В свободном падении

Вадику действительно было плохо. Он вошёл обескровленный и печальный.

Слава почти насильно впихнул его в пуфик, всучил гитару и сел перед ним, подперев голову.

— Я вообще-то петь не умею, только играть… — сказал Вадик слабо и застенчиво.

— Петь буду я, — неожиданно и отдельно от меня, произнесли мои язык и губы. Ариэль посмотрела на меня с интересом, и я, воспряв духом, подтвердил уже сам за себя, — да, да, это я могу, запросто. И добавил уже совсем не к месту: «я обучался в хоре».

— Что мне играть? — спросил Вадим, неуверенно подтягивая колки.

— Так, знаете это, короче… — Славик оживился, задвигал под собой беспокойным задом. Я сморщился, как перед ударом, ожидая, что Славик потребует от нас, в лучшем случае, «Границы ключ», а скорее всего, какой-нибудь «Гоп-стоп», но Славик неожиданно прохрипел. — «Well, show me the way to the next whisky bar…»

— Конечно, знаем, — сказали мы, обрадованные, хором.

Я пел негромко, но прочувствованно, как бард, зачарованно следя за длинными ровными, перебирающими струны пальцами Вадима. Я заметил схожее чувство и в глазах Ариэль, а Славик, так и вовсе, готов был прослезиться от умиления, громко и радостно подвывая нам в припеве. Филипп, кажется, к интимности момента остался равнодушен или же таблетки вставили его гораздо сильнее других. Он нетерпеливо раскачивался, сидя на корточках, с пультом в руках, всё время порываясь включить на всю громкость свой громкий американский рок.

Дальнейшие воспоминания сохранились лишь фрагментарно. Помню, всё время грохотала в колонках музыка. Я видел, как Ариэль, широко разведя руки, кружила по комнате, как балерина, двигаясь в своём собственном ритме, брала какие-то вещи с полок, рассматривала, как будто видела в первый раз, и клала на место, продолжая движение. Филипп неутомимо крутился вокруг неё, разбрасывая повсюду свои мелкий сор и перхоть.

Придя в сознание в следующий раз, я увидел Славу, стоящего на коленях перед смущённым Вадиком. «Я знаю, что я вёл себя как свинья. И я знаю, ты меня ненавидишь! — кричал Славик, с застывшими слёзными капельками в углах глаз, — И это убивает меня».

Магаданский Слава и правда имел глубоко печальный, почти трагический вид.

— Есть только один способ всё изменить, — мрачно констатировал он. — Ты должен ударить меня в ответ… он схватил вдруг Вадикову руку своей рукой-ковшем и порывисто прижал к своей груди. — Вадим, я прошу, ударь меня!

Вадик мотал головой.

— Вадик, я люблю тебя — кричал Слава. — Я хочу быть твоим другом, ты великий человек! Я больше не могу выносить этого. Если ты не ударишь меня, я ударю себя сам, а ты же видишь, какие большие у меня кулаки. Хочешь, я отрублю руку, которая причинила тебе боль!? А хочешь, я вырву себе глаз!? Хочешь, я вырву себе глаз и подарю тебе!?

— А что я с ним делать-то буду? — угрюмо спросил Вадим.

— Не знаю. Можешь засушить и повестить на шею, как трофей.

— Засушить? Глаз? — вмешался Филипп. — Тогда уж лучше зуб, зуб выглядит как трофей.

— Зуб так зуб, — пробормотал Слава, залезая могучей рукой в рот.

— Боже мой, да ударь ты его, наконец, — вмешалась раздражённая мужским идиотизмом Ариэль. Вздохнув и собравшись с силами Вадим приблизился к Славе и с размаху ударил его в скулу. Удар вышел неудачным — в кулаке что-то громко хрустнуло, Вадик вскричал и схватился за руку. Слава и Ариэль испуганно бросились к нему, подхватили зачем-то на руки, хотя Вадик твёрдо стоял на ногах, и потащили его на кушетку. Филипп продолжал размахивать конечностями, или, формально говоря, «танцевать».

В следующем проблеске сознания я обнаружил себя сидящим возле Славы и с интересом слушающего его. Славик повествовал о духовных практиках, о своём увлечении тибетской медициной. В частности, Славик рассказал о ежедневной тренировке дыхания благодаря которой его лёгкие так расширились, что выдавили пищевой тракт и срослись воедино, образовав одно огромное лёгкое, которое позволяло ему задерживать дыхание на два с половиной часа. Демонстрируя возможности своего могучего лёгкого, Слава глубоко дышал…

Оказалось, что у Ариэль сегодня был день рождения, и Вадик шустро одевался в коридоре, собираясь идти за цветами. Его рука была перевязана намокшей марлей. Забегая чуть вперёд, замечу, что Вадим в тот вечер к квартире Ариэль больше не появился и нашёлся лишь только утром. Из его рассказа следовало, что он, выйдя из дома, вместо того, чтобы направиться в цветочный магазин, который всё равно к тому времени уже был закрыт, разделся донага и залез в мусорный бак и, прикрыв за собой крышку, отдался в объятия Морфея. Верилось в версию Вадика с трудом, потому как той ночью температура достигла никак не меньше 20 градусов мороза.

Взволнованный судьбой Вадика, на его поиски направился Слава (обнаруженный через пару часов Ариэль самозабвенно храпящим в ванной).

Дальше произошло примерно следующее. Перестав танцевать, Филипп осушил остатки вина в бутылке и сообщил, что ему пора домой. Быстро надев в коридоре короткую куртку и тяжёлые сапоги, он вернулся в комнату. Оставляя на ковре шлейф мокрой грязи, он уверенно открыл балконную дверь.

— Ты куда? — удивилась Ариэль, трудно соображающая.

— Я же говорю — домой. — Фил взмахнул рукой нетерпеливо, показывая куда-то в снежную ночь. — Вон у меня дом, прямо напротив. Как у вас тут окно открывается?

— Но… есть же лифт, — прошептала вконец растерявшаяся Ариэль.

— Долго, — отмахнулся Филипп.

С этими словами он распахнул-таки окно, впустив в нагретый телами и спиртом уют колючий бодрящий воздух, и, объявив: «можете не провожать», перемахнул через край. Я долго и тупо смотрел, как занавески слабо колышутся на ветру. Фил исчез. А потом я поднялся, расстегнул штаны и подошёл к Ариэль. «Ну, вот мы и остались вдвоём» — сообщил я ей со спущенными штанами. Ариэль толкнула меня двумя пальчиками в грудь на кровать, и я, падая, уснул, уже не помня, как долетел до подушки.

— Мы идём в очень дорогое кафе. Веди себя пристойно, — наставлял меня Вадик, — не заказывай выпивку, не пялься на официанток, никаких политических тем…

Мы вышли из павильона метро и завернули за угол. Охлаждённая резким ветром в ухе ныла серьга.

— Когда это я пялился на официанток? Я держусь с ними очень скромно.

— Ты просто не умеешь смотреть на женщин деликатно. Таращишься как неандерталец, только что слюна не свисает. Если уж смотришь на жопу или в декольте — так хотя бы не наклоняйся навстречу.

— Что поделать, я близорук.

— Все от тебя в шоке, — покачал головой Вадим. — Аня говорит, что ей неудобно находиться с тобой рядом.

— А мне думаешь, удобно, когда она сидит рядом со мной в своём леопардовом платье, как будто шлюха из 80-х?

— Опять ты со своим леопардовым цветом…

— Что поделать, если все подряд носят леопардовые шмотки, воображая, что это дико сексуально.

— Ладно, ладно… вон видишь, он уже здесь.

Сами того не заметив, мы оказались внутри японского ресторана, где была назначена встреча. Вокруг сидели люди в тёмных костюмах и, отставив ноутбуки, неспешно расправлялись со своими бизнес-ланчами. Покрытые ровным слоем автозагара, тянули молочные коктейли девушки. Я в своих продырявленных конверсах и растянутой водолазке тут же почувствовал себя чем-то вроде гадкого сгустка тины, случайной волной вброшенного на ухоженный пляж.

Сергеев ждал нас за самым длинным столом, сосредоточенно поедая из миски рис с кусками говядины. Как я и предполагал, вид Сергеев имел самый отталкивающий: курчавые, уложенные густым слоем геля волосы, остроносые туфли, начищенные до блеска, тёмно-синий тканевый пиджак, рубашка, расстёгнутая достаточно, чтобы можно было увидеть его безволосую грудь и крупный золотой крест на ней. Вытянутое лицо со вздёрнутым носом: мокрое, лоснящееся. Своё блюдо он доставлял в рот при помощи палочек.

Сергеев увидел нас, когда мы уже нависали над ним, нерешительные и безмолвные. Он оставил миску и со вздохом приподнял зад от подушки, чтобы одарить нас своим рукопожатием. Рукопожатие у этого идиота было крепкое, как тиски, — видимо, он относился к той категории «мужиков», которые предавали этой старомодной процедуре особенное значение. «Пожимать руку нужно так, чтобы у того, кому пожимаешь, тряслись поджилки», — неожиданно вспомнилось мне изречение одного из маминых бойфрендов времён моего позднего детства.

С грохотом раздвинув тяжёлые стулья, мы присели напротив. Я почувствовал скользнувший по мне, от мятой водолазки и до рваных конверсов, презрительный взгляд. Неужели он думал, что и я облачусь в наряд жополиза — дешёвый костюм с уродским широким галстуком?

— Значит, вы Вадим и Андрей? Рад познакомиться, — предводитель нассистов приник пухлыми губами к трубочке коктейля. Я заметил, как она стремительно потемнела, переправляя ему в рот яблочный фрэш. Официант поднёс и заботливо раскрыл перед нами створки меню. «Ничего не бери, там очень дорого!» — заранее предупредил меня Вадик. Но сам, не выдержав давления — официант, не отрываясь, сверлил его выжидающим взглядом — заказал стакан минеральной воды. Я только лишь отмахнулся.

— Закажите себе стейк, — вынув трубку из рта, посоветовал Сергеев. — Здесь подают очень хорошие стейки с кровью.

— Спасибо, мы не голодны, — Вадик отобрал и моё меню и, вернув их официанту, обратился к Сергееву. — Прежде всего, я хотел бы выразить благодарность, за ту возможность…

— Кстати, вот вам интересный факт о мясе, — Сергеев поёрзал задом, пытаясь вновь обрести утраченное вставанием комфортное положение. — Вы знаете, к примеру, какой способ хранения мяса изобрели воины-гунны?

— Нет, — растерянно мотнул головой Вадим.

— Воины-гунны во время длительной верховой езды помещали его под седло. От тряски мясо отбивалось и теряло жидкость, к тому же просаливалось от лошадиного пота. В результате через некоторое время воины получали готовое к употреблению мясо. Вот так, — довольный собой, Сергеев вновь присосался к коктейлю.

— Познавательно… — оглядевшись, Вадим нервно почесал бровь.

— Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся к нашему мероприятию. Ваша девушка, Анна…

— Моя жена, Анна — краснея, уточнил Вадим.

— О, жена, — Сергеев удивлённо чмокнул губами, отставляя опустевшую тару. — Так вот, ваша жена Анна сказала про вас много добрых слов. Она очень хочет, чтобы вы выступили на нашем форуме.

— На форуме? — переспросил я. — Мне говорили про концерт… про фестиваль молодёжный.

— Концерт — это составная часть мероприятия, — объяснил Сергеев, снова взявшись за палочки. — Сначала будет выступление лидеров молодёжных движений. Потом объявление итогов конкурса на лучший плакат партии. Торжественная церемония. И только после этого — концерт молодых групп.

— Партии, значит?..

Я со всей силы ударил Вадика кулаком в бедро. Звук получился хлёстким, и Вадим заглушил его деликатным покашливанием.

— Конечно, огромное количество групп изъявило желание выступить на нашем форуме. Приходиться отказывать многим хорошим ребятам. Но Анна… — тут Сергеев странно прищурился, облизав свои лоснящиеся пухлые губы. На мгновение выступили его зубы — крохотные и белоснежные, с завязшей молочной пенкой на них. — Анна… она поручилась за вас. Она очень толковая девушка, очень умная, очень… понимающая. Её мнение имеет большое значение для меня.