Берлин-Александерплац

* * *

И вот чемодан, в котором лежала Мицци, раскрыт. Она была дочерью трамвайного кондуктора в Бернау. Их было трое детей в семье. Ее мать бросила мужа и уехала, почему — неизвестно. Мицци осталась одна за хозяйку. По вечерам она иногда ездила в Берлин и ходила на танцульки к Лестману, несколько раз было и так, что кавалеры брали ее в гостиницу, потом уже было поздно возвращаться домой, и она ночевала в Берлине. Потом она познакомилась с Евой, так оно и пошло. Они были зарегистрированы в участке у Штеттинского вокзала. Для Мицци, которая сперва именовала себя Соней, началась легкая жизнь, у нее было много знакомых и немало дружков, а потом она вступила в постоянную связь с одним из них. Это был сильный человек, хоть и однорукий. Мицци полюбила его с первого взгляда и любила до самого своего конца. А конец ей был уготован печальный, плохо она кончила. А почему? Что она сделала? Она приехала из Бернау и попала в водоворот Берлина, не была невинна, разумеется, но была полна искренней, неугасимой любви к тому, кто сталей мужем и кого она пестовала как дитя малое. И ее уничтожили потому, что она случайно оказалась рядом с этим человеком. Такова жизнь! Кто ее поймет? Мицци поехала в Фрейенвальде, чтоб защитить своего друга, и там ее задушили, прикончили. Был человек — и нет его. Такова жизнь!

С ее шеи и лица сделали слепок, и вот Мицци является уже только вещественным доказательством в уголовном деле, так сказать технической деталью, связующим звеном вроде телефонного кабеля. Вот к чему свелась ее жизнь. Сделали слепок с ее лица и шеи, раскрасили его в натуральные цвета, получился бюст из какого-то прозрачного материала, как будто целлулоида. Полное сходство с оригиналом. И вот эта вторая Мицци, вернее ее лицо и шея, стоит в шкафу, где хранятся вещественные доказательства…Ах, пойдем скорей домой! Кто же меня утешит, если не ты? Я — твоя… Это было на Алексе у Ашингера. А теперь она стоит под стеклом — она мертва; лицо ее, сердце ее, улыбка ее — все неживое; кто же меня утешит? Где же ты?