются? — внезапно спросила Гермиона. — Ходят на какие-то особые курсы по завязыванию шарфа?

— Шарфа? — растерялся Блэк, прекратив возню с несчастным предметом гардероба.

— Да, — Грейнджер подняла руку по направлению к нему, но, покрутив изящной кистью, безвольно опустила. — Красиво.

Регулус усмехнулся.

— Брось, Гермиона. Ты говоришь это, чтобы меня задобрить? Не стоит. Я дал совет по доброте душевной. Если я действую из корысти, то не предупреждаю. Это касается и Миргурда. Я обязательно напишу ему о твоих родителях. Хотя от награды не откажусь.

Она полностью развернулась к нему, её коленка коснулась его ноги, но он и не подумал отодвинуться.

— Почему ты такой циник?! Нет, ты не заслужил эти крылышки. Отдай назад! — она потянулась за ведёрком, но он поднял руку с ним вверх.

— Поздно, теперь они мои.

— Они пережарились, когда я их подогрела с помощью «Инфламаре», и соус горчит.

— Повезло, что у меня дурной вкус.

Гермиона попробовала добраться до крылышек, пока Регулус с торжеством не поставил ведёрко на три ступеньки выше. Она могла бы подняться за ними, если бы хотела, однако осталась на месте, лишь попыталась ткнуть его в плечо. Регулус перехватил её ладонь, переплетая их пальцы. Лицо Гермионы впервые за многие-многие месяцы очутилось в нескольких дюймах от него.

— Я пообещал тебе помочь, потому что хочу этого сам, хочу, чтобы ты была счастлива, — выдохнул Регулус. — Le cœur a toujours ses raisons.(36)

— Чему ещё ты научился во Франции? — шёпотом спросила она.

Её голос сводил его с ума.

— Вынимать пробку, не разлив вино.

— Для этого есть волшебная палочка, — не впечатлилась Гермиона.

— Ты знаешь, что французы произносят левитационные чары с ударением на последний слог?

Гермиона рассмеялась. Её дыхание искушающе коснулось его губ. Она была восхитительна. Он сглотнул, чувствуя, как стремительно учащается пульс. Подался ближе.

— Ты шутишь? Левиоса? Серьёзно?

— Винга'гдиум Левиоса, — с важным видом просмаковал фразу Регулус.

— Что ещё стало для тебя открытием? Делись!

— Трюфельный соус, сырные палочки...

— У нас они не хуже!

— Чёрно-белое кино...

— Ты просто ещё не видел фильмы Лоуренса Оливье!

— Французский поцелуй.

Она опустила глаза и задержала дыхание, когда он, плохо соображая, что делает, наклонился ниже. Его пальто при соприкосновении с её свитером зашуршало, и этот порочный шорох наверняка был слышен во всём доме. Рука в пальцах дрогнула. Регулус был уверен, что сейчас-то Гермиона уж точно отстранится, вырвется. Она должна встать и оставить его здесь — на холодных ступенях, потому что ничего иного он не заслужил, потому что он — ходячий хаос, собранные наспех обломки того, что было и чего нет, потому что он клялся в любви и верности другой.

Габриэль...

Он не мог поступить бесчестно ни с одной из них.

Регулус прижался губами к щеке Гермионы, вдохнув запах её кожи, и отклонился назад, стараясь не смотреть на неё. Это не ей следовало уйти, а ему. Не стоило появляться на лестничной клетке Гермионы Грейнджер, ставшей ему западнёй, вообще никогда-никогда. Это фатальное влечение ни к чему не приведёт.