Волки не дремлют

XIX

Утром Павла снова вызвали на допрос. Как и накануне он держался свободно, старался не выказывать признаков волнения. Положив ногу на ногу, безучастно уставился в окно. Но вот он повернул голову, поглядел в глаза полковнику и слегка растерялся. Взгляд того не выражал ни ненависти, ни злобы к арестованному, ни даже простого любопытства. Можно было подумать, что он, Орешкин, мало интересует органы МГБ, и что этому пожилому человеку все о нем уже давно известно. Арестованный опустил голову, но перед ним по-прежнему стояло лицо полковника с редкими, но глубокими морщинами, с поседевшими висками, со светлыми бровями, из-под которых спокойно смотрели внимательные серые глаза.

Вагин взял листок бумаги, остро отточенный карандаш, покрутил его в пальцах и, чуть подавшись к задержанному, спросил:

— Ну как, что-нибудь решили?

— Мне решать нечего. Я еще вчера вам все сказал, — арестованный посмотрел на полковника и откинулся на спинку стула.

— Это по-вашему. А по-нашему, вы еще и не начинали рассказывать.

— Ну что, что я вам должен рассказать? — как будто искренне удивился арестованный. — Если вы решили состряпать дело, валяйте, но я не подпишу ни одного протокола. Я сразу понял: вы кого-то ищете, но не нашли, и решили отыграться на мне. А что? Орешкин только прибыл, его никто не знает, вполне подходящая кандидатура, — он выдавил подобие улыбки. — Можно сфабриковать такое дельце, будь здоров! Пальчики оближешь! Можно доказать, что я не я, не Павел Орешкин, а шпион и еще черт знает кто...

— Прекратите, — строго оборвал арестованного Турантаев. — Вы не на вечеринке. Ведите себя поприличнее. То, что вы Орешкин и Павел, никто не отрицает. Вчера Борис Иванович пошутил. Ни в какой Германии он не был, как не был и советником. Больше того, будь он в Германии, будь он трижды советником, кто бы ему разрешил встречаться, вести какой-то разговор с перемещенными лицами...

— Ну вот, видите?! — повеселел арестованный. — Я же говорил...

— Вы напрасно спешите, напрасно радуетесь, — осадил его Турантаев, — ясно и то, что вы шпион.

— Опять двадцать пять, — усмехнулся Павел, но поежился так, словно ему за шиворот вылили ковш холодной воды. — Опять шпион. Подумать только. Докажите! До-ка-жите!

— Докажем. Каждому овощу свое время, — подполковник снисходительно улыбнулся. — Но учтите, это будет уже не в вашу пользу. Пока не поздно, ответьте: будете давать показания добровольно?

— Какие еще показания? Что вы пристали?!..

— Ну ладно, вижу, сами вы вряд ли начнете рассказывать. Что ж, поможем. При осмотре ваших вещей мы обнаружили...

— И там уже успели порыться?..

— Вы слушайте, что вам говорят! — повысив голос, прервал арестованного Вагин.

— Так вот, — снова начал Турантаев, — при осмотре ваших вещей мы изъяли пиджак, — он открыл чемодан, вынул из него пиджак. — Ну, вы не станете отрицать, что он ваш? Так вот, в этом пиджаке мы обнаружили вшитый шпионский фотоаппарат и ампулу с ядом.

— Фотоаппарат?! Ампулу с ядом? — Это же провокация! Провокация чистейшей воды. Вы сами это все вшили. Ничего там не было! Не было, слышите...

— Было. Вы лучше скажите, какая разведка вас так снарядила?

— Я его купил. Я купил костюм перед демобилизацией. И повторяю, никакого фотоаппарата и ампулы там не было.

— Значит, с пиджаком провокация? Что ж, пойдем дальше. Я почему-то думаю, что скоро мы поймем друг друга. Посмотрите вот на этот текст. Это перехваченная нами радиограмма, — он передал арестованному небольшой листок бумаги, — а это ее расшифровка, — и подполковник подал ему второй лист.

Посмотрев на листки, арестованный надолго задумался.

— Ничего я вам больше не скажу.

— Дело ваше. Мы не настаиваем, — сказал Турантаев. — Управимся сами.

Несколько часов спустя Вагин и Турантаев снова вызвали шпиона.

— Ну как, не передумали?

— Я все обдумал. Ваша взяла. Я, действительно, шпион, и у меня нет другого пути, как честно рассказать обо всем.

— Очень хорошо. Но раз уж решили рассказать, предупреждаем, — Вагин постучал пальцем по столу, — говорить только правду. Всякая изворотливость, полуправда, недомолвки только усугубят ваше положение. Хотелось бы, чтобы вы усвоили эту истину раз и навсегда.

— Я понял вас.

— А коли так, не станем откладывать. Для начала назовите свою кличку.

— Мой псевдоним «Вольф».

Турантаев и Вагин переглянулись.

— Кличку-то вы свою оправдываете, — как бы между прочим уронил Турантаев.

— Я не понял...

— Айсен Антонович хотел сказать, что вы, как волк, больше работаете за городом. Людей избегаете.

— А-а, — осклабился шпион. — Не мог же я работать с квартиры!

— Какое вы имели задание? — Вагин поудобнее уселся.

— Никакого.

— Тогда зачем же вы пожаловали к нам? Не прогуляться же вас послали?

— Я обязан был встретить человека и получить от него задание.

— Где встретить? Когда? — живо поинтересовался Вагин.

— Двадцатого августа... — начал шпион и замолк.

— В двадцать часов, — дополнил его Турантаев.

— Совершенно верно. В двадцать часов, — вновь заговорил шпион. — Ко мне прибывает мой напарник, которого я должен был встретить у Белого озера. По-вашему, — шпион скосил глаза на Турантаева, — «Юрюнг Кюель» оно называется.

— Я-то уж знаю, как оно называется, — усмехнулся Турантаев. — На том, где вы с Марченко рыбачили?

— В Адычане есть такое.

— Кто он, кого вы ждете?

— Не знаю. Его я не видел, и мне ничего о нем не говорили. Сообщили, что придет, и все.

— О встрече вы должны были сообщить в центр?

— Обязательно.

— Кстати, где ваша рация?

— Спрятана здесь, на озере. Носить ее с собой я опасался.

— Кто ваш шеф?

— Меня завербовали в Австрии. По месту дислокации части. Их было двое. Оба в штатском. Хорошо говорили по-русски. А кто они такие, не знаю.

— Расскажите, как завербовали, — предложил Вагин.

— Да так уж получилось. Познакомился в Австрии с одной девушкой. Проводил с нею время. А потом оказалось, что она связана с какой-то разведкой. Я кое-что ей рассказывал о своей части, эти сведения она и передала своим шефам. Потом эти двое меня и прижали...

Слушая, Вагин все время набрасывал на листке бумаги показания шпиона. Однако делал это так, что со стороны казалось, будто эти сведения его мало интересуют. Отложив карандаш, он поднялся, вышел из-за стола и размеренным шагом стал прохаживаться по кабинету. Так продолжалось минуты три. Затем он подошел к шпиону:

— Смотрю я на вас и диву даюсь: как вы, человек, потерявший родителей, могли пойти на такую подлость?

— Но у меня не было другого выхода. Они сказали, что если я не приму их предложения, они сообщат о моей болтовне куда следует...

— «Сообщат куда следует», — презрительно скривил Вагин губы. — И вы испугались?

— Был грех...

— А шпионить против Родины не испугались? Против своего народа? Против светлой памяти своих родителей? Да вы знаете, что вы сделали?

— Знаю.

— Ни черта вы не знаете. Если бы знали, не сидели бы здесь. Щенок! — Вагин подошел и снова заходил по кабинету. — Какое легкомыслие! Какое легкомыслие! — вслух возмущался он. — Подумать только! Ладно, на сегодня хватит. Сейчас вас покормят. Потом поедете за рацией. Да смотрите, без фокусов! Все забирайте, что там у вас. Посмотрим, чем вас снарядили. Распорядитесь, Айсен Антонович, — Вагин кивнул на шпиона.

Отправив Лжеорешкина в КПЗ, Вагин некоторое время продолжал ходить по кабинету.

— Ну и фрукт! Видите ли, в Австрии его завербовали. Строит из себя невинную овечку. Думает, мы совсем дураки.

— А здорово вы на него,— Турантаев от души расхохотался: — «Ни черта не знаете, щенок, легкомыслие...»

— Мне сдается, он все за чистую монету принял, — в свою очередь засмеялся Вагин. — Что будем делать дальше? — уже серьезно спросил он.

— Полагаю, настало время открыть карты.

— Посмотрим, что привезут. Уточним детали и будем изобличать. Хватит с ним цацкаться...