Волки не дремлют

III

Придя к себе на квартиру, Дроздов долго не мог успокоиться. Он с неведомой ему ранее грустной, старческой злобой думал о том, что он уже не молод и что из всей проклятой жизни нельзя вернуть и минуты, чтобы прожить ее по-другому.

Состояние квартиранта сразу привлекло внимание хозяина избушки, и тот на ломаном русском языке спросил, не захворал ли он.

— Видать, простыл малость на море, — нудным, скрипучим голосом ответил постоялец и, словно его в самом деле знобило, принялся растирать себе грудь.

— Чай надо, крепкий чай, горячий, карасо будет, — засуетился хозяин у электрического чайника.

— Не беспокойтесь, не надо. Я лучше лягу отдохну, — нарочито простуженным голосом прохрипел постоялец и стал раздеваться.

Было уже далеко за полночь, а Дроздов так и не сомкнул глаз. Глядя в потолок, он перебирал в памяти свое прошлое, которое теперь проклинал. Потому, что оно, это прошлое, — виной всему.

Да, он жил не так и вел себя не так, как все люди. В этом, именно в этом, наверное, весь корень зла. Он любил беззаботную, сытую жизнь. Завидовал тем, кому везло в жизни, и вот теперь пришла пора за все расплачиваться сполна.

Подумав о расплате, Дроздов невольно поежился. Черт его дернул идти в эту полицию! Да и кто знал, что все так кончится. Пёрли-то как! Казалось, вот-вот победа. И вдруг все прахом. И вот теперь финиш.

На милость МГБ рассчитывать не приходится. Даже излови он трех таких пришельцев «оттуда». Выходит, остается ему одно — выслушать этого, а потом уже решать...

Вдруг скрипнула промороженная в стыках дверь кухни — Дроздов приподнялся на койке, вглядываясь в темноту прихожей, замер.

— Кто там? — окликнул он, еле сдерживая дрожь в голосе.

— Старик! Кто-то зашел... — крикнул он, не дождавшись ответа.

— Мой торук зашел. Замерз. Че так баишься?

— А... кто он? Этот... откуда он?

— Это мой догор[2], собака мой.

— Тьфу ты! — плюнул в сердцах постоялец. — С ума сойти...

— Ай-ай, крепко хворал, — покачал головой хозяин и накинул на «больного» свою оленью доху.