Прометей № 3

Мятеж рот буржуазного правительства Ульманиса. Создание добровольческих рот и нелегальная агитационная работа

Ноябрьская революция в Германии превратила военные действия немецких войск в непрерывную агонию, результатом которой стало Компьенское перемирие 11 ноября 1918 года. А 13 ноября Советское правительство аннулировало Брестское мирное соглашение и перешло к освобождению оккупированных Германией территорий. В связи с Компьенским перемирием страны Антанты обязали Германию оставить в Прибалтике оккупационные войска для сдерживания большевиков. В Латвии и Эстонии находилась VIII армия Германии в количестве 75 тысяч человек, в Литве – X армия. Боеспособность революционизированной немецкой армии и социал-демократическое правительство Германии создали шаткое положение антибольшевистского фронта в Прибалтике.

После Германской Ноябрьской революции и создания марионеточного латвийского буржуазного правительства перед латвийской буржуазией встал вопрос создания своих вооружённых сил. В конце ноября 1918 года был объявлен набор в добровольческие роты временного правительства. В планах правительства Ульманиса было формирование так называемого «Балтийского ландсвера» в преполагаемом составе в 6000 человек в 18 латышских ротах, 3 латышских батареях, 7 немецких ротах, 2 немецких батареях и 1 русской роте. Все вооружение и снаряжение для ландсвера поставлялось в долг германским правительством.[45]

Планы планами, но ничего из этой затеи не получалось. Набор шёл плохо – воевать за буржуазию и вместе с немцами против большевиков энтузиастов находилось мало. К середине декабря в Валмиере нашлось 5 добровольцев, в Цесисе – 15. В Иецаве Баусского уезда не нашлось никого. Ульманис объявил о мобилизации, которая провалилась из-за большого числа уклонистов. К концу 1918 года было собрано несколько рот и частично сформирован ландсвер из местных немецких баронов общей численность в 1000 человек. Контингент добровольческих рот не блистал надёжностью и оружие старались держать от него подальше.

Правительство Ульманиса возлагало большие надежды на помощь англичан, смело патрулировавших Балтику своими эскадрами. Запросы помощи в США и Великобритании были услышаны, но союзники могли только обозначить свои флаги. 29 ноября в Лиепае появилась британская военная эскадра Синклера, в Риге британцы появились 17 декабря. Через несколько дней в Риге англичане потребовали от германского командования задержать отступление войск и удерживать антибольшевистский фронт. Но что-либо требовать и препятствовать наступлению Красной Армии было поздно. Полки латышских стрелков приближались к Риге.[46]

В освобождении Латвии принимала участие VII армия РСФСР в составе которой находились 1-й, 4-й, 6-й Латышские стрелковые полки, 2-й эскадрон Латышского кавалерийского полка в составе 2-й Латышской стрелковой советской бригады. Численный состав латышских советских военных сил составлял около 3 тысяч человек. В состав сформированной для освобождения армейской группы входили также советские интернациональные полки и 2-й Новгородский стрелковый полк. Освобождение Латвии шло под командование Главкома РСФСР Иоакима Вациетиса[47].

В первых числах декабря был освобождён Даугавпилс. 10 декабря – Екабпилс. Установление Советской власти на освобождённых территориях проходила таким образом: создавался местный ВРК, на примере Екабпилса, в состав которого вошли от социал-демократов (большевиков) и от коммунистов Новгородского полка – по 5; от городского пролетариата ещё 15 представителей, выдвинутых большевиками. Затем ревком, как временная власть, приступал к организации уездного Совета депутатов.[48]

17 декабря Советская власть была установлена в Валке, 22 декабря взята Валмиера, 23 декабря – Цесис.[49] До Риги оставалось пройти около 70 километров…

В декабре 1918 года по решению СДЛ и ВРК по линии разведки были направлены несколько человек на агитационную работу в добровольческие роты Ульманиса. Екаб и Альфред Мурниеки[50] стали добровольцами первой и второй рот, Стига[51] вступил в третью роту и наладил связи с четвёртой «студенческой ротой»: «В своих ротах товарищи провели большую кампанию и пропаганду, и организовали актив, который первым взялся за оружие во время восстания. В роты была доставлена партийная литература и даны сведения, что рижский пролетариат готовится к восстанию и Красная Армия уже подходит к Риге, что силы рижского пролетариата очень сильны и что буржуазные правительственные роты должны быть готовы присоединиться к восставшим рабочим. Они слышали не только от наших агитаторов, что силы рижского пролетариата очень сильны. Об этом говорила вся Рига, пугали буржуа, и даже газеты писали о работе нашей подрывной группы».[1]

Вот как описывает события в своих воспоминаниях один из таких агитаторов Альфред Мурниекс: «В мае 1918 года, освободившись из немецкого плена, я начал интересоваться, как возобновить связи с большевистскими подпольными организациями. Однако до самого октября мои поиски не увенчались успехом. Причиной этого была строгая конспирация всех подпольных организаций.

Фото 42. Первомайская демонстрация в Риге, 1919 г.

В октябре 1918 года меня разыскал брат Екаб Мурниекс. Это было для меня большой неожиданностью, так как я думал, что он заходится в России.

Брат рассказал, что работал в Ярославле в органах ВЧК, в Ригу прибыл по заданию Центрального Комитета партии вместе с товарищем, нелегально перейдя границу. Брат сказал и о том, что в скором времени ему предстоит выполнить трудное и ответственное поручение».[52]

Внедриться в добровольческие роты не составляло особенного труда, снова обратимся к воспоминаниям Альфреда Мурниекса: «В 1-й «национальной» роте мы оказались без особых осложнений. Вместе с братом пришли на приемный пункт и заявили, что хотим записаться добровольцами в охранную роту. Так как никаких подозрений мы не вызвали, наше поступление было быстро оформлено. […] Моего брата Екаба Мурниекса назначили командиром отделения. Его задачей было познакомиться с командным составом и узнавать о намерениях высшего начальства. Я установил хорошие отношения с солдатами и старался настроить их против офицеров, против войны, вызвать у них симпатии к большевикам».[53]

Подпольщики в добровольческих ротах занимались не только агитацией и пропагандой, но и помогали доставать оружие для партии. Вернее сказать – правильная агитация помогала с помощью солдат достать вооружение к предстоящему восстанию. Снова вернёмся к воспоминаниям Альфреда Мурниекса: «На следующий день, вечером, у карточного столика я сказал семерым надежным ребятам, будто встретил старого знакомого, который сообщил мне, что в Риге организуются особые бригады для охраны продуктовых складов и зернохранилищ, так как немцы в случае отступления готовятся уничтожить все запасы продуктов. Для успешной борьбы с этим необходимо оружие, и товарищи просили нас помочь. (…) Солдаты внимательно выслушали меня и поддержали, пообещав достать оружие. Вскоре мне сообщили, что удалось раздобыть шесть винтовок с патронами и две гранаты, которые спрятаны где-то в дровяном сарае. Эта первая партия была доставлена на конспиративную квартиру.

Оружия прибывало все больше. Однако его доставку таким образом вскоре пришлось прекратить, так как пропажа винтовок вызвала у начальства подозрение.

А оружия по-прежнему не хватало, и мы с братом придумали новый способ его добычи. Брат предложил вывезти оружие со склада, находившегося во дворе таможни. Нужны были лошадь и сани. Екабу удалось уладить этот вопрос. Оставалось лишь ждать, когда нас направят охранять таможенный двор.

Наконец нас направили туда. Принимая дежурство, мы осмотрели все углы, чтобы выяснить, как попасть в помещение. Сделать это можно было лишь через окошко сарая, которое находилось довольно высоко от земли. Стекло мы выдавили. Один из солдат попытался проникнуть внутрь, но не смог. Тогда Ешка сказал мне: «Ты худой, попробуй». Я вскарабкался товарищам на плечи, залез в сарай и оттуда начал подавать оружие.

Погрузка прошла без происшествий. Но когда мы подъехали к Домскому собору, нас остановил немецкий патруль, требуя сказать куда мы едем и что везем. Я схватился было за винтовку, но брат удержал меня. Он спокойно ответил, что едем в латышскую комендатуру, а везем отнятое при обыске оружие. Немецкий ефрейтор переспросил у кого отнято оружие, не у большевиков ли, но брат только пожал плечами. Тогда немец крикнул: «Езжайте!», и мы направились дальше. Все окончилось благополучно».[54]

Контингент в ротах был самый разнообразный. В третьей роте по воспоминаниям Мирамса были большие проблемы с агитацией и революционными настроениями: «С третьей ротой была немного хуже, эта рота не была настроена так революционно. Однако в конце декабря товарищ Стигга добился того, что около 20–30 % солдат поддержали революционный пролетариат, а остальные сказали, что если командир роты примкнет к восстанию, то без сомнения вся рота пойдет вместе с ним. Позже, перейдя на нашу сторону, бойцы этой роты выполнили довольно важную задачу, защитив железный мост через Даугаву, чтобы его не взорвали отступающие части Белой армии. В четвертой, так называемой студенческой роте, нашим представителем был беспартийный взводный, очень отзывчивый и энергичный военный, работавший сугубо конспиративно. Он не притворялся поклонником Красной Армии и революционного рижского пролетариата, но ему удалось распространить весть о том, что весь трудящийся народ Риги собирается восстать и поддерживается некоторыми немецкими солдатами и белолатышами, что Красная Армия неудержимо двигалась вперёд, взрывала железные дороги и мосты, чтобы отрезать путь отхода белой армии. Он также показал солдатам манифест советского правительства. Солдаты студенческой роты, получив такие сведения, уже не думали о войне с Красной Армией и восставшим пролетариатом, а о том, как лучше спасти свою шкуру».[1]

Основные вопросы занимавшие ВРК в отношении добровольческих рот Ульманиса были в том, что они станут делать, если их задумают отправить на фронт против Красной Армии? На чью сторону встанут в момент вооружённого восстания? Революционный настрой в этих ротах требовалось сохранить и приумножить.

На случай отправки на фронт ВРК принял решение связаться с частями Красной Армии: «Ни ЦК СДЛ, ни ВРК не могли задержать отправку рот на фронт. В таком случае, чтобы не дать революционным силам пролить кровь между революционными силами, мне удалось срочно послать курьера в штаб Красной Армии с сообщением, что некоторые роты Ульманиса большевистски настроены и на фронте без боя перейдут на сторону Красной Армии. Были согласованы сигналы, по которым роты Ульманиса возвестят о переходе в Красную Армию. Солдатам буржуазного временного правительства было гарантировано, что им не придется воевать с Красной Армией, но отправить эти роты на фронт Ульманису не удалось, и план остался невыполненным».[1]

События декабря 1918 года стремительно развивались не только военными действиями на латвийском фронте, но и в политической жизни. Одним из важнейших событий стал Манифест Советского Латвийского правительства Петра Стучки.[55].