Не буди Лешего
- Автор: Юрге Китон
- Жанр: Самиздат, сетевая литература / Фэнтези: прочее
Читать книгу "Не буди Лешего"
Глава 37. Рада в лесу
— Я ведь живые души на тот свет отправил. Чем, ты думаешь, я расплачиваюсь?
Лес осенний звучит по-особенному, воет в ветвях ветер. Не хочет природа смиряться с близкой своей кончиной. Всему живому пора на покой. И всё ж таки, как будто больше из привычки, жизнь сопротивляется. Ведь замереть надо, притвориться спящим до весны или впрямь в спячку впасть, но завывает ветер, зверьё ходит понурое, отъелись плохо, лето неспокойным вышло, осенние дары скудными — не получилось запастись ни жиром, ни припасами, как надо бы. С тревожным сердцем все мы ждём зиму.
Но есть ещё с пару погожих дней. Может, и я чего успею сделать?
— Какими бы твои глаза ни были, живыми или мёртвыми, а мне твой ласковый взгляд всегда душу радует, — Рада сделала ко мне пару быстрых шагов и упала в лапы. Она, как обычно, сначала делает, потом думает.
А спросила она меня, отчего как будто цвет глаз моих поменялся, да и общий облик весь? Не признать теперь меня. Зверь зверем и есть. Так я сначала к ней медведем вышел, и в медведе она меня не узнала. Удивлённо спросила так:
— Батюшка?
Потом чуть более уверенно:
— Алёша, ты?
То я ей братец, то батюшка, то Алёша. Сама всё никак не определится, бедная.
Перекинулся Лешим. Объяснил про глаза. Что нынче они у меня оба мёртвые, и не надо ей в глаза мне смотреть. Она хоть девица и крепкая, и привычная, но человеку теперь лучше взглядом со мной не сталкиваться.
Теперь мёртвый я.
Рассказала мне Рада, что за Родькой пошла. Я даже шутить не стал, чтоб оставалась со мной. Зачем ей Родька беспутный её? Тут такой хороший Алёша… был. Промолчал, даже начинать лень. Рада мне это заметила. И вообще заметила многое.
— А что это на тебе такая плохая рубаха?
— Да чем она плоха?
— Так в дырах вся. Худая. Да холодная. Неужто потеплей нельзя одеться к осени? — Рада меня рассматривала.
— Помилуй, Рада. Я же свою имею шкуру. И сверху на мне ещё медвежья и волчья.
— И всё равно рубаха плоха, — девица покачала головушкой. — Я, правда, шить не мастерица, но зашила бы. Зайти к тебе, Алёша, похозяйничать? Мне где-то бы ребёнка покормить. Но надолго я не смогу. Хочу уйти ещё по суху.
Вот дура баба или нет?
Куда идти — не знает. Где её Родька, и что за ведьма забрала его — не ведает. А по суху собралась уйти. Пока не дожди, не грязь, да после и не снег. Как будто далеко до этого.
— Пойдёшь в края южные. Немного обхитришь погоду, обгонишь, — говорю я. — Не отпущу тебя я, Рада, незнамо куда. Ведь ты, куда путь держать, не ведаешь.
— Буду у людей спрашивать. Битву не заметить было нельзя. Кто-нибудь да укажет путь. Дойду.
— Дурная. Себя погубишь и дитя. Зачем взяла с собой?
— Не смогла не взять, — она понурилась, потом сына вытащила из корзинки, которую ещё я давненько плёл, и обняла.
— Уйти хотела без него, а он не дал. Всё плакал и тянул ко мне ручки. Велиславчика-то оставила в доме Велимира. А с Радогором сказала, что пойду к матери. И у матери хотела его оставить. Уложить спать и сама уйти, пока ночь. А он как почувствовал. Всё ревел. Не дал уйти мне без себя, пришлось на руки брать и выходить.
У ней с собой всё её барахло. И доспех прихватила, и меч, и платье. Сама стоит в селянском, а одежду, что Кощей дарил, взяла с собой.
— Про одёжу не знаю, а что взяла доспех и меч, то правильно. Я тебя тоже кое-чем в путь снаряжу. Пойдём в дом. Да будь поласковее с моей Хозяйкой.
— С какой ещё Хозяйкой? — Рада насторожилась.
— Женился я недавно на Кикиморе.
Кажись, Рада, там где стояла, там бы и села. Да я не дал ей на землю садиться. Встряхнул за плечо.
— Чего так удивилась, девица? Расстроена, что сама замуж за меня не вышла, а теперь уж поздно?
Она как онемела. Потом только глазами похлопала.
— А что так худо смотрит за тобой твоя жена? Для женатого ты больно плохо выглядишь.
— Почему это плохо?
— Рубаха не починена, сам лохмат.
— Кикимора мне не прислуга. Хватает у Хозяйки Водной своих забот. А мне красоту наводить без надобности.
— Жена то не смогла уважить мужа? Помнится мне, кто-то меня заставил сапоги с него снимать и стирать рубахи. А я никто была тебе, просто мимо шла девица!
Вон оно как. Мимо она шла. А то, что я не дал ей заблудиться и сгинуть в лесу, а потом увёл от волчьего братства, не позволив из-за неё в лесу состояться драке, про то она не думает. На ночлег её устроил, ей обеспечил ужин. Утром на медведе отправил восвояси. Леший за услугу должен службу стребовать. Но… мог, конечно, заставить и снимать с себя сапоги, и готовить мне, и вообще любил какую учудить забаву…
— Не помню, чтобы ты противилась.
— Всё ж таки ты Лесной Хозяин. И молодец красивый, — добавила она, чуток задумавшись.
— Я человеком больше не обращаюсь. Ни к чему мне, — ответил ей.
— Значит, ты женат, и больше не хочешь быть человеком? — переспросила Рада в задумчивости.
— Нынче до тебя сказанное не сразу доходит? — провёл её в дом. Рада попросила подержать её сына. Как попросила? Просто сунула его мне в лапы, пока разбирала свою котомку.
Вроде бы Радогор меня узнал, хотя такой малой не должен бы. Заулюлюкал и схватил меня за коготь. Дурная Рада девка. Мне теперь только держать детей в лапах. Лапы непослушные. Я бы, наверное, уронил дитё или ещё чего, но он сам хорошо за шерсть схватился.
Вышла Кикимора, на Раду взглянула удивлённо. Потом на меня. А на дитё в моих лапах тем более. Я объяснил ей, кто это пожаловал к нам в гости. Кикимора девицу поприветствовала сдержанно.
Рада взялась, с позволения Кикиморы, готовить ужин, я нашёл на полке блюдце, вытащил, подул на него, постучал.
— Чего-то не работает, перепутал, что ли, плошку? — подул ещё раз. Рада на меня смотрела как на полоумного, однако блюдце заблестело, по центру пошло рябью донышко и вскоре появилась на дне донца рожа Кощеева.
— О, Леший, чего звал?
— Клубок у тебя ещё или обменял на ерунду какую-нибудь?
— Клубок? У меня, должно быть. А тебе зачем?
— Рада пошла искать Колдунью.
— Не царицу ли Шамаханскую?
— Нет, не её. Но вроде та тоже Царица. Вам, царям, виднее.
— Ты думаешь, мы собираемся, чтобы пересчитаться?
— А что, нет?
— Допустим, узнаю. Нужна которая?
Любимый наш с Кощеем разговор. Придётся поднапрячься, чтоб сообразить.
— Мы дрались с кем — с Колдуном? С каким именно? Видать, это была его баба.
— Да как бы узнать теперь, мы же всех перебили…
— Вот же тоска-печаль… Как-как? Ты того Колдуна совсем не знал?
— Так человек же! Они рождаются и мрут как мухи!
— А его Колдунья тоже человек? Попробуй спросить у Мары. Может, они, Царицы, друг дружку лучше запоминают.
— Да… как бы это… клубок же заговоренный на всякие отгадки. Он должен сам понять и путь указать.
— Или нет… Ему надо назвать, к кому. Тогда покажет. А так — неведомо куда…
— Наверное ты прав… Время терпит?
— Рада у меня. Останется на ночь.
— Ну я утром сообщу тебе. Сам не прилечу, постучи в блюдце.
— А клубок?
— Клубок сброшу с предвестником. Помнишь тварь пернатую? Отправлю с ним.
— Договорились.
— И ещё, Леший. Если ты эту тварь как-нибудь случайно… зарубишь, там… я буду благодарен.
— Да я бы рад, так ведь мразина вниз не спускается.
— Ну если вдруг.
— Да не вопрос. Всё ещё надеешься, что Мара заведёт голубку?
— Да я… О, жена идёт.
Где-то там за спиной его раздалось женское ласковое: “А ты с кем?” Дальше я слушать не стал, перевернул блюдце. Чуть не разбил. Рада поймала и поставила на место.