Атласный башмачок

СЦЕНА II

НЕУСТРАНИМЫЙ, ДОНЬЯ ОНОРИЯ, ДОНЬЯ ПРУЭЗ

Полная перестановка декораций. Музыка имитирует звуки выбиваемого ковра, от которого к тому же идет столб пыли.

В то время как уносится декорация предыдущей картины, среди рабочих сцены появляется Неустранимый, который то и дело пытается ими руководить, мешаясь под ногами, подобно клоуну в цирке.

НЕУСТРАНИМЫЙ

(играя с аршином портного и размахивая куском красной материи, как тореадор) Ну же, мужланы, публика теряет терпение, быстрее, прошу вас! Ну! Ну! Быстро, presto! Уберите–ка это! Освободите подмостки!

В театре все — неотесанные мужланы, подумать только, я вынужден был дожидаться, чтобы мне принесли мой костюм.

Но у меня не хватило терпения плесневеть в этой гримерной, где автор держит меня взаперти.

Костюмерша появлялась в дверях раз двадцать и всегда подбегала к другим, а я то и дело вскакивал со своего стула перед зеркалом.

Моего пыла, знаете ли, опасаются, потому что я веду действие слишком быстро, в два счета мы оказываемся у цели, и публика бывает чересчур довольна!

Вот почему автор держит меня в запасе, на случай, так сказать, крайней надобности, с целой кучей статистов, которые шумно толпятся в ожидании на чердаке его воображения, но лиц их вы так никогда и не увидите.

Но со мной ему так просто не обойтись, я, как легкий газ, утекаю сквозь все дверные щели и взрываюсь посреди пьесы!

Внимание, сейчас все пойдет быстро! Я взлетаю на своей волшебной лошадке…

Изображает быструю езду на невидимом велосипеде.

Мы уже больше не в Кадисе, мы теперь находимся на Сьерра–как–ее–там посреди одного из живописных лесов, что прославили Каталонию.

На пике горы, вон там, стоит замок дона Родриго; дон Родриго здесь, плохо ему, его мучает рана, я так думаю, он скоро отдаст концы…

Нет, я ошибаюсь, он выздоровеет, иначе пьеса кончится.

Позвольте представить вам маму дона Родриго.

Входит донья Онорня.

НЕУСТРАНИМЫЙ (рыча) Стойте там, где стояли! Ждите, пока я вас не позову! Какого черта! Кто вас сюда приглашал, вон! Выйдите!

Донья Онория выходит.

Мама дона Родриго, донья Как–ее–там…

Онория, вам подходит?

Надо же было ей войти! Я как раз хотел нарисовать для вас ее портрет.

Обидно, со мной всегда так случается.

Именно поэтому я и не смог стать художником.

Мои персонажи начинали неожиданно существовать еще до того, как я нарисовал им хотя бы один глаз.

Вот посмотрите! Рисую донью Онорию.

Куском мела рисует на спине помощника режиссера. Не успею я еще повесить ей сережки в уши, как она уже начнет показывать мне язык и отклеиваться от спины этого господина, как Маргарита[29] из черепа Юпитера.

Когда я рисую собаку, не успею я дорисовать заднюю лапу, как она уже начинает шевелить хвостом и убегает прямо на трех лапах, не дожидаясь головы!

Ладно! Чего уж там! Вы ее сию минуту сами увидите.

Бросает кусочек мела в зрителей. Теперь никакого вам утреннего солнышка, уже поздно, прекрасная лунная ночь.

Напевает начало сонаты. Эй, там, наверху, внимание! Создайте воздушное освещение! Включите софиты на контровой, направьте прожектор авансцены влево!

Теперь, когда мы создали нужную атмосферу, разрешите вам представить донью Пруэз.

Что за имечко![30] От него так и исходит ощущение подлинности!

Донья Пруэз прибыла сюда в костюме, который вы уже на ней видели несколько дней назад, впрочем, время можете выбрать сами, вы же знаете, что мы в театре обращаемся со временем как с аккордеоном, по нашей прихоти часы растягиваются, а дни укорачиваются.

Нет ничего проще, чем запустить несколько времен в разных направлениях.

Собственно говоря, я боюсь, что нервы мадам не смогут вынести стольких волнений.

Не то чтобы она совсем тронулась, но явно получила шок и теперь пребывает в прострации, так что думать ни о чем не может.

Вы полагаете, Пруэз удалось увидеть своего возлюбленного? Вовсе нет.

Родриго находится у своей матери, и та ухаживает за ним, впрочем, она ухаживает за обоими.

Разлученные толстыми стенами, тщетно пробегают они лестницами горячечного бреда в надежде соединиться.

Я пойду за ними.

Выходит и возвращается вместе с опирающейся на его руку доньей Пруэз.

Всем видом напоминает гипнотизера, вышедшего

с очередным номером.

Пруэз снова в женской одежде.

Говорите, Пруэз! Пусть это множество людей в зале, собравшихся здесь без вашего ведома, услышит вас.

Говорите, расскажите нам, какое горе отягощает ваше грешное сердце.

ДОНЬЯ ПРУЭЗ

Родриго!

НЕУСТРАНИМЫЙ

Родриго? Он на охоте.

Я хочу сказать, что его тело в самом деле находится там, за красноватыми квадратами окон замка, в которые вы неустанно вглядываетесь,

Но вот уже немало часов во сне он пытается выбраться из этой запутанной лесосеки, что сминается и трещит на его глазах под грузом невидимого присутствия:

“Это вы?” Напрасно произносит он ваше имя тихим голосом, как вы сами только что, нет ему ответа.

И вскоре выйдет он на поляну, покрытую мертвыми деревьями, окутанными древним мхом.

Там будет все странно бело на черном фоне елей, даже та бабочка, что на мгновение раскрыла крылья в свете мертвенно–бледного дня; и никого, ни единого человеческого лица.

ДОНЬЯ ПРУЭЗ

Родриго!

НЕУСТРАНИМЫЙ (пятится к кулисам, не спуская глаз с Пруэз) Теперь приблизьтесь, Онория! Настала пора показать вас.

Входит донья Онорня. Пусть эта дама в горе почувствует свою страдающую любовь подбодренной и защищенной вашей материнской любовью

И пусть сердце матери объяснится с сердцем возлюбленной.

Женщины обнимаются. Час испытаний приближается! Мне осталось только установить перед вами оконную раму…

Делает знак монтировщикам, они устанавливают оконную раму, на которую на мгновение облокачиваются обе женщины.

… И вы тотчас увидите, какой, я бы сказал, роковой уголок Испании открывается за ней.

Вот горы, покрытые суровым лесом, грязнее, чем свалявшаяся шерсть зубра, светлая ночь, крылья большой мельницы справа от нас, которые одним махом каждую секунду перекрывают лунный свет,

А там, по тайным тропам, дон Пелайо в сопровождении своего слуги тяжело поднимается к нам.

В это время монтировщики уже закончили установку для

следующей сцены.

НЕУСТРАНИМЫЙ

Все в порядке, можете идти.

Он уходит, уводя с собой донью Пруэз. Донья Онорня остается на сцене вместе с доном Пелайо, который уже успел войти.