Не буди Лешего

Глава 16. Кощей

Гостята ушла, я остался в доме с Кощеем. Первым делом, зайдя, он спросил:

— Чем это так вкусно пахнет? Никак снедью!

Я ещё сам не был в доме, поэтому тоже удивился. Не привык ещё, и хорошо. А то пришлось бы отвыкать.

— Селянка приготовила, которая только что ушла, — объяснил я. — Обедать будешь?

— Не откажусь, — Кошей прошёл в дом.

— Ты, Кощейка, пламя своё потуши, — я похлопал его лапами по плечам. — Спалишь мне всё.

— Только перекидываться не заставляй, лениво мне.

— И сам не буду, и тебя не заставлю.

Однако оказалось, что звериными руками мохнатыми да с когтями длинными неудобно эту хитрую снедь из котелка доставать да по тарелкам раскладывать.

— Наверное, Кощей, я перекинусь всё же, — я начал шкуру стаскивать.

— А ты что делаешь, друг Алёшенька? — Кощей только что сидел, сияя гладким черепом, а вот он уже облик принял человеческий.

— Ты это как так быстро? — я его спросил, за стол присаживаясь.

— А я и вижу, что ты до сих пор так не умеешь, — Кощей меня по плечу похлопал. — Ты для обращения что делаешь?

— Снимаю шкуру или надеваю. Или переодеваю на другую сторону.

— Это если в зверя? В волка там или в медведя? Или в кого-ты там перекидываешься?

— И в зверя, и в Лешего. В зверя лучше со шкурой, в Лешего и так выйдет, если что-то переодеть с руки на руку или с правильной стороны наизнанку.

— А вот когда я нападал на тебя не так давно — летел сверху, ты удар принял в теле человечьем.

— Ну так и что?

— Так я тебя убить мог. Негоже так. Надо ещё до удара перекинуться.

— Я позже перекинулся.

— Переодевал чего?

— Да нет.

— Вот и я не заметил, — он постучал себя кулаком по макушке. — Это всё в голове, Алёша. Всё в голове. Ты ещё только подумал, а уже раз — и принял форму нужную. Это должно от осознания идти, а не от какого-то действия.

— Мы, нечисть лесная, вообще-то сильно к ритуалам привязаны, — не согласился я. — Например мне надо что-то наизнанку надеть, а то покоя мне не будет. Или за помощь свою службу стребовать, должок взять — тоже обязательно.

— Надо учиться одной мыслью облик менять. Раз — и я Кощей, — он как сидел за столом, держал в руке ложку, так и на том же месте остался сидеть — только уже тварью горящей, из костей одних состоящей.

— Говорю же, дом мне не спали, — я снова сбил с его плечей пламя. Кощей тут же стал человеком.

— Быстро, — оценил я.

— И ты так можешь. Ну-ка, если проще тебе, попробуй плечами вперед повести, одновременно то, что надо, в голове держи, — Кощей прикоснулся к своей голове, показывая. — Ты попробуй, а я пока поем.

Я только действительно собрался попробовать, как услышал:

— Ох ты ж, жена моя, Мара!

— Что жена твоя Мара? — не понял я.

— Никогда не умела так готовить, и уже не научится, — Кощей принялся уминать щи за обе щеки. — Это кто тебе такие яства тут оставил? Мокошь? А ты скажи, она как с лица? Ничего? — он кидал в рот пирожки румяные, второю рукою загребая ложкой из чашки.

— Кощей, ты ж вроде царь, — напомнил я. — А ешь как голодная собака.

— А ты попробуй сначала, потом насмехайся, — Кощеюшка уже перешёл на сдобу. Я решил, что если буду ещё мешкать, еда, приготовенная для меня, вся достанется Костлявому.

— Голод на тебе, что ли, какой наложен, — я попробовал щи. Хороши, ничего не скажешь. И пироги хороши, и разносолы любовно так разложены. Любовно… Слово то какое подобрал.

— Так кто тебя так уважил? — спросил Кощей, вытирая руки.

— Так ты же видел её, — напомнил я.

— Женись на ней, — не раздумывая, выдал Кощей. — Послушай меня, я дело говорю.

— Все женатые говорят жениться, — припомнил я. — А только что-то вы потом все налево ходите, а я никому не принадлежу. Чем плохо?

— Если она так готовит, то все эти разговоры ни к чему, Алёша. Послушай Кощея, который сколько веков в браке.

— Так ты всё это время на одной Маре женат.

— Ну и что… Это не значит, что я в вопросе ничего не смыслю. Как ты говоришь, звать её?

— А я ничего такого и не говорил.

— Эх ты, не поймаешь, — Кощей оглядел стол. — А ещё что-нибудь есть?

— Да, там полная печь всякого.

— Так неси на стол.

— А ты не лопнешь, Кощеюшка?

— Ты за это не беспокойся, знай, накладывай. Так что за девица? Ответишь мне?

— А если не отвечу? — спрашиваю, ставя на стол для Кощея добавки.

— Тогда сам узнаю, я же колдун.

— Тебе зачем она?

— Если ты жениться не собираешься, я её себе заберу. Зачем такой девице пропадать?

— Так ты же женат, Кощеюшка.

— Ну и что? — Кощей на меня взглянул, как на маленького. — Откуда девицам про то знать?

— А не ведают они, что Кощей женат?

— Не ведают часто даже, что я Кощей, — Кощеество посмеивается. — Смотрят, каков я добрый молодец, да ещё колдун.

— Скотина ты.

— Что ты, Лешенька, ко мне так грубо? — Кощей обидеться обиделся, а есть не перестал.

— Пойдем, Кощейка, лучше порубим Лешаков со мной. Совсем они страх потеряли, лезут и лезут.

— Так пойдем, чего бы не пойти. Только не после обеда. Давай вечером?

— Да хоть бы утром можно. Вообще без разницы. Сегодня я уже гонял их, вот перед тобой как раз. Тоже поди по кустам сидят, раны зализывают.

— Пошли с утра. Ещё там что-нибудь покушать приготовлено?

— Да ты всё съел, Кощей. Ну на утро хватит, может быть.

— Тогда я у тебя пока живу, ну хоть бы до утра.

— И где мне тебя спать укладывать?

— Нету места спального? — Кощей задумался. — Я себе пристройку сделаю. Наколдую, не переживай.

— Так ты же в склепе спишь, зачем мне в доме склеп?

— В нормальной, Лешенька, я сплю комнате. И даже на кровати. Ну… иногда в гробу. Но это так, по настроению. Вот если с Марой спать не хочется — так сразу в гроб, и крышечкой закрылся и под кровать. Кра-со-та!

— Мне, холостому, не понять.

— Ну так я делаю?

— У меня всё в доме настоящее.

— Ну и я тоже не буду спать же в мороке. Всё будет настоящее. Хочешь флигель белокаменный?

— Давай обычную пристройку. Снесу, как не понравится.

— Ну всё, вопрос решён. А девка-то откуда та? Как звать? Ты так и не ответил.

— И не отвечу.

— Ой, да тоже мне, нашлись мне трудности, — Кощей взял из под сдобы чашку, смахнул крошки, налил в неё воды, на меня с неё брызнул, потом по краю чашки начал водить пальцем.

— Что-то не разглядеть, вроде не страшнАя и не старуха. Хотя по мне так простовата… Так… звать Гостятой.

— Ты что творишь? — я попробовал забрать у него чашку.

— И очень крепко у Алёшки сидит в сердце. Что та заноза.

— Да когда б она успела? — я не поверил. — Гостила пару дней. И вот, ушла.

— Запала крепко, — повторил Кощей. — Тут даже и не знаю, как подступиться. Разве что утешить, раз один дурень Леший её бросил. Девицу с такими золотыми ручками. А тебе, смотрю я, плохо?

— Я не бросал её. Она сама ушла. Она ведовка, — я вспомнил лохматую Гостяту. Как она стояла рядом с печкой. Пол дня ж готовила, что мы здесь смели в миг. — Меня приворожили?

— О чём ты, Лешенька? — Костяной усмехнулся. — Как можно, чтобы нечисть?

И всё-таки внимательно он глянул и в блюдце, и на меня.

— Кажись, пропал ты, Леший. Что, очень плохо?

— Ты отобедал? Пошли порубим вурдалаков. Я чую, встали.

— Алёша, только же поели! Давай хоть отдохнем, хотя бы покемарим?

— Как старый дед, кряхтишь. Кемарь, а я пойду кого-нить порублю.

— Да я иду, Алеша! Что ты сразу?