Путешествие в Талех

ДЕРВИШИ ИЗ ЭРИГАВО

Утром проснулись от… холода. Замерзли в Африке, под шерстяными одеялами. Рассказать в Москве — не поверят! Два с лишним километра над уровнем моря дают о себе знать.

Город состоит из двух частей — жилых кварталов и района официальных учреждений, включающих здание комиссариата, полицейский участок, больницу, тюрьму… Все учреждения выкрашены в белый цвет, вероятно, для того, чтобы их не перепутали с жилыми домами. Эригаво рекламируется в официальном справочнике «Сомали сегодня» как город-курорт с прекрасным прохладным климатом. И хотя специальных «курортных учреждений» в городе нет, он все же оправдывает свою репутацию. Прекрасный парк, хотя и небольшой, порос высокими тенистыми деревьями и сочной травой. В лесном массиве Далло, что в нескольких десятках километров к северу от города, произрастают знаменитые мирровые деревья, которыми в древности славилось Сомали. Там же растет один из видов красного дерева, из которого в Эригаво выделывают знаменитые по всей стране палки-посохи с затейливой резьбой и набалдашниками в виде фигурок зверей и птиц.

Эригаво отделен от Аденского залива горами. С другой стороны перевала, на берегу залива, находится городок Маит. В средние века это был известный порт, там приставали суда, шедшие из стран Ближнего Востока. Ныне порт потерял свое былое значение. Жители побережья промышляют рыбу на небольших парусных суденышках — дау.

В Майте находится гробница шейха Исаака, родоначальника одноименной племенной группы, населяющей сейчас в основном Северо-Западную провинцию. Гробница шейха считается святыней, и многие сомалийцы, принадлежащие к исаак, совершают сюда паломничество.

Здесь у нас состоялась незабываемая встреча с Абди Нур Хидигом, одним из двух дервишей-повстанцев, которым «Аллах сохранил жизнь до нашего приезда», вняв, очевидно, молитвам ау Джамы в Могадишо.

Перед нами один из немногих оставшихся в живых активных участников событий тех лет, более того, человек, близко знавший сеида Мохаммеда. Выясняется, что он еще и его родственник: сестра Абди Нур Хидига была одной из младших жен сеида.

Наш собеседник заявляет, что ему девяносто лет. Что ж, приходится верить ему на слово. По его виду примерно так и есть, хотя старик держится довольно бодро. Рассказывая о былых сражениях, он жестикулирует, рисует палкой на песке: кто откуда наступал, кто куда отступал. Показал нам шрамы былых ран — у него были прострелены правая ключица и правое колено.

На следующий день Абди Нур Хидиг привел своего соратника Абди Нур Гулида по прозвищу Дерех (Высокий). Такой же старый, как и Хидиг, Гулид Дерех был к тому же еще и слепым. Тем не менее при второй пашей встрече пальма первенства в рассказах о восстании сеида Мохаммеда перешла к нему, а Хидиг лишь кивал головой в знак согласия и солидарности со своим товарищем.

Выяснилось любопытное обстоятельство: наши собеседники только сначала были на стороне восставших, а потом перешли на сторону англичан и принимали активное участие в подавлении восстания.

— Почему вы это сделали?

— Сеид Мохаммед убил четырех моих братьев, — отвечает Гулид.

— И моего отца, которого оговорили, обвинив в измене. Меня тоже хотели убить, — добавляет Хидиг.

Из дальнейших расспросов выясняется, что главную роль тогда играли племенные и родственные связи и что ими, а вовсе не политическими мотивами определялись многие действия современников движения. И мы снова вспомнили слова президента Мохамеда Сиада Барре о том, что сомалийцы начали понимать значение и смысл движения сеида Мохаммеда только после того, как оно закончилось.

Оба старика — Хидиг и Гулид — во всех деталях описали бои, в которых они участвовали на стороне англичан в последний (1920-й) год восстания. Но нас больше интересовало, что происходило в лагере повстанцев, когда Хидиг и Гулид были еще среди них. И наши собеседники, нимало не смущаясь тем, что сами они изменили сеиду Мохаммеду, начали расхваливать его достоинства.

С их помощью мы пытались разобраться в одной загадочной, почти детективной истории с так называемым письмом Салиха.

Английские и итальянские колониальные власти организовали поездку нескольких зависимых от них сомалийских шейхов в Мекку к Мохамеду Салиху — основоположнику религиозной секты салихийя, к которой относил себя и сеид Мохаммед, одно время учившийся у Салиха. Эта группа шейхов, якобы представлявших сомалийский народ, должна была оклеветать сеида Мохаммеда и добиться официального осуждения его действий.

Приехав к Салиху, шейхи стали убеждать его в том, что сеид Мохаммед не соблюдает религиозные законы и отошел от праведного пути. Они обвинили сеида, в частности, в излишней жестокости и деспотизме. Салих не поверил им и заявил, что хочет знать мнение Абдуллы Шихери, который часто приезжал к нему и никогда не говорил ничего плохого о сеиде Мохаммеде.

Шейхи обратились к английским властям с просьбой направить Абдуллу Шихери из Адена в Мекку. К этому времени Абдулла Шихери, бывший ранее верным другом сеида Мохаммеда и его представителем в Адене, изменил дервишам и перешел на сторону колонизаторов. Прибыв в Мекку, Абдулла Шихери подтвердил слова шейхов.

Так как Салих все же не соглашался написать письмо, осуждающее действия сеида Мохаммеда, то пособники колонизаторов, выполняя приказ своих хозяев, решили его обмануть. Они уговорили Салиха спросить сеида Мохаммеда в письме, справедливы ли выдвинутые против него обвинения. Они подкупили секретаря Салиха и поставили печать-подпись Салиха на сфабрикованное ими письмо, резко осуждающее действия сеида Мохаммеда, а не на то, которое согласился написать Салих. Подложное письмо привезли в Аден, размножили и копии разослали по всему Сомали.

Эта подрывная операция, инспирированная колониальными властями, внесла некоторое замешательство в ряды дервишей. Ведь под знаменем салихийи и с именем Салиха они ходили в бой, а теперь, оказывается, Салих осуждает сеида Мохаммеда. Введенные в заблуждение, некоторые дервиши решили покинуть сеида Мохаммеда. Среди них были заговорщики, например Хасан Ауль, Фарах Мохамуд Сугуле, шейх Абдулла Горну, которые даже намеревались убить сеида Мохаммеда. Они собирались в местечке Ададеро под деревьями анджел, поэтому заговор вошел в историю под этим названием.

Однако заговорщиков постигла неудача: один из них, Шире Умбал, признался во всем сеиду Мохаммеду. На следующий же день заговорщики были арестованы.

Сеид Мохаммед не казнил заговорщиков, проявив тем самым мудрость и дальновидность. Дело в том, что среди них было много руководителей кланов, и сеид опасался, что рядовые дервиши могут уйти от него. Через некоторое время заговорщики были освобождены (кроме Хасана Ауля, убитого его же единомышленниками).

Некоторые из них потом ушли в свои родные места. Сеид Мохаммед их не задерживал: это уже были ненадежные люди, не заслуживавшие доверия. Почти все остальные дервиши остались в харунте[6], мало кто ушел с незадачливыми заговорщиками.

Такова была, судя по рассказам Хидига и Гулида, а также нашего коллеги ау Джамы, эта история, которую мы, вероятно, так никогда и не выясним окончательно.

Наши длительные беседы со старыми дервишами сопровождались почти непрерывным чаепитием. Несколько раз, отвечая на вопросы ау Джамы, они запевали габеи, сложенные сеидом. В таких случаях мы откладывали карандаши в сторону и, изображая на лицах вежливое понимание, ждали окончания поэтических интермедий. Завершились встречи тем, что мы торжественно вручили нашим собеседникам экземпляры Корана ташкентского издания, что произвело на них ошеломляющее впечатление.

Вечером, который выдался настолько прохладным, что нам пришлось надеть на себя все, что у нас было, мы получили приглашение на празднество. По темным переулкам Эригаво мы подъехали к большому скоплению людей.

Толпа, в которой были представлены все возрасты — от самых юных жителей Эригаво до седобородых старцев — и, конечно, многие представительницы прекрасного пола в ярких, красочных одеяниях, образовала круг, в середине которого под аккомпанемент барабанов демонстрировали свое мастерство танцоры. Их освещали два ярко горевших газовых фонаря, стоявших на стульях. Нас, как почетных гостей, посадили на стулья, а все остальные стояли, согреваясь ритмичным хлопаньем в ладоши.

Танцы, ненадолго прерванные нашим появлением, возобновились. В середину круга вышли двое парней. Они притоптывали и кружились, то и дело поправляя накидки вроде шалей, в которые были закутаны. Все танцоры были одеты в сомалийские национальные одежды, гармонировавшие с исполняемыми танцами. Один только раз в круг выскочил парнишка в кургузом европейском пиджачке и при галстучке. Он явно не произвел на зрителей и на партнершу того впечатления, на которое, видимо, рассчитывал. Танцовщиц было более десяти, в одеяниях ярчайших расцветок, и все они стояли рядом в ожидании своей очереди. Пожилая матрона поочередно выводила их в круг, где они сменяли одна другую.

Танец, сопровождаемый монотонным пением зрителей, продолжался непрерывно, менялись только исполнители. Между ними происходило что-то вроде соревнования: кто дольше продержится. Зрители, как истые «болельщики», криками и хлопками подбадривали своих фаворитов. Партнерши только кружились, менее энергично, чем мужчины, но более грациозно. Парии же неистово топали ногами, лихо кружились и снова топали. Видимо, чем дольше мужчина находился в центре круга, тем больше это ему делало чести, поэтому танцоры менялись редко. Было что-то воинственное в этом танце. Возможно, он и возник первоначально как танец сомалийских воинов, ибо он требовал не только умения, но и силы, выносливости, ловкости. Танцы продолжались до поздней ночи.

Еще в Могадишо, посмотрев представление в Национальном театре, мы на следующий день побеседовали с Ахмедом Артаном, тем самым молодым сомалийцем в очках, который так тепло встретил нас в аэропорту. Он один из знатоков сомалийского фольклора и народного творчества. Ахмед Артан много рассказал о народных танцах Сомали.

Африканское искусство, по его мнению, очень близко к природе. Это еще «не тронутая» в научном отношении сфера духовной жизни общества. Танцы — главное средство, с помощью которого выражаются практически любые чувства и состояния человека: радость, боль, любовь, ненависть, желания и т. д.

Ритуальные, или, как их еще называют, традиционные, танцы издавна исполнялись в среде кочевого населения и оседлых земледельцев. Они наряду с фольклором — главные носители древних культурных традиций сомалийского народа. Ритуальные танцы исполняются по поводу различных религиозных церемоний, когда нужно умилостивить силы природы, чтобы она ниспослала хороший урожай, избавила от засухи, от нападения диких зверей, от болезней и т. д., и в связи с житейскими событиями — рождением ребенка, свадьбой. Танцами же отмечают наступление сезона дождей и других благоприятных природных циклов.