Путешествие в Талех

Развалины крепостных сооружений в долине Мираши

Исторические события того времени стали воспоминанием, а для молодого поколения сомалийцев — почти легендой. Сейчас в долине Мираши живет около двух тысяч человек. Так сообщили сомалийцы, которые, после того как мы осмотрели остатки сооружений, пригласили нас отдохнуть и выпить чаю. Под небольшим навесом, служившим укрытием от невыносимого солнца, собралось человек двадцать пять, большей частью старики. Потекла неторопливая, по-восточному размеренная беседа. Отвечал на наши вопросы один старик, другие либо поддакивали ему, либо дополняли его слова. На этот раз мы заинтересовались поземельными отношениями в этом благодатном краю, тем, кому принадлежит земля в долине и на каких основаниях ею пользуются.

— Эту землю мы получили еще при англичанах, — ответил старик, который, видимо, пользовался наибольшим доверием среди собравшихся. — Спрашиваете, кому принадлежит земля? Кому же она может принадлежать, как не богу или государству? Земли здесь не так много. Выращиваем дурру, имеются небольшие сады. У каждой семьи есть скот — овцы, коровы. Когда воды мало, а случается это нередко, откочевываем вместе со своим скотом, по недалеко. С коровами далеко не уйдешь, — добавил старик, как бы ища подтверждения своих слов у сидевших рядом.

Возвращаясь к оставленным в нескольких сотнях метров машинам, мы увидели на одном участке двух быков, запряженных в плуг, — молодой крестьянин пахал землю. Такая картина предстала перед нами впервые, ибо до этого мы не видели, чтобы сомалийцы обрабатывали землю плугом. Проблема плужной обработки земли с использованием тягловой силы — одна из наиболее насущных в Сомали. До сих пор сомалийские крестьяне применяют в основном мотыгу и обрабатывают землю вручную. Внедрение плуга, а также быков в качестве тягловой силы власти считают одной из первых мер по модернизации земледелия.

Наш маленький отряд, состоявший из довольно разных людей, все более превращался в единый, дружный коллектив. Первоначальные опасения насчет «психологической несовместимости» оказались напрасными. С нашими коллегами, сомалийскими учеными ау Джамой и «ленинградцем» Саидом (да, именно «ленинградцем»: Саид постоянно твердил нам, что Ленинград — лучший город в СССР), мы неплохо «стыковались» еще в Могадишо. Там же узнали и симпатичного лейтенанта Ахмеда Хаши, который в отличие от Саида отдавал предпочтение Одессе, где он учился несколько лет. Полицейские Ибрагим и Мохамуд, присоединившиеся к нашему отряду в Бурао, тоже оказались весьма коммуникабельными и симпатичными ребятами. Ибрагим был высоким, худощавым парнем с тонкими чертами лица. На привалах, нередко отложив свою винтовку в сторону, он вытаскивал из кармана книжку и, усевшись в тени машины, принимался читать. Между собой мы прозвали его Аристократом — в нем было что-то утонченное. Второй — Мохамуд — был попроще. Держался все время в стороне, вел себя скромнее, но чувствовалось, что ему не чуждо чувство юмора. Наиболее же частым объектом наших безобидных шуток и розыгрышей был ау Джама, который воспринимал их с полнейшим добродушием и безмятежностью.