Богатырь и Звезда Сварога

Беззубый смог отбить первый удар, но второй пришелся ему на руку, разделив кисть, сжимающую рукоять меча, пополам. Не успел меч беззубого коснуться земли, как третий удар Яромира достиг цели.

Беззубый, разрубленный от плеча до пояса, рухнул рядом с главарём.

Из телеги донеслось тихое хрипение, и одноухий с окровавленным ножом в руках прыгнул на Яромира, стоящего к нему спиной.

И на это Яромир успел среагировать.

В воздухе он перехватил неуклюжего одноухого и придал его полёту ускорения.

Столкнувшись с землей, шея прыгуна издала страшный хруст, а голова вошла глубоко в плечи.

Сердце колотилось, всё тело охватила приятная дрожь битвы.

Сейчас Яромир чувствовал себя в своей стихии.

Он огляделся и выдохнул. Разбойников вокруг него не осталось.

Только сейчас Яромир вспомнил про подоспевшего на помощь воина и было бросился ему на помощь, но быстро понял, что ему это ни к чему.

Высокий худощавый мужчина в годах, замотанный в грязные, засаленные лохмотья и такой же повязкой на глазах лихо орудовал посохом, заставив Яромира застыть от изумления и наблюдать.

Старец обезоружил одного, сбил с ног прямым ударом в лоб второго и рубящим махом вернулся к первому, отчего тот сделал кувырок в воздухе и упал без сознания. Старый воин вернулся к единственному оставшемуся разбойнику, пытавшемуся подняться на ноги, и коротким движением свернул ему шею.

Злость Яромира угасла так же быстро, как и закипела.

Он вдохнул, выдохнул и огляделся: кроме него и слепого воина вокруг больше не было никого живого.

Яромир опустил взгляд на руки — они оказались по локоть запачканы в человеческой крови. Его замутило, ноги подкосились.

На глаза попался Кова, по голове которого будто попала под тяжеленный кузнечный молот.

Яромир, чтобы удержать равновесие, опёрся на телегу и не смог сдержать рвотных порывов.

Никогда до этого ему не приходилось применять свои умения на людях…

Старый воин, постукивая стальным наконечником посоха по дорожным камням, медленно подошёл к Яромиру и положил руку на плечо. Его ладонь оказалась нечеловечески горячей, можно сказать — обжигающей.

— Добрый птенчик, добрый! — хриплым голосом заговорил слепой старик. — С трусами и душегубами так и нужно: железной рукой и крепким духом. Насильники и братоубийцы. Не питай к таким жалости. Ты сделал, что должно. Славно бьёшься ты, птенчик, славно!

Яромир отёр рот и заглянул в телегу.

Обнажённое тело женщины лежало с перерезанным горлом в луже крови.

В её безжизненных глазах продолжался читаться предсмертный ужас и мольба о помощи.

— Что же я наделал? — прошептал Яромир, огляделся, спустился спиной по колесу телеги и уткнул голову в колени.

— Свершил правый суд, жестокий и справедливый, — спокойно ответил старец. — Не кори себя и запомни — за каждое деяние нужно ответ держать, и не важно, хорошее оно или нет. Такие же, как они, заслуживают именно такой участи.

Яромира продолжал колотить озноб.

— Ну, хватит трястись, как лист осенний. А-а, понял, понял — первый раз… Ну, это ничего, привыкнешь. Жизнь такая: либо ты, либо тебя. Всё, хватит, вставай, надо тела спалить, покуда трупоеды не нагрянули, — старец толкнул Яромира в плечо посохом. — И возьми их одежу. Им уже не сгодится, а тебе, авось, и послужит.

Яромир почувствовал, как снова стало очень холодно. Трясись, не трясись, а шевелиться нужно. Он тяжело вздохнул и стянул с главаря бандитов рубаху и порты. На одном из убитых старцем он нашёл накидной дорожный плащ.

— Ну-ка, птенчик, скажи, что на них надето? — окликнул слепой воин Яромира, тыкая в тело четырехпалого посохом.

— Кожаные доспехи, а поверх серебрянкой на груди выведены что-то похожее на горы.

— Трусливые собаки! Беглые, из войска Сталь-градского. — старец презрительно плюнул на труп четырехпалого. — С поля бранного бежали и лиходейничать подались… Соскобли краску. Коли на дороге разведчики Игоревы тебя с горами этими приметят, то на первом же суку вздёрнут и не спросят, чей будешь. Да выбери клинок понадежней. Как видишь, времена сейчас неспокойные, да и по лесам ещё много чего неприятного шастает…

На втором убитом старцем войне Яромир нашел хороший булатный меч и искусно пошитые кожаные ножны с ремнём.

Яромир снарядился и продолжил помогать слепому воину складывать тела в телегу, которую они доверху заложили сухими ветками и подожгли.

Лошадей слепой воин предусмотрительно привязал поодаль.

Старец и Яромир некоторое время молча стояли и смотрели на разгорающиеся языки костра.

— Славно пылает, — начал старик. — Дело сделано, теперь и дух перевести можно… Хоть и бандюги, но провианту нам малость оставили. Садись, птенчик, перекусим.

Они разместились возле широкой сосны. Старик маленьким ножом нарезал вяленого мяса, поломал хлеба и дал Яромиру один из бурдюков с ягодным вином.

Яромир, которого уже немного отпустило, не мог надивиться, как всё это старец делал с плотно завязанными глазами.

— Чего вылупился, птенчик?

— Ты колдун? — Яромир с трудом откусил кусок жесткого мяса.

— От части. — старец загадочно улыбнулся. — Учись не удивляться, птенчик, ведь много чего тебе ещё предстоит повстречать, и моя слепота в этом — самая малая крупица.

— Но всё же, в чем секрет?

— Нет никаких секретов. Были у меня глаза. Самые прекрасные, самые замечательные глаза во всех мирах! Но меня предали и подло обокрали. Да-а… Слагали были, что их у меня было аж целых двенадцать! Только все это брехня… Не верь. Вот, сам убедись.

Старец развязал повязку и поднял веки, на месте которых оказались лишь пустые темные глазницы.

Яромир от неожиданности и странности зрелища поперхнулся.

— Страшно? А ты не бойся, привыкай, привыкай… Я научился жить с этим. Всё, что вокруг нас помогает мне видеть. Дуновение ветра, пение птиц, шелест травы, даже биение твоего сердца. Но с глазами, моими милыми глазами, было гораздо лучше… Сейчас же только чувства людские предо мной, как на ладони, а раньше я мог разглядеть самые глубокие тайны любой души. Вот, например, знаю, что больно тебе, внутри больно, тревога съедает. Сбит с пути… Да-а… Рассказывай.

Яромир глубоко вздохнул и глотнул вина.

— Да что говорить… Подвел я отца, страшно обидел его, а ведь кроме него у меня никого и не было. Ну ладно, Траян еще, только он же конь, много-ли от него дождешься? И теперь знать не знаю, куда мне топать и чего делать.

Яромир вкратце поведал старому воину о нескольких последних сутках, о том, что на топях приключилось, о старухе и ссоре с отцом. Неизвестно почему, но Яромир чувствовал, что он полностью может довериться слепому старцу. Тот, в свою очередь, тоже оказался прав — выговориться Яромиру было необходимо.

— Значится, славных ты, птенчик, кровей. Теперь всё понятно…

— А ты-то сам кто будешь?

— Раз ты мне душу открыл, то и мне от тебя таить нечего. Имя мое — Ховала. И я — никто. Странствую по дорогам и помогаю в беду угодившим. Стоит почуять мне беду какую, то любой подлец будет наказан по деяниям своим. Того, кто пустословит — проучу. Кто неимущего ограбит — самого дорогого лишу. Кто убивает и насилует ради забавы — навеки упокою. И не посмотрю, бедняк али князь предо мной. Как видишь — для меня все едины. Но, скажу тебе честно, есть и у меня цель. Я хочу найти, того кто сделал это со мной, покарать и вернуть то, что моё по праву!

— Я слыхал от братьев, что люди зубы научились менять на золотые, но, чтобы глаза… — Яромир продолжал мелкими глотками опустошать бурдюк с вином и достал из-под рубахи Звезду Сварога. — Чудной ты…

— Чем ты там бренчишь таким? Дай-ка сюда. — Ховала протянул Яромиру руку.

Тот небрежно вложил в амулет в горячую ладонь Ховалы.

— Хм… Звезда Сварога, знак рода княжеского. Как любопытно… Ты где его достал? — Ховала протянул амулет обратно.

— На болотах, у водяного отнял.

— О как, у самого водяного? Занятно, занятно… Ты полон сюрпризов, птенчик. Больше никому его не показывай. Спрячь под рубахой и понапрасну не вынимай.

Яромир непонимающе смотрел на Ховалу. Старик задумчиво сидел, смотря пустыми глазницами на языки огня.

— Вижу, что ты растерян и вопросов у тебя — уйма, только не мне на них отвечать. Придёт время, само всё откроется. Сейчас, птенчик, порхать тебе прямиком в Слав-город. Там брат твой, князь Игорь, престол держит…

Яромир прыснул изо рта вином в костёр, от чего в небо поднялись яркие языки огня.

— День становится всё краше и краше. Одна весть пуще другой!

— Ох, так ты не знал, что княже с тобой одной крови? Низко кланяюсь, князь птенчик! — старик наклонил голову и звонко рассмеялся. — В Слав-городе найдешь ты ответы, и береги Звезду Сварога, как зеницу ока! Она — прямой путь в княжеские покои. Слушай меня внимательно…

Старец принялся выводить острием ножа на земле что-то похожее на леса, реки и дороги. Карта.

— Коня возьмешь и прямо по дороге, до стана войска Слав-городского, что подле Троицка стоит. В стан — ни ногой, живым оттуда не вылетишь. Для них сейчас — каждый погань Сталь-градская. Перед станом повернешь в лес, вот сюда, а там прямо до Большака и на Слав-город, не сворачивая. Будь готов, на большой дороге ты и пострашнее беглых повстречаешь. Не помри раньше положенного! Ну, а мне пора дальше путь держать.

Ховала встал, поднял посох, собрал немного еды и отвязал одного из коней.

— Гой еси, птенчик! Да сбудутся деяния твои от круга, до круга! — крикнул Ховала, махнув Яромиру рукой. — Ещё свидимся!

— И ты будь здоров, старик, ныне и присно! — Яромир махнул ему в ответ и Ховала, ведя коня под узду, скрылся в тени леса.

Яромир осушил бурдюк, собрался в дорогу, запрыгнул на коня и поехал в другую от Ховалы сторону.

Телега за его спиной ещё долго продолжала гореть ярким пламенем.