Час отплытия

32

Когда несколько дней спустя молодежь вновь сыграла с ним злую шутку, он забыл об угрызениях совести. О, от них Жука избавлялся тут же. Эти молокососы, вот кто отравляет ему жизнь.

Литературный кружок лицеистов распался, каждый выбрал свой жизненный путь. Дико и Тута отправлялись в Лиссабон, Амандио — в Лоренсу-Маркиш, Жо — в Гвинею, Томас возвращался на родной остров Брава. На Сан-Висенти их отсутствие сразу стало ощутимо, в среде творческой интеллигенции возникла брешь. Это непоправимо, пока не возникнет новое творческое объединение молодежи. Перед отъездом из Сан-Висенти лицеисты сочинили пьесу и поставили спектакль, в котором едко высмеяли некоторых представителей местной «знати». Особенно досталось Жуке Флоренсио. Его прямо взбесила выходка «наглых парней», этой «дикой банды черномазых кафров».

Нья Венансия посоветовала ему не обращать на них внимания: Жука, мол, просто попался ребятам под горячую руку. Разве Жука уже забыл, что произошло? Тот все-таки поворчал немного: «В наше время, нья Венансия, молодежь была другая, и воспитывали нас по-другому. А теперешняя — просто бандиты, другим словом их и не назовешь». Венансия улыбалась — происшествие это ее забавляло. И она смягчила гнев Жуки, угостив его кофе и кускусом.

Из госпиталя приходили добрые вести. Прапорщик Вьегас выздоравливал. И если для Венансии это было утешением, нетрудно себе вообразить, как радовалась Беатрис. И все-таки что-то происходило вокруг, исподволь подкрадывалось, как змея. Так это или нет, покажет будущее.

— Знаешь, Шико, нья Беатрис — любовница того самого военного, которого доставили в госпиталь всего окровавленного, с израненным лицом, — сообщила однажды своему возлюбленному Шандинья. И с нескрываемым восхищением добавила: — Это Маниньо ранил его.

Шико Афонсо погрузился в раздумье. Как же так? Нья Беатрис, жена ньо Фонсеки Морайса, — и вдруг любовница португальского офицера?! Шико потрясла сама мысль об измене Беатрис. Ему всегда казалось, что у капитана преданная жена. Трудно было поверить такой новости.

— Кто тебе это сказал?

— Все говорят.

— А ньо Фонсека Морайс знает?

— Думаю, что нет.

Конечно, если бы ему рассказали, то-то бы заварилась каша! Шико знал капитана как свои пять пальцев. Во время длительных рейсов на паруснике он испытал на себе его крутой нрав. Обычно ньо Фонсека был сдержан, приказания отдавал мягким тоном, но если кто-нибудь его рассердит, тогда уж держись, такого свирепого капитана днем с огнем не сыщешь.

— Нет, нельзя допустить, чтобы он узнал, — сказал Шико Афонсо, сам загораясь гневом. — Стоит ему только дознаться, тут такое начнется…

У него не было в этом ни малейшего сомнения. Окутанные тишиной ночи, они были будто отгорожены от всего мира. Шандинья притянула Шико к себе, еще раз ласково провела по его волосам, поцеловала. Невдалеке, в глубине квартала Салина, высились кокосовые пальмы. Их стройные силуэты напоминали призраки, они четко вырисовывались во мраке. Душная ночь, казалось, дышала страстью.

— А если бы я так поступила с тобой, что бы ты сделал? — с вызовом спросила она Шико.

— Тогда прости-прощай Шандинья, с глазами как спелые виноградины, — ответил он ей, цитируя морну собственного сочинения.

— Ты бы отважился убить меня? Ну, скажи. — И она опять мягко притянула его к себе.

— Я дважды такие дела не обдумываю, слышишь? — Он отстранил ее рукой.

Шандинью восхитило мужество Шико. Умереть от его руки потому, что он не простил измены… Приятно было рисовать эту романтическую сцену ревности и себя в роли главной героини.

— И что ты бы сделал, милый? — спросила она с забавной гримаской.

— Я всадил бы тебе нож в живот.

— Вот это да! — И она засмеялась, охваченная неудержимым весельем. — Знаешь, а ты, оказывается, отчаянный.

Шандинье вспомнились те, что ухаживали за ней, когда он был в плавании. А Маниньо являлся даже к ней домой и буквально осыпал комплиментами, желая добиться ее благосклонности. Этого она Шико говорить не станет. Легкомысленные парни живут на Сан-Висенти, вечно пытаются они совратить с пути честную девушку, у которой есть возлюбленный. Такие наглецы!

Внезапно лицо Шандиньи омрачилось. Маниньо, ньо Мирандинья, Антонины), ньо Зека Миранда, друзья и недруги ее отца… Все они с ней заигрывали, вгоняли в краску вольными шуточками. Но сцена, происшедшая накануне у ньо Себастьяна Куньи, потрясла ее. Рассказать Шико или не рассказывать? «Ну что, красавица, зачем ты ко мне пожаловала?» — «Отец просит передать, что не сможет сегодня прийти. У него лихорадка». — «Но послушай-ка меня, милая…» — И он пододвинулся к ней с обезьяньими ужимками. Она в испуге стала повторять все сначала. «Полно, милая, какое это имеет значение? Раз отец не может прийти, пускай себе не приходит». И пока она говорила, ньо Себастьян Кунья взял ее за руку, а потом попытался притянуть к себе. Мерзкий старик, совести у него нет. Рассказать про все Шико или не рассказывать?

Лицо ее вспыхнуло, и в порыве негодования она выложила свою обиду возлюбленному. Шико стиснул зубы. Наглый старик. И потребовал, чтобы она рассказала ему все, как было. Господи, да она ведь уже рассказала все-все! Чего он еще добивается? Нет, она что-то от него скрывает. Почему Шико не верит, ей-богу, она не лжет. Да если б было что утаивать, она бы просто промолчала, ведь правда? Ей не за что перед ним краснеть. А разве женщины бывают честными? Все они, как нья Беатрис, стыд потеряли. Шандинья тихо заплакала и поклялась, что сказала правду. Когда ньо Себастьян потянулся к ней, она выскочила за дверь, ругая его на чем свет стоит. Ничего больше не было. Но оба стояли на своем: Шандинья все твердила, что верна ему, а Шико упорно отказывался ей верить.

Вдруг откуда ни возьмись появился Маниньо со всей оравой — Тоем, Лелой, Валдесом.

— Шико! Где ты? — Шико Афонсо подошел к ним с мрачным видом.

— Слушай, Шико, знаешь новость?

Судя по тону, новость была интересной. Что бы это такое могло быть?