Путешествие в Талех

НА СЕВЕРО-ЗАПАДЕ

Причин, побудивших нас отправиться в путешествие по крайнему северо-западу Сомали, было много. Этот район интересовал нас как один из немногих северных центров земледелия. Мы хотели также ознакомиться непосредственно на месте с проблемами кочевого скотоводческого хозяйства, которое ведется в пограничных с Эфиопией предгорьях.

Но, пожалуй, больше всего нас привлекала возможность ознакомиться с археологическими и историческими памятниками, встречающимися в ряде районов Северо-Западной провинции.

Саид Варсаме с особым нетерпением ожидал поездку на северо-запад. На это у него были свои, весьма веские основания. Он, единственный среди нас, был специалист-археолог, и с чисто профессиональной точки зрения даже рекогносцировочный обзор археологических памятников мог дать ему многое. Кроме того, Саид был родом из Зейлы и, естественно, с затаенным нетерпением ждал встречи с городом своего детства.

И вот ранним ноябрьским утром мы покинули Харгейсу.

Ноябрь — дождливый сезон в Сомали. Но здесь дожди еще не начались, по-прежнему жарко и пыльно. Ощущение духоты усиливает тряска на выщербленной, как решетка, каменистой дороге. Лендровер трясется, будто его лихорадит от малярии, но единоборство с дорогой выдерживает. Примерно через час мы спускаемся в обширную плодородную долину. Дорога становится мягче. Меняются краски ландшафта, да и сам ландшафт. Вместо ставших нам привычными необработанных земель, диких пространств сомалийского бушленда — бесконечное чередование посевов кукурузы и сорго. Сейчас уже время сбора урожая, и участки спелых зерновых выглядят желтыми островками среди еще зеленой травы. Посевы не образуют непрерывных полей, но в совокупности занимают обширные по сомалийским масштабам площади. Из двухсот тысяч гектаров земли между Харгейсой и Борамой почти половина пригодна для земледелия.

Для северных провинций Сомали характерно, что многие возделываемые земли находятся в горных ущельях. Эта особенность связана с использованием в земледелии подземных вод, которые чаще всего выходят на поверхность именно в глубоких и узких ущельях. Таково, например, уже виденное нами ущелье Мираши. Много таких «ущельных» оазисов в районе Шейха и, конечно, здесь, на северо-западе Сомали.

Вдоль дороги, ведущей в Бораму, центр одноименного дистрикта, постоянно встречаются довольно большие поселки. Почти в каждом находится полицейский пост — сказывается близость эфиопской границы. В одном таком поселке дорогу преграждает шлагбаум. К нашей машине подошел молодой офицер полиции и, справившись у Саида, кто мы такие и куда направляемся, громко что-то ему сказал, явно рассчитывая на то, что Саид переведет его слова. Саид перевел. Оказывается, мы проезжаем пост по борьбе с контрабандной торговлей катом, доставляемым в Сомали через границу с Эфиопией. Офицер явно смущен тем, что он вынужден остановить машину, но служба есть служба. Мы понимающе киваем, давая ему понять, что с уважением относимся к его службе и не имеем претензий по этому поводу. Так мы еще раз столкнулись с «катоманией».

Вскоре на горизонте показались строения Борамы, где мы сделали первую остановку на пути в Зейлу.

Борама принадлежит к разряду тех уютных горных городов Северного Сомали, что и Шейх, Эригаво, Лас-Анод. Здесь благодатный, почти умеренный климат, в окрестностях много воды, и об Африке напоминает только множество высоких кактусов и зонтичных акаций, окружающих город со всех сторон.

В Бораме нас наконец застали дожди — сильные и продолжительные грозовые ливни, после которых на улицах города остались большие лужи и резко похолодало. Ночами мы мерзли, днем ходили в свитерах и отнюдь не страдали от жары. Не обходилось и без шуток насчет африканских морозов, но они прекратились после того, как мы случайно попали на небольшую метеоплощадку, расположенную на окраине города, и молодой метеоролог-сомалиец сказал, что иногда в этот сезон они регистрируют ночью на почве ноль градусов по Цельсию.

В Бораме мы остановились в гостинице. Рядом с ней находилась единственная в городе мечеть. По утрам, часов в пять, с минарета раздавался зычный голос муэдзина, призывающего жителей на первую утреннюю молитву. В прозрачном горном воздухе голос муэдзина был слышен в самых отдаленных уголках города, и правоверные мусульмане медленно стекались к мечети. Мы на молитву не вставали, но заснуть уже не могли и волей-неволей начинали рабочий день с пяти часов утра.

По вечерам в гостинице собиралась местная интеллигенция, состоящая в основном из учителей средней школы-интерната. Они-то и пригласили нас посетить эту школу, расположенную в поселке Амуд, в пяти километрах от города, в его зеленой зоне.

Директор школы Мохамед Варсаме, узнав, что мы из России, тут же познакомил нас с нашими соотечественниками — шестью советскими учителями, работающими здесь.

— Кроме того, — сказал Мохамед Варсаме, — в школе преподают восемь сомалийских учителей, два египтянина, два индийца и два англичанина. Лаба, лаба, лаба, — со смехом подытожил Мохамед Варсаме, что по-сомалийски примерно означало «три раза по два».

Школа-интернат в Амуде — одна из лучших в Сомали. Она была основана в 1959 году.

Вечером в гостинице мы продолжили наш разговор с сомалийскими учителями о проблеме образования. По их мнению, создание широкой сети школ-интернатов — наиболее подходящий путь для приобщения детей сомалийских кочевников к знаниям. Многие кочевники с удовольствием отдавали бы своих детей в такие школы. Но, к сожалению, правительство еще не в состоянии удовлетворить всех желающих учиться в интернатах.

Другая проблема — обучение на родном языке. Сейчас в большинстве школ преподавание ведется на английском или итальянском языке. Но в скором времени будет введена сомалийская письменность, и тогда появится возможность вести обучение на родном языке. Это, конечно, во многом облегчит преподавание.

— Надеемся, в следующий ваш приезд вы найдете уже много изменений, и не только в системе образования, но и во всей нашей жизни, — сказал один из наших собеседников в заключение беседы, затянувшейся до позднего вечера.

На следующее утро мы снова отправились в Амуд, но уже не в школу, а для осмотра руин средневекового поселения, находившегося здесь много веков назад. Таких поселений, ставших уже археологическими памятниками, в Северо-Западной провинции много. Историки относят их к двенадцатому — шестнадцатому векам, то есть к тому периоду, когда на северо-западе Сомалц существовало много мусульманских султанатов, из которых наиболее известны султанаты Ифат и Адаль. История этих малых государственных образований еще не написана, но известно, что они вели непрекращающуюся борьбу за свою самостоятельность. Особенно известен Ахмед Гуре, при котором султанат Адаль подчинил^ себе в середине шестнадцатого века почти всю христианскую Эфиопию. Это время наивысшего расцвета султаната Адаль.

Если бы не вмешательство португальского флота, выступившего на стороне Эфиопии, и не гибель в одном из сражений Ахмеда Гуре, султанат мог бы стать сильным государством на севере Сомали.

Городище Амуд, названное археологами по наименованию близлежащего поселка, относится как раз к этому времени. Руины старого поселения лежат на пологом склоне небольшой горы. От былых каменных сооружений остались только стены. Все поросло кустарником, а на некоторых развалинах растут даже небольшие деревца. Археологи высказывают мнение, что средневековый Амуд был построен на месте поселения, существовавшего в раннеаксумское время (третий — шестой века), и что наивысший период его расцвета приходится на тринадцатый — шестнадцатый века. В шестнадцатом веке во время войны Ахмеда Гуре с Эфиопией и португальцами он был разрушен и уже не смог возродиться.

По-видимому, к этому же времени относятся и городища Гургаб и Абаса. Первое находится недалеко от Амуда, но меньше последнего, а второе — в нескольких десятках километров к северу от Борамы.

Наиболее интересна Абаса. По размерам это второй после Зейлы археологический объект, который нам удалось осмотреть на северо-западе. Хотя мы знали по карте местонахождение этого памятника, но долго не могли его найти, пока наконец не встретили Местного жителя, согласившегося быть нашим проводником. Нои он долго присматривался к местности. А местность действительно была дикая, почти непроезжая. Пришлось оставить машину и километра два идти пешком за нашим проводником, который вскоре вывел нас к могиле, сложенной из камней. Над ней на длинном шесте развевалось белое полотнище религиозного штандарта.

— Могила шейха Абаса, — сказал наш проводник. — Скоро появится разрушенный город.

Действительно, через несколько сот метров пути по сильно пересеченной каменистой местности, заросшей кустарником, мы очутились среди руин древней Абасы.

По занимаемой площади этот исторический памятник оказался значительно больше Амуда. Каменные руины построек разбросаны на большой территории — это действительно город. Тип построек такой же, как в Амуде, но сохранились они значительно лучше. В сравнительно хорошем состоянии находится и мечеть, построенная на окраине города. Здесь уцелели десять внутренних каменных колонн, при сооружении которых в качестве прокладок между камнями употреблялось дерево. С трех сторон старое поселение окружают горы, и, видимо, поэтому врагам не так легко было добраться до него и овладеть им. Возможно, в этом одна из причин того, что памятник сохранился лучше остальных.