Олимп, штат Техас

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тея перешла на гневный шепот, а мать Арти говорит в голос, но тоже разгневанно. Арти понимает, что не может сориентироваться, открыть глаза, понять, что к чему, а потом вспоминает, что Райан мертв, ударяется о твердый пол этой реальности — и туда же обрушивается все остальное. Она открывает глаза и выясняет, что лежит в своей кровати, в своем доме, над нею — два женских лица.

— Да все с ней нормально, — шипит Тея. — Я ее вчера уговорила принять снотворное, чтобы она хоть выспалась как следует.

— Ты вчера много на что ее уговорила, — отвечает Ли. Наклоняется, трясет Арти за плечо и только потом понимает, что дочь уже проснулась. — Ну, привет, — произносит она ласково, будто бы и не препиралась с Теей. — Давай, одевайся. Нас ждут у шерифа. Я буду на кухне, а ты не залеживайся.

— Я поеду с вами, — заявляет Тея.

— Нет. Не поедешь.

Тея и Ли впиваются друг в друга взглядами, и, что удивительно, Тея моргает первой.

— Ладно. Понадобится моя помощь — звоните, — говорит Тея и выходит.

Ли никогда не проявляла авторитарности, и ее неожиданная твердость так озадачивает Арти, что она подчиняется. Уже в машине Арти пытается вытянуть из матери, что произошло. В ответ получает одно:

— Лучше пусть там все скажут.

Они приезжают в полицейское управление — приземистое бетонное здание в квартале от площади. Арти вслед за матерью проходит через автоматическую дверь — от волнения, снотворного или их сочетания кружится голова. Видимо, всплыли какие-то нестыковки в рассказе Арло, появился запоздалый свидетель. Однако шериф, вышедшая из кабинета в вестибюль, обращается с Арти ласково. Говорит:

— Ваш брат хотел бы сперва поговорить с вами. Я вас провожу.

Похоже, Арло не придумал лучшего способа вызвать сестру на разговор и решил принудить ее с помощью представителей власти. Арти начинает закипать.

Арло и Питер сидят в комнате отдыха, тесном белом помещении: стены из крашеных шлакоблоков, два круглых стола, автомат с едой и напитками. Питер встает, целует Арти в лоб, потом, без единого слова, выходит. Вид у Арло вполне спокойный, впервые с воскресенья он похож на себя, и от этого гнев Арти начинает бушевать с новой силой. Шериф закрывает дверь, оставляет их наедине, но Арти не делает шага к столу.

— Что происходит? — спрашивает она.

— Я собираюсь подписать заявление, где все изложено так, как было на самом деле. Там сказано, что я намеренно ввел тебя в заблуждение насчет того, во что ты целишься, и после этого ты выстрелила в Райана. Там сказано: я думал, что ты не выстрелишь, однако сознавал, что такая возможность не исключается. Что я вел себя бездумно и безответственно, а потом попытался все скрыть.

— Ты лжешь, — отвечает Арти, пытаясь осмыслить все последствия того, что сообщил ей брат. — Вы с мамой все это подстроили, чтобы я уже никак не могла тебя не простить, а потом все же не допустила бы, чтобы ты сел в тюрьму. — Арти чувствует, как ногти впиваются ей в ладони, приказывает себе разжать пальцы, выдохнуть. — Но я не стану спасать тебя от тюрьмы, Арло. Ты это заслужил.

— Я это заслужил, — повторяет он тихо. — Знаю. И уже рассказал все шерифу. От тебя не требуется ни действий, ни бездействия. Все кончено. Я нанял адвоката, но оспаривать преступный умысел не стану. Меня посадят, но, наверное, ненадолго.

Арти подходит к столу, потому что ей необходимо сесть, чувствует, что покачивается. Слишком тяжело плюхается на стул, он слегка отъезжает назад.

— Я не надеюсь, что ты меня простишь, — говорит Арло. — Знаю, признание не отменяет моего преступления. Но я сделал его, потому что тебе будет лучше, если ты сможешь сказать правду. И Лавинии Барри тоже. Может, ее слегка утешит хоть какое-то правосудие, потому что она не ждала никакого. А еще я надеюсь, что в заключении справлюсь с постоянным чувством вины за то, как я поступил с Райаном, если и не за то, как я поступил с тобой.

Арти поднимает на него глаза.

— Я тоже виновна. Как минимум в том, что солгала следствию — ради тебя.

— Арти, я рассказал шерифу всю правду. Что ты позволила мне солгать, поскольку находилась в шоковом состоянии, верила, что я поступлю правильно. А я обманул твое доверие. — Арло умолкает, на лице подобие улыбки. — Пожалуй, в одном я все-таки солгал: что ты попросила меня заговорить первым, а то сама расскажешь всю правду. Муньос мне пообещала: против тебя не выдвинут никаких обвинений.

Арти чувствует странную опустошенность: тот гнев, который был ее постоянным спутником со дня гибели Райана, будто бы вытек из нее до капли. Она пытается сосредоточиться на том, как на эти новости отреагирует Тея. Слишком незначительно, слишком поздно. Это ничего не меняет. Не меняет того, что у них с Арло никогда больше не будет прежних отношений. Но сейчас она ощущает лишь полное внутреннее онемение.

Накануне вечером Арло уехал от Марча, вернулся в мотель. Проснулся в три утра — от тревоги, а может, и от страха. Он чувствовал странную отъединенность от самого себя: как будто душу бросил в другом месте, осталось лишь тело. Он сосредоточился на том, как скрипит старый пружинный матрас, когда он ворочается, на посвисте поезда по другую сторону шоссе. Ему было никак не отделаться от ощущения, что, если откроет глаза, в углу комнаты он увидит Райана. Не безжизненную оболочку, труп на столе в морге, а настоящего Райана, в прежних джинсах и футболке — сидит себе у стены, задом на вытертом ковре, опирается локтями о колени. В этот момент Райан казался ему живее его самого.

Но Арло отогнал этот образ. Да, для того, чтобы Арти нажала на спусковой крючок, сотня малоправдоподобных обстоятельств должны были сойтись в одной точке, но единственным, кто совершил воистину зловещий выбор, был он сам, и мерзость этого выбора никак не смягчается его опрометчивостью. Сильнее всего на свете Арло хотелось поехать к Арти, долгие часы извиняться, так или иначе исправить содеянное. Как еще убрать этого человека из угла любой комнаты, в которой он будет спать?

Он повернулся с бока на спину. Вдохнул запах дешевого порошка, которым стирали постельное белье. У окна заработал шумный кондиционер, Арти поморщился. И тут вдруг четко увидел, как можно избавиться от этого чувства. Сел в постели, включил ночник, застыдился облегчения от того, что в углу комнаты пусто. Остается одно: ехать к матери, разбудить ее, вновь попросить о помощи.

В приемной полицейского участка Арло садится на свободный пластмассовый стул между Питером и матерью. Арти у Муньос, дает показания. Появляется адвокат из Хьюстона, которого Питер нашел с удивительной оперативностью, и они с Питером выходят посовещаться. Через пятнадцать минут на пороге кабинета появляется шериф, приглашает Арло войти. Он встает рядом с Арти — она дожидается с другой стороны дверного проема. Шериф описывает обоим следующий шаг: судебное заседание, на котором Арло признает свою вину, состоится в понедельник. До тех пор он останется на свободе под залог, сумма невелика — по счастью, столько он в состоянии заплатить и сам. Арло знает, что взглянуть и убедиться он не может, но все же ему кажется, что сестра чуть-чуть к нему придвинулась. И теперь они стоят вместе, а не врозь.

В тот же вечер Арло выступит в «Моем местечке» при полном зале — по городу уже разлетелись слухи, что его скоро посадят. На сцене он будет держаться все с тем же стоицизмом. Лишь один раз чуть пошатнется — когда откроется входная дверь и он, не удержавшись, проверит, пришла ли Арти.

Но Арти этот вечер проводит дома. Приходит эсэмэска от матери, Арти заверяет, что у нее все хорошо. Юна повезла Тею в аэропорт, Арти наконец-то может побыть одна. На экране телевизора молодой Вэл Килмер охотится на льва — ей вспоминается день знакомства с Райаном, кролик, которого он застрелил. Она сфотографировала крошечный трофей на телефон и долго дразнила Райана — таким двоих уж точно не накормишь. Он на это ответил, что всегда готовит ужин на одного, потом театрально вздохнул и застенчиво улыбнулся. Но только ли зверек попал тогда на фото? Арти просматривает снимки, находит тот самый. От Райана — только профиль, в центре — жалобный тощий крольчишка. И все же это он, в ту секунду, когда повернулся к ней и как бы объявил о своей доступности. Она проводит кончиком большого пальца по его лицу, испытывая благодарность за то, что где-то внутри толчком отдается боль, за то, что потом ей еще долго всматриваться в это застывшее мгновение, когда боль приутихнет.

Арти выглядывает в окно: велика ли нынче луна? Надевает ботинки, выходит из дома, не прихватив фонарик. Шагает к опушке леса, радуется тому, как утешительно пение лягушек и цикад, пусть мысли в голове и безрадостны. И это утешение, как и фотография, чего-то да стоит.