Не буди Лешего

Глава 36. Прости, прощай, лето

Выдался денёк хороший. Светлый, ясный, тёплый. И небо видно было, и зеленела кое-где листва. Хоть и осень подкралась уже, позолотила местами, багрянцем украсила, а ещё не сдавалось лето. И как будто специально дня ждала погожего, явилась ко мне Василиса.

Прилетела, из ступы вылезла — девица румяная, в платье ярком, стан обхватывающем. Кожа белая, едва солнцем тронута, глаза как два лесных озерца с чистой водой. Стояла она, расправив сбившееся платье, в землю взором потупившись, а от самой жар летний шёл. Такая она вся красивая, знойная, свежая. Я замер, как в землю врос, её разглядывая. Давно, выходит, не видел красивых девиц. Просто смотреть на неё глазу приятно.

— Алёшенька!

И голос у неё звонкий, весёлый, слушать радостно.

Она сделала пару быстрых шажков, протягивая руки. Потом в нерешительности их опустила и тоже замерла.

— Алёшенька, а ты почему же меня не встречаешь?

— Как же не встречаю, вот он я, — проскрипел я ей что-то. Василиса, конечно, красавица. На Мару глаз уже привык смотреть, да в последнее время она ходит без волос и без настроения. Кощей старается не попадаться под руку. Про Кикимору промолчу, а Василиса хороша…

— Ну ты хоть человеком перекинься, я обниму тебя! — она всё же подошла ближе и снова протянула белую ручку. — А что это ты, Алёша, стал такой… — она замерла, подбирая слово. — Совсем как зверь лесной!

— А был какой? — спросил я, всё, как дурак, любуясь.

— Забавный был такой, мохнатенький, пушистый.

Я был пушистый? Что там в голове у Василисы?

— Большой правда, больше чем медведь, и со свирепой мордой, — продолжала она, — но как-то выглядел повеселее! Перекинься, а, дружочек! Ну что же ты, не обнимешь Василису?

Я неуверенно протянул к ней лапу. Она осторожно прикоснулась к моей ладони пальцами.

— Леший, знаю я, что была тут битва. Я потому и не являлась. Ты, дружочек, не подумай, что я тебя забыла. Если ты на меня обиделся и не хочешь показываться человеком, ты не обижайся! Тут было у вас не очень-то приятно! Летал пепел, всё в грязи было, лесом воняло подгоревшим… Сейчас вроде как всё оправилось, стало получше. Вон и травка зеленеет, хоть и скоро осень, и на деревьях сочные какие листьев кроны! Вот и я решила заскочить, тебя проведать.

— Спасибо, что заскочила, — я умудрился выдавить. А солнечно сегодня, дует свежий ветер. Пригласить бы Василису хотя бы чаю попить с малиной. Засесть с ней перед домом на полянке, послушать, как она рассказывать мне будет свои побасенки.

Вышел Баюн, мяукнул недовольно. Василиса отскочила.

— А что это за страшный облезлый кот? — она сморщила носик. — Фу-фу, уйди, нечисть! — девица смешно руками замахала. Баюнка зашипел.

— Кота не обижай, он… пока ещё болеет. Может, оправится.

— А, после битвы наверное, — Василиса кивнула, протянув, — кис-кис, бедный котик! — она хотела его погладить, но чуть когтистой лапой по руке не получила. Странно, я думал, девицы Баюнке нравятся. По крайней мере… Шевельнулась мысль, но не успела проявиться, Василиса звонко засмеялась.

— Ну и кот у тебя! Под стать тебе! Алёша! Я всё жду! — она топнула ножкой.

Как ей объяснишь в словах двух, что того Алёши, что катал её по реке на лодке, бобров пугая, и травил ей шутки, чтоб она смеялась погромче — на зависть Водяному, того Алёши больше нету?

— Я больше не умею в человека. Во время битвы принял звериный облик и с ним сросся. Теперь такой и есть.

— Да быть не может… — Василиса протянула расстроенно. — Ну ладно, — снова подошла и взяла в свои маленькие ручки мою лапу. Оглядела меня внимательно.

— Так ты зверь теперь?

Вообще-то я по-прежнему существо мыслящее, и по-прежнему мужчина, хоть и в этом зверином теле. И смутно понимаю, что таких красивых нежных девиц мне осталось разве что держать за руку, если повезёт.

— Я Леший. Хозяин Леса. Как и был.

— Ну лес вроде выглядит неплохо, всё образумится, — сказала и улыбку всё же выдавила. Умеет Василиса поддержать беседу светскую… Стояла она здесь и улыбалась мне, а в глазах её увидел я другое.

Впервые в жизни в женском взгляде почувствовал к себе брезгливость. Видать, совсем противен стал вид мой внешний. Кикимора — та ничего, даже не морщилась. И Василиса вроде лицом ну разве только чуть дрогнула, но глаза выдавали. Или это жалость в них? Так я вроде не калечный. Ну так много где порубленный, шерсть попортило, ну чуток задело морду.

— Хорошо что повидались, полечу, наверное, — она стала пятиться назад, нащупала рукою за спиной свою ступу.

— Я б самовар раздул, ты не останешься?

— В каком… это смысле? — что-то она стала заикаться.

— Да на чай. Погоди, сообразим! Сейчас позову Кикимору, — я повернулся. Крикнул. — Эй, Матушка!

И ведь только сейчас вспомнил, что женат. Совсем нигде в башке лесной не отложилось, что я больше не один здесь.

Кикимора вышла. Василиса, может, и рада удрать, но ведь теперь невежливо будет с Хозяйкой не поздороваться. Кикимора злобно зыркнула на Василису, но поприветствовала.

— Здравствуй, Кикимора, — Василиса ей едва кивнула.

— Алёшенька, что звал? — мне болотная нежить пропела ласково.

— Да вот, у нас с тобою гостья, наверное надо чаю ей сообразить, сегодня день погожий, сядем на полянке. Что скажешь?

— Давай уважим гостью. Схожу, самовар поставлю, — Кикимора скрылась в доме.

— А что она у тебя в гостях? И почему Матушка? — Василиса нахмурилась.

— Не в гостях. Живёт она здесь. Кикимора нынче жена моя и Хозяйка реки и болота.

— Вот как… — Василиса брови сдвинула. — Ты и женился?

— А что тут удивительного? — я всё же подошёл к ней.

— Думала, ты никогда не женишься, — она чуть-чуть плечами дёрнула. — Ещё и на Кикиморе, — тут Василиса откровенно сморщилась. Неужто это как-то задевает женское её самолюбие?

— Ну вот женился, теперь мы вместе на всём в лесу хозяйстве, — я понимал, что Василиса скоро улетит, и на чай не останется. Так её рука вцепилась в край ступы, пальцы побелели, так сжались. А мне хотелось просто смотреть на неё. Или было ещё что-то. Какое-то плохое чувство, горькое. Я злился на неё. За то что она такая нежная, красивая, воротит от меня нос и избегает смотреть на меня. А я же помню, как у нас было до.

— Я полечу пожалуй, Алёша. Я так, проведать, как дела твои. Вижу, что хорошо… — последнее слово едва вымолвила. Я положил свою ладонь ей на шею. Хотел на щёку, то есть, вышло что и шею, и пол щеки закрыл Василисе. Она замерла в испуге. Вроде и сама не простая девица, не должна бояться нечисти, а я слышал, как сердце у неё в страхе колотится. Как пульсирует на шее венка — не чувствовал. Утратила рука чувствительность, разве что чутьём звериным чуял всё.

Ещё на стройке заметил, что топор в руке хорошо лежит, пальцы под рукоять как раз обхват делать привычные. А если что помельче требуется, если вдруг хотя б рубанок взять, уже не слушаются лапы зверевы. Не то что инструмент поменьше… Как не пытался я выстругать узоров хитрых, такой работы мелкой пальцы не послушались. А ведь умел. И в этом теле, и в человеческом.

У Василисы глаза испуганные, дышит порывисто, но снова смотрит на меня. Теперь правда не с брезгливостью, а со страхом больше. Что я, звериная лесная образина, с ней делаю, зачем мне знать, что там в голове у Василисы, под этой белой кожей, тонкой косточкой, под шапкой её волос шелковистых? Что она думает — мне, сидя в лесу глухом, какая разница? Что мне за дело, что они все разом думают? Никакого дела, только испугал зазря…

Я подхватил её, она вскрикнула. Я спросил.

— Чего кричишь?

Василису в ступу посадил, на одно мгновение взял на руки. Вроде не свернул ничего, не помял, не повредил.

— Так, испугалась что-то, — она хихикнула. А я продолжал её разглядывать. Ведь для меня оделась. Платье это нацепила хитрое, неприлично открывающее многое, для меня расчёсывала волосы, смотрелась в своё отраженье, прихорашивалась. А тут я такой, какого не ждала увидеть и встречаю не так, как встречал раньше. Так почему я злюсь?

— Я полечу, Алёша, — она ступу приподняла, чуток её от земли оторвало уже.

— Лети, Василиса. И ещё… знаешь что… Ты передай подружкам, что я женат. Чтоб не прилетали больше проведывать. Вы же все друг друга знаете.

Кажется, задел её. Зачем — не понял сам. Так-то она всегда знала, что не одна у меня. Но я её никогда ни с кем не сравнивал и никогда не вспоминал при ней других.

— Не думала, Алёша, что между нами вот так всё кончится, — ведь разозлилась сильно. В глазах гнев запылал. Ну так точно лучше, чем жалость. Но мне наверно после будет стыдно за всё.

— Прощай! — Василиса взметнулась ввысь. Я поймал ступу. Не дал улететь, подтащил к себе.

— Отпусти! — красавица уже кричала на меня.

— Подожди… — я ступу продолжал удерживать. — Ты прости меня, я не хотел обидеть. Голова после битвы стала дурной. Что хотел сказать… — ведь уже забыл. — Ты если что-то надо будет, смело прилетай. Если какая моя помощь понадобится.

— Пусти ступу! — Василиса всё пыталась вырваться.

— Сейчас отпущу. Ты скажи сначала, что меня услышала.

— Услышала! — сказала с вызовом и снова дёрнулась. Я лапы разжал, наблюдал, как Василиса улетает вдаль.

Ну раз услышала, то хорошо, а то я нынче стал сомневаться, что девки мои речи понимают сразу же. Если сильно ей чего-нибудь понадобится, то наверно Василиса явится, и не больно важно будет ей, насколько у меня рожа нынче страшная.