Олимп, штат Техас

О ТОМ, ЧТО ЗАСТАВИЛО МАРЧА УЙТИ В ИЗГНАНИЕ

Тотчас же он незаметные медные цепи, сети и петли, — чтоб их обманутый взор не увидел, — выковал. Овидий

Декабрь, два с половиной года тому назад. Марч шел вдоль городского парка Олимпа. Солнце уже час как село, короткий декабрьский день полностью выдохся сразу после пяти. Парк занимал обширный участок, его высоким заслоном окаймляли могучие дубы, усеянные белыми огоньками, будто тысячи светлячков опустились на их ветки.

Рождественский парад «Фантазия света» должен был начаться через час, вдоль дороги толпились семьи. Сегодня, в отличие от летних парадов, почти никто не принес шезлонги. Матери надели на отпрысков варежки и наливали горячий шоколад. Пришел мощный холодный фронт, температура понизилась почти до нуля, дети размечтались о снеге, вот только снегопадов в Олимпе не бывало никогда.

Марч отыскал свое семейство. Геп, прислонившись к дубу, разговаривал с родителями. Вера стояла с ним рядом и слушала Арти. Ее светлые волосы сияли в свете белых лампочек, опоясывавших деревья. Подойдя, Марч сосредоточил взгляд на Гепе, чтобы не разглядывать Веру. Угрызения совести, которые нарастали в нем с самого начала их романа, превращало все, кроме самой Веры, в какое-то уродство. Даже Гепа с его крючковатым носом и обрубленным подбородком, с лишним десятком килограммов, застрявших на поясе с подростковых времен. Но если брат казался ему уродом снаружи, сам он явно был чудищем внутри. Геп его любил. Геп никогда бы не предал брата так, как Марч предал Гепа.

Все это — каким словом ни назови — у них с Верой началось меньше месяца назад, на День благодарения. Приехала — в первый раз за два года — Тея с семьей, сделав праздники то ли сумбурнее, то ли веселее обычного, смотря у кого спросить. Арахисового масла, купленного отцом, не хватало, чтобы зажарить индейку, и Марч вызвался съездить в пригород Хьюстона, отыскать там работающий продуктовый магазин и докупить еще. Натолкнулся на Веру, втиснувшуюся между его фургоном и Геповым эвакуатором. Увидев его, она утерла глаза и без единого слова зашагала прочь. Спрашивать, что случилось, было вроде навязчиво, но полагалось вроде ей что-то предложить. Вот он и спросил, не хочет ли она ненадолго свинтить от остальных Бриско.

Марч привык к тому, что в семействе он не в любимчиках. Вот только со временем, за долгие годы знакомства, он осознал, что Вера ему как раз симпатизирует. Разумеется, она не предпочитала его Гепу, но было совершенно очевидно, что из всей прочей родни она по собственному почину заводит разговор только с Марчем.

Они поехали на восток, всю дорогу до магазина Вера молчала, а Марч стеснялся спросить, что произошло. В магазине она бродила следом за ним между полками, пока он не отыскал масло и не развернулся так резко, что она в него врезалась. Чтобы не упасть, Вера ухватилась за его рубашку, а Марч, совершенно неосознанно, обхватил ее руками, чтобы удержать. Попытался отойти на шаг, потому что раньше не видел от нее ничего, кроме скованного объятия, но она вцепилась в него, притянула обратно, а потом подняла руку, заставив его опустить голову.

Поцелуй был недолог. Вера отстранилась, а когда он расплатился и обнаружил ее у входа в магазин, сделала вид, что ничего не случилось. По дороге обратно они молчали. Марч надеялся, что, если ни о чем не упоминать, легче будет все забыть. А если вытеснить из мыслей, то и не повторится. То же самое он сказал себе и на следующий день, когда Вера появилась на пороге его дома. Все думал: оно скоро закончится, твердил себе, что Гэп ничего не узнает, потому что Вера не хочет, чтобы он узнал, Вера в состоянии разрулить любую ситуацию. Вот только с каждым разом все тяжелее становилось смотреть на брата и делать вид, что все нормально, делать вид, что Вера для него просто невестка.

Он подошел к родным, первой заговорила мать.

— Вот уж кого не ждала на параде.

— Я люблю Рождество, — ответил Марч. — А трактора в мигающих лампочках — это самое настоящее Рождество.

— Круче только Санта и снеговик на внедорожниках, — заметила Вера. Улыбнулась, глядя в сторону Марча, но не встречаясь с ним взглядом.

— Хочешь посмотреть мою скульптуру? Выставил как рекламу нашей мастерской, — предложил Геп.

Марч кивнул и сам не понял, обрадовался он или разнервничался, когда Геп взял жену за руку и повел за собой.

Изнутри парк заполонили рождественские фигурки, установленные на средства местных бизнесменов: пластмассовые северные олени между двухметровыми конфетами, вертеп с настоящими овцами, из громкоговорителей орала «Мы, три волхва». Вера шла по другую сторону от Гепа, и поскольку на ней было не сосредоточиться, Марч почувствовал, что от звуков и красок у него начинает плыть голова. А потом наконец увидел поделку Гепа. Из тонких листов алюминия брат сварил ангела в натуральную величину. Геп встал на колени, включил два фонарика. Свет отразился от крыльев, непостижимым образом усилившись. Ощущения Марча были сродни экстазу.

— Мой металлический двойник, — сказала Вера. — Красота без единого внутреннего недостатка, поскольку внутри у нее пусто. — Она постучала по статуэтке, подняла глаза к ее лицу.

Геп что-то говорил Вере, но Марч отвлекся и ничего не слышал. Было ощущение, будто ее скулы и нос окунули в горячий металл. Он подумал: а может, чувство, которое ему показалось экстазом, было всего лишь сексуальным влечением к неодушевленному предмету. Он как раз собирался сказать брату, как ему понравилось, но тут Вера повернулась к нему и заговорила о сложности процесса. Измена изменой, но Марч видел, как Вера гордится талантами мужа. На миг у него мелькнуло чувство, что он лишь декорация в сцене из их семейной жизни, этакий вырезанный из фанеры осел в яслях. Но Вера была слишком близко, он утратил самоощущение. Думал лишь об одном: насколько живая кожа прекраснее любого произведения искусства.

А Геп увидел вот что: жена смотрит на его брата так, как не смотрела на него уже много недель. Он знал, что в День благодарения допустил какую-то оплошность, обидел ее, хотя Вера постоянно твердила, что все в порядке. Но она носила в себе гнев, окаймленный смущением, и улетучивался он только при появлении Марча. У Гепа скрутило желудок, будто кто-то скреб по нему ложкой изнутри. Он нагнулся, чтобы включить второй комплект фонариков. С этого ракурса ему стало видно, что Вера просунула указательный палец в петлю для ремня у Марча на джинсах. Брата трогает, а его нет. Как будто они принадлежат ей оба, она имеет право на обоих — на их достоинство, их прошлое, их привязанность друг к другу. От этого в нем всколыхнулся гнев, какого он доселе не испытывал. Он сам не понимал, зачем ему это зрительное подтверждение того, в чем он и так был уверен. Может, потому что сердцем, если не умом он все еще не мог принять того, что Вера спит с его братом. Что брат смеет спать с его женой.

— Видите вон тот пряничный домик? — спросил он, вставая.

Марч с Верой повернулись к домику: стены из дерева, выкрашенного в сдобный коричневый цвет, толстый слой бежевой глазури из герметика с прожилками из красной лакрицы — палочки сочленены так ловко, что можно поклясться: это один шестиметровый шнурок. В окне — мозаика из драже, наружу торчат огромные разноцветные леденцы.

— Мужик, который это соорудил, трудился и днем, и ночью. Даже раскладушку внутри поставил, чтобы было где подремать. Во чокнутый, да?

На самом деле Геп вовсе не считал мужика чокнутым. И металлическая статуя, и пряничный домик размером с амбар — все это произведения искусства. Воплощенные представления человека о красоте, пусть даже не все сочтут результат красивым. Овеществленные. Наверное, Геп решил для себя, что вещь столь мерзостная, как измена жены, никак не может подтвердиться в столь оптимистичном месте, сейчас этот домик развеет всю эту ревнивую чушь, которая его одолевает. А может, он сознавал, что лишь подобное место способно в конце концов явить ему правду.

Геп извинился: нужно пойти посмотреть, как там их машина, участвующая в параде, и оставил их рядом с ангелом. Через десять минут вернулся к родне, Марча с Верой там не увидел. На автопилоте предложил перейти на другую сторону парка — оттуда парад будет лучше видно. Остановился вместе со всеми перед ангелом, получил от родных еще порцию комплиментов, а потом указал на пряничный домик со всеми его замысловатыми финтифлюшками.

— А что это там за шум? — поинтересовалась Арти.

Казалось, что кто-то отламывает куски от крыши домика, чтобы их съесть.

Геп, не чуя под собою ног, подошел ближе, открыл дверь.

Впоследствии, когда они с Верой сошлись снова, ему очень хотелось развидеть эту сцену, замазать краской или хотя бы расфокусировать. Но она постоянно стояла перед глазами во всей своей отчетливости, готовности всплыть в памяти: волосы жены, соскользнувшие с края раскладушки, голова приподнята навстречу губам брата, ладони сцеплены у него за спиной. Вот бы ему хватило самообладания отвернуться, как хватило родителям и Арти. Но он стоял и смотрел, чувствуя, как сердце плющится под собственной тяжестью.