Час отплытия

36

Что за негодяй этой капитан Фонсека Морайс! В тот самый момент, когда Жука предавался праведному гневу, старик в лохмотьях, с палкой в руке и в низко надвинутой на лоб потрепанной шляпе поздоровался с ним чуть приметным кивком, в котором, однако, явно сквозило высокомерие.

Это происходило на одной из улочек, что вели в порт, где хозяйничали, диктуя свои законы, банды воров и преступников. Оборванный старик продолжал сидеть на пороге дома. Жука с любопытством оглядел его.

— Вы случайно не Жука Флоренсио? — осведомился старик.

Вот прохвост! Так ни за что ни про что оскорбить человека, даже не прибавить к его имени обращение «сеньор»!

— Знаешь, чертов кафр, тебя стоило бы отколотить за твою дерзость тростью!

Старик в лохмотьях с трудом приподнялся, но силы изменили ему и он прислонился к стене.

— Послушайте, Жука Флоренсио. Я ведь образованный, в лицее учился, понятно?

— Откуда мне знать, кто ты такой. По-моему, ты просто наглец. А если в другой раз осмелишься мне дерзить, я обломаю вот эту трость о твою спину, грязный кафр!

Ньо Мошиньо отделился от стены, опираясь на палку. Он выпрямился, лицо исказилось от боли.

— Ах ты, черная образина, да что ты такое плетешь?! Меня все уважают. Я знаю жизнь, начальником отдела служил. Послушай, ты, я человек образованный! А что ты собой представляешь? Ты дерьмо, а не писатель, только бумагу зря переводишь.

Неожиданно Жука расхохотался. Это же настоящий кафр, старик так и просится на фотографию. Жаль, что он не захватил с собой фотоаппарат. Писателю надо всегда быть во всеоружии.

— Кто ты такой? Я отвечу. Лизоблюд и подхалим, все это знают.

Охваченный яростью, Жука бросился прочь. Грязная свинья, кафр!