Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных

Но опустим эти скабрезные подробности, тем более что наши соседи уже раскаялись, и пройдемся по великолепному модному парку, который два-три раза в день во время сезона балов становится местом встречи самых знаменитых, богатых и знатных лондонцев.

Гайд-парк простирается на площади в сто шестьдесят гектаров. Своим названием он обязан усадьбе Гайда, находящейся на его территории, которая в царствование Генриха VIII принадлежала Вестминстерскому аббатству Святого Петра. На севере парк граничит с Аксбридж-роуд, которая есть не что иное, как продолжение Оксфорд-стрит; на востоке — с великолепным рядом домов или, скорее, дворцов, принадлежащих первым английским фамилиям; на юге — с Найтсбриджем; на западе — с прекрасными садами Кенсингтона.

Практически Гайд-парк — это английский Булонский лес: без него Лондон лишился бы зрелища светской жизни, он не просто нужен, он необходим. Там катаются на лошадях и в роскошных экипажах. Описать жизнь Гайд-парка — это все равно что поведать историю цвета английского общества.

Геометрия парка очень проста, главное в ней — это размеры. И еще парк отличается высокими и мощными столетними деревьями, далеко простирающими свои зеленые ветви. В опытных руках Альфанов, Варе и некоторых других ландшафтных декораторов, имена которых всем известны, парк не замедлил бы быстро и выгодно преобразиться. Но чего ради? Англичане любят его таким, какой он есть, им хватает того, что он им дает, они им довольны. И вместе с ними можно вспомнить, что лучшее — враг хорошего. Аллея Роттен-роу, которая является искажением древнего французского названия la Route du Roi (Королевская дорога), на взгляд лондонцев, самая прекрасная в мире. Она пересекает парк с востока на запад по всей его длине и специально отведена для верховых прогулок. Под кронами ее деревьев можно увидеть самых великолепных лошадей на свете.

Амазонки

Хотя публика осаждает парк на протяжении всего дня, есть три отрезка времени, о которых стоит рассказать подробно. Утром, до того как солнце пронижет воздух жаркими лучами, в тот час, который отличается особой прелестью везде, а в Лондоне — в особенности, в пору, когда роса еще блестит на траве, в парк через все его ворота въезжают настоящие любители верховой езды, те, кто любит лошадей ради них самих, а не ради показухи, кто любит в свое удовольствие проскакать легким галопом (canter) так, как если бы вокруг были бескрайние поля. В этот же час на прогулку выходят семьи: в седло садится лорд семи лет или маленькая леди, едва покинувшие детскую (nursery). Англичане отличаются здравом смыслом и практичностью во всем, что касается спорта, и потому они понимают, что добиться успехов в физических упражнениях можно, только если начинать с раннего детства, когда юные члены еще не утратили своей гибкости. Вся эта прелестная публика едет шагом, рысью и галопом под бдительным надзором отца или деда, который счастлив тем, что видит себя возродившимся в новом поколении.

К часу пополудни начинаются прогулки светские. Теперь на аллеях самые модные мужчины и женщины и самые роскошные лошади. Надо быть отличным наездником, чтобы не ударить в грязь лицом на этом взаимном смотре. Красавцы и красавицы, денди, как называют их в Лондоне, по три-четыре раза проезжают прекрасную аллею Роттен-роу, с хлыстом или стеком в руке, с розой в петлице, одетые по последней моде, безукоризненно элегантные и так похожие один на другого в своем совершенстве, что кажется, одна и та же гравюра со страниц «Фолле», «Бон-Тон», «Сильфиды» или «Розовой газеты» размножена в двух тысячах экземпляров на лощеной бумаге.

Гайд-парк. Lady’s Mile — променад для дам

Позднее, между пятью и семью часами, начинается парад экипажей. Их много, и гербы, которые их украшают, говорят о том, что перед нашими глазами проходит в эти минуты вся аристократическая Англия. Лошади — и чистокровные, и полукровки — выглядят наилучшим образом, без той неестественной и излишней полноты, которая так часто наблюдается во Франции у дорогих лошадей. Похоже, английские тягловые лошади находятся почти в такой же форме, как и верховые, — в форме, которая способствует укреплению их мышц, но при этом не лишает стройности и грации. Конская сбруя отличается простотой и в то же время новизной и безупречностью. Экипажи, широкие и удобные, с виду немного тяжеловаты: в них нет той легкости и, так сказать, изящества, которые так восхищали нас в больших восьмирессорных колясках, проезжавших по берегу озера в те золотые деньки Булонского леса, которые были последними днями Второй империи, увидевшими конец… временный конец нашей дорогой Франции.

Англичане, которых очень часто и не без повода обвиняют в недостатке вкуса, каждый день совершают одну и ту же ошибку, которую никогда не позволяют себе живущие на широкую ногу парижане. Весь сезон по улицам Лондона и аллеям парков разъезжают почтовые кареты с гигантскими империалами, забитыми многочисленными семействами и багажом. Эти огромные, более удобные и совершенные, чем наши, кареты на самом деле пригодны для путешествий по сельским дорогам, но превратить ее в городской экипаж, более того, в модный экипаж для прогулок — это нонсенс, один из тех, за которые критики так часто упрекают англичан.

Упряжки four in hand (что в переводе означает «четверка в одной руке») довольно часто попадаются в Гайд-парке. Такого мы не видели никогда, даже в самый блестящий период истории нашего общества и нашего высшего света. Эти несравненные четверки лошадей запряжены с невиданным совершенством и отличаются необыкновенным удобством, говорят, что некоторые из них стоят четыре тысячи фунтов, подумайте только, сто тысяч франков! Напудренные добела кучера в парадных ливреях с важным видом сидят на козлах, словно римские сенаторы на курульных креслах, и правят с поразительной ловкостью одной рукой. В самом деле, four in hand!

Кто не видел Гайд-парка, не имеет никакого представления о любви англичан к лошадям. Роттен-роу и все прилегающие аллеи заполняются до отказа. Экипажи теснят друг друга, следуя по пять-шесть в ряд и только шагом, иначе не получается. Что до наездников, то тут достаточно одной подробности: иногда они уже не помещаются на аллеях парка. Однажды утром я насчитал тысячу сто наездниц. Когда в нашем Булонском лесу появляется пятьдесят, мы готовы принять это за чудо.

Помимо прекрасных деревьев, длинных аллей, Роттен-роу, газонов и площадки для игры в мяч, в Гайд-парке есть еще нечто очень привлекательное для его посетителей. Я имею в виду знаменитый водоем, известный под именем река Серпентайн.

Эта река, которая в южной части парка течет параллельно улице Найтсбридж, была создана королевой Каролиной, женой Георга II. Она приказала прокопать довольно широкое русло для реки и нескольких прудов, в которые пустили воду из небольшого ручья, протекающего под домами Паддингтона.

Серпентайн берет начало в источнике, который находится в садах Кенсингтона около Аксбридж-роуд, затем, следуя извилистым путем, которому она обязана своим названием, загибается на восток, потом проходит под кирпичным мостиком, построенным инженером Ренни, и проникает в Гайд-парк. Здесь русло реки расширяется, а потом за казармами на улице Найтсбридж она внезапно заканчивается маленьким водопадом, который орошает искусственные камни, красиво уложенные в тени высоких деревьев.

Воды Серпентайна покрывают почти семнадцать гектаров земли. Для творения рук человеческих это не так уж мало. К несчастью, эта вода почти всегда грязная и зловонная. В сильную жару утром и вечером от нее исходит отвратительный запах. Вот уже не первое столетие в ней накапливается ил, и толщина этих отложений, которые никто не вычищает, в ряде мест достигает уже шести метров. Очистка давно стала необходимой, но никто за нее не решается взяться, потому что потребовалось бы выбрать более ста пятидесяти тысяч кубометров грязи. Через несколько лет, если не принять серьезных мер, к которым взывает общественное мнение, Серпентайн превратится в страшную клоаку, полную зловонных нечистот, в настоящую сточную канаву. Но пока мода защищает Серпентайн, экипажи и летучий эскадрон денди и леди каждый день мелькают на его берегах, над которыми, несмотря на заросли рододендронов, парит неистребимая вонь.

В жаркую летнюю пору утром и вечером, когда тени уже заволакивают парк, на берегах Серпентайна появляется запыхавшаяся толпа купальщиков — служащих, мелких коммерсантов и даже рабочих, у которых нет ни времени, ни денег, чтобы уехать в Рамсгейт или Брайтон. Они ныряют в грязь, чтобы искупаться. Хочется спросить этих неуемных приверженцев водолечения, где они будут мыться после того, как вылезут из подобной клоаки. Лодки, принадлежащие Королевскому гуманитарному обществу (Royal Humane Society), беспрерывно курсируют во всех уголках Серпентайна, чтобы прийти на помощь неосторожным пловцам, которые утопают в тине или попадают в ямы. Некоторые лодки стоят под мостом, чтобы вылавливать несчастных, ищущих смерти в тухлой воде. В Англии, как известно, под каждой скалой можно найти самоубийцу.

Гайд-парк. Экипажи и наездники

Гайд-парк. Серпентайн

Серпентайн используется и для спорта. В сентябре яхт-клуб проводит здесь регату, а зимой скейтинг-клуб организует соревнования по бегу на коньках, столь любимых всеми северными народами.

На южном берегу реки в 1855 году для Всемирной выставки был возведен Хрустальный дворец, который позднее был перенесен в Сайденхем, а на противоположном берегу находится аллея для прогулок, где знатные дамы любят кататься и самостоятельно править своими фаэтонами и легкими одноместными колясками, которые называются Poney chaise. Здесь находится также кольцо (ring), или круглая площадь, которая служила местом встречи придворным щеголям времен первых двух Стюартов.

На северо-восточном углу, напротив улицы Грейт-Камберленд, с 1851 года стоят Мраморные ворота (Marble Arch), которые раньше находились перед Букингемским дворцом. Чуть дальше, на том месте, где в прошлом находилась виселица Тайберн — английский Монфокон[37], лежит камень с соответствующей надписью. Когда место казни было перенесено отсюда в Сент-Джайлс, несчастные приговоренные, чей крестный путь из-за этого удлинился, получили право останавливаться у ворот лепрозория, основанного в этом приходе королевой Матильдой, и выпить кружку пива, дабы набраться сил и отдышаться перед тем, как их задушат.

В Гайд-парке часто проводятся военные парады, а иногда народные митинги. Они служат не только для проверки настроений общества, но и для формирования общественного мнения. Это своего рода парламенты под открытым небом, и отголоски его споров слышны даже в правительстве.

Гайд-парк, можно сказать, находит свое продолжение в Кенсингтонских садах, то есть за своими границами.

Эти сады открыты только для пешеходов и наездников, туда не допускаются ни слуги в ливреях, ни дамы в сандалиях (даже порядочные), ни собаки (даже в намордниках). В Кенсингтонских садах еще живы аристократический дух и манеры, которых теперь уже не найдешь в других садах и парках Лондона. Эти великолепные сады расширялись постепенно, и теперь их площадь составляет сто сорок гектаров. На севере они граничат с Аксбридж-роуд, на востоке — с Кенсингтон-роуд, на западе — с Кенсингтонским дворцом и прилегающими к нему зданиями. Здесь нет неровностей и поворотов, таких как в Сент-Джеймс— или в Гайд-парке, напротив, сад состоит из прямых аллей, которые напоминают величие и помпезность Версаля. Прекрасный зеленый газон начинается прямо у подножия дворца и тянется вплоть до берега Серпентайна. В центре его находится большой водоем, в котором плавают птицы всевозможных пород. Нигде не увидишь столь разнообразной и хорошо подобранной стаи. Посетители, как правило, предпочитают гулять по широкой тенистой аллее, параллельной дворцу. На берегу Серпентайна разбиты цветочные бордюры, которые содержатся с любовью и прилежанием, о которых во Франции давно забыли. У источника реки, как будто для того, чтобы украсить его и защитить, был создан, точнее построен, один из тех итальянских садов, в которых скульптуре и архитектуре отводится первое место. Там больше статуй, чем деревьев. Англичанам очень нравится монументальный фонтан с группой поддерживающих мраморную чашу тритонов и наяд, из чьих кувшинов льется вода. Вся эта мифологическая компания трясется, дрожа от холода, и зарастает мхом в сыром лондонском тумане. Англия пока еще не нашла собственного стиля в архитектуре, и безвкусные заимствования иноземного искусства находятся как будто бы в вечном противоречии с ее холодным климатом.