Час отплытия

7

Время бежит, оставляя после себя тоску о минувшем. Теперь перед Шико Афонсо открывалась другая судьба. Она связала его с морем. Зеленомысцу рано или поздно приходилось выбирать: либо эмигрировать, либо уходить в море, поскольку его земля отказывала ему в пропитании. Судьбой Шико Афонсо стало море.

На палубе корабля уже запахло гаванью — морским прибоем, углем, машинным маслом. Путешествие близилось к концу. Всякий раз, едва Шико сходил на берег, в нем оживала надежда.

Скоро пассажиров высадят на пристань. А пока у него есть еще время помечтать о черных как смоль волосах и смуглом теле Шандиньи, о глазах, похожих на спелые виноградины, о поцелуях, что слаще меда.

На корабле люди по-прежнему страдают от морской болезни. Изредка кто-нибудь начинает взахлеб рассказывать о своих родственниках, которые приютят его на Сан-Висенти, но большинство пассажиров, снедаемые тоской разлуки, хранят молчание. «Покоритель моря» везет на Сан-Висенти и тех, у кого нет в запасе ни истории, которой можно было бы любого растрогать, ни рекомендательного письма. У таких не осталось в живых ни одного родственника — все они погибли от голода. А кто же прислал им приглашение с далекого острова Сан-Висенти? Никто. Всеми правдами и неправдами пробрались они на парусник, чтобы попасть на сулящий спасение Сан-Висенти, ведь на своем родном острове они давно утратили последние надежды. Там их ждала лишь санитарная карета из муниципальной больницы, которая на рассвете подбирает тех, кто упал, чтобы никогда больше не подняться.

— У тебя есть приглашение, Биа Диниш? — спросил мужчина лет сорока пяти, до тех пор не проронивший ни слова.

Биа Диниш посмотрела на него отсутствующим взглядом, не понимая, о чем ее спрашивают.

— К кому ты едешь, Биа Диниш? — повторил мужчина.

— К родственнице.

На другом конце палубы ньо Мошиньо, исполненный сострадания к Коншинье, тоже спросил, ждет ли ее кто-нибудь на Сан-Висенти.

— Никто, — ответила Коншинья тихим от слабости голосом.

— Но как же ты там устроишься? Ты же не можешь работать, в твоем-то положении… — ужаснулся он, кивая на ее огромный живот.

— Господь не оставит меня в беде. — И внезапно у нее вырвалось: — Говорят, там вдоволь еды. Кто-нибудь да сжалится надо мной.

Их разговор прервал громкий голос, капитана, отдававшего приказания боцману. Коншинья застонала. Неужели это случится прямо здесь, на паруснике, в открытом море?

— Сколько осталось до Сан-Висенти, ньо Фонсека? — спросила она капитана, проходившего мимо.

— Остров уже на горизонте.

Судорога боли пробежала по телу Коншиньи, потом женщина вновь погрузилась в апатию.

— Капитан Морайс, не найдется ли у вас стаканчика грога? — поборов смущение, попросил ньо Мошиньо.

Капитан знал этого старика уже не первый год. Краснобай, любитель выпить, за стакан грога готов душу заложить. Он угостил ньо Мошиньо грогом с Санту-Антана. Старик наслаждался им от души.

— Грог даже чувство голода притупляет, но правда ли, капитан?

Примостившись в углу, Шико Афонсо незаметно разглядывал беженцев: изможденные, больные, высохшие от голода. Худенькие девушки дремали, прижавшись друг К другу. Не на ком остановить взгляд. Ни одной хорошенькой. Разве что та, с краю, Нита Мендонса, с которой он недавно беседовал. Бедняжка, хоть она и казалась привлекательнее остальных, ей, видно, тоже несладко пришлось — отощала, кожа да кости, ноги как палки, груди нет и в помине. А наверное, прежде она была ничего. Но теперь от ее красоты мало что осталось. Что за скверная поездка, проку от нее никакого! В былые времена, во времена изобилия, ему не раз доводилось угощать пассажирок лакомствами. И капитан, хитрая бестия, тоже их потчевал. Если девушка страдала от морской болезни, он зазывал ее к себе в каюту: «Иди сюда, милая, здесь тебе будет лучше» — и дело сделано. Он всегда своего добивался.

Шико Афонсо не мог отвести глаз от измученных голодом людей. Ему было искренне жаль их. Страшное горе обрушилось на Острова Зеленого Мыса. Такой беды его земляки еще никогда не знали. Юноша начал чуть слышно перебирать струны гитары. Слова морны были исполнены горечи.

Ночь в Минделу тиха и прекрасна…

Стихи, сочиненные Белезой во славу его маленького острова, тронули людей до глубины души. Никогда еще эта морна не говорила столько их сердцам. Ночь опускалась на землю, окутывая ее густым, как туман, покровом. До Сан-Висенти было рукой подать. Парусник качало из стороны в сторону, скрипели мачты. Молодой матрос пел, в людях вновь затеплилась надежда на лучшую долю, и они уже не испытывали страха перед морем.