Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных

Мамы и дети

Барахолка находится на улице со странным названием Houndsditch, что в переводе означает Собачья канава. Вместо домов слева и справа тянутся длинные ряды отвратительных лавок, открытых всем ветрам, с неохватными грудами тряпья и поношенной одежды всех форм и размеров, или, говоря точнее, бесформенных и безразмерных. Это старье когда-то принадлежало лордам и леди, а теперь в результате нескольких смен владельцев превратилось в уродливое рубище нищих. То, что народ одевается в обноски, является характерной особенностью Англии и Америки. Чистильщик водостоков после десяти-двенадцати предшественников донашивает фрак от Пула (Pull) с Сэквилл-стрит, фрак, в котором поначалу прогуливался по Белгрейв-сквер щеголеватый денди. Господа из городского совета полагают более чем правильным и соответствующим приличиям, что они носят одежду, пошитую специально для них, подобающую их состоянию и положению или их образу жизни и работы… И в то же время в Лондоне на каждом шагу попадается то нищий во фраке на голое тело, то распутница в шелковой шляпке герцогини, нахлобученной на нечесаную шевелюру.

Собачья канава

Пройдем не останавливаясь через Бермондси, который находится совсем рядом с Темзой, на южном берегу, точно так же поспешим проследовать через Шедуэлл и Поплар, печальное царство нищих… Но заметим: душераздирающие картины этих краев мало отличаются от тех, что можно увидеть в самых красивых районах Лондона. Так, например, в Кенсингтоне, неподалеку от великолепных королевских садов, есть целые улицы из нор, вырытых в земле, а точнее, в свалках мусора, а немного дальше оголодавшие бездомные прячутся в цыганских кибитках, наполовину увязших в грязи, или в снятых с колес фиакрах, которые им сдают за двенадцать су в неделю. Тем, кто не в состоянии оплатить даже такое ненадежное укрытие, остается лишь бродить холодными ночами, когда Лондон погружается в туман или снег, по пустынным улицам или под аркадами, окружающими некоторые площади. Они воюют за место на скамейках Молла или улицы Бёрдкейдж-вок, идущей вдоль парка Сент-Джеймс. Усталость берет свое, они мерзнут и, повторяя лживую и малоутешительную поговорку «Кто спит, тот обедает», погружаются в сон, который дарит им несколько часов забытья. Нам встречались люди, которые признавались, что вот уже восемь или десять лет спят только под лондонскими мостами.

Семья

Трактир

Блюгейт-филдс

В этих низах плетутся все заговоры против общественного порядка, в этих последних кругах человеческого ада посреди проклятий и кощунства мечутся отверженные миром люди. В Лондоне совершается огромное число преступлений, больше, чем в любом другом городе: посягательства на жизнь и собственность, убийства разного рода, отравления, драки, ссоры, ранения и увечья, воровство мелкое и крупное, изготовление фальшивых монет — и это еще не полный перечень. А сколько преступлений остаются нераскрытыми, несмотря на усилия полиции, которая, надо отдать ей должное, отличается бдительностью и хваткой! Сколько исчезновений, тайна которых навсегда остается неразгаданной! Кто знает, сколько ночных прохожих поглотила Темза? Сухая статистика скажет больше, чем красноречивые фразы моралиста. Тридцать пятая часть населения ежегодно изобличается в преступлении или нарушении закона, и из каждых четырнадцати человек по меньшей мере один побывал в Casual wards — это почти то же самое, что наши кутузки в полицейских участках, — или в работных домах.

Ни философы, ни филантропы, ни политики Англии не заблуждаются насчет масштабов и серьезности зла. Они пытались исправить положение самыми разными способами, от остроумных экспериментов до энергичных мер. Но всегда оказывалось, что так называемое решение приносит всего лишь временное облегчение… Обнищание продолжается, оно выходит из берегов, а иногда к нему добавляется какое-нибудь отягчающее обстоятельство — война, эпидемия, рост безработицы в результате остановки производства. Не пора ли властям перевязать эти глубокие раны и избавиться наконец от тяжелых болезней? Смертельный пауперизм, видимо, является закономерным следствием бурного роста производства и беспощадной конкуренции, в которую ввязалась Англия, как внутри страны, так и за ее пределами. Необходимость снижения затрат на производство неизбежно налагает на производителей жестокие ограничения, которые ужасающим образом сказываются на рабочих. Прибавьте сюда неумение нищих заглядывать в завтрашний день, нищих, которые вопреки Мальтусу остаются плодовитыми, и множество детей, которых надо кормить, когда даже бездетная семья, состоящая из мужа и жены, едва сводит концы с концами, и суровый климат, и потерю сил и здоровья при отсутствии нормального питания. Может быть, это все? Да, если не вспомнить об одной особенности англосаксов, а именно о некоторой неповоротливости, которая способствует глубине падения, об инертности и отсутствии гибкости, которые не позволяют человеку падшему вновь подняться на прежний уровень. Все это делает болезнь английской нищеты неизлечимой; само Милосердие опустило бы руки, если бы это дитя Господне не чувствовало, как вместе с несчастными, которые взывают к нему, растут его самоотверженность и силы.

Под мостом