Записки президента 2

29

— Егорыч, а что это за шейх был с принцем? — спросил я Глинского, когда мы переоделись и устроились на террасе.

— Лучше считайте, что с ним никого не было и сами Вы с ним не встречались. Этот человек находится в международном розыске по инициативе, как минимум, полутора десятков государств. Когда где-то случается что-нибудь из ряда вон, чего местные службы не могут объяснить, принято обвинять в этом Салаха.

— А мы купались в море! — раздалось от порога, — смотри, там папа. Видишь, папа вернулся, живой и здоровый. И если бы не телевизор, мы бы папу этого и не видели с тобой. Давай помашем ему ручкой. Скажи: «Агу-у» или «Ой, всё!» Точно! Давай научимся говорить «Ой, всё!» Это в жизни нужнее, чем «Агу» это дурацкое, кто его придумал вообще.

— Говорите, что угодно, только говорите это мне. Дайте я вас обниму, девочки мои.

— После моря нужно идти в душ, и только потом обниматься. Девочки должны это впитывать с молоком матери, поэтому после душа у нас молоко, а потом мы будем укладываться спать. Но поцеловать ты нас быстренько можешь. А вот Вас, Егорыч, я видеть рада, потому что, когда Вы где-то рядом, местный президент находится под присмотром, решения принимает взвешенные и генералы к нему не прибегают среди ночи.

Проводив девчонок взглядом, мы вернулись к вопросу религиозного противостояния и договорились, что завтра рассказывать Загорину.

Хорошо всё-таки быть президентом. Нужен тебе генерал, ты говоришь кому-нибудь: «А пригласите-ка мне генерала» и можешь быть уверен — он примчится, а то вдруг ты его опять в полковники произведёшь. При этом даже не важно, на кого именно ты возложишь приглашение. Этот генерал узнает, что ты хочешь его видеть, даже у неодушевлённого предмета. Работа у него такая.

Начальник Управления Безопасности прилетел к обеду, что придало встрече дополнительную неформальность. Мы рассказали ему, что движимый стремлением защитить свои инвестиции принц предоставил нам списки экстремистской организации, действующей в Славии при поддержке некоторых европейских посольств. Поскольку у него есть ряд собственных претензий к руководству этой банды, он попросил взамен выдать ему несколько человек, остальных мы можем растерзать сами.

— Это — что касается приезжих. А теперь мне интересно, из наших-то кто, по чьему наущению и за какие деньги собирался мне выборы сорвать. А главное — зачем? Им нужно ресурсы беречь для местных. Там же больше двадцати человек своих надо поставить.

— Если сменить Вас, это уже сменить губернаторов, а к местным выборам, глядишь, и элитка какая подтянется, — а генерал-то тоже в коньяке понимает, оказывается, — может быть, получится настроения поменять. Если Вы на второй срок пройдёте, нас будут играть вдолгую. Это — ответ на второй вопрос. А поскольку я — лицо в вашем втором сроке заинтересованное, на первый мы ответим со всей пролетарской ненавистью, и насколько я понимаю — в течение недели, примерно.

— Отлично, только давайте пока придержим ненависть, — предложил Егорыч, — я думаю, числа до двадцатого-двадцать пятого августа. То есть мы всё про них узнаем, а брать будем поближе к началу безобразий в Европе. Тогда мы будем молодцы, что у себя такое предотвратили, а все, кто хотел этим воспользоваться, уже выдвинут своих кандидатов на выборы. Они же не из любви к искусству именно щас решили тут бойню устроить. И за это время протолкнём через парламент один хитрый закончик, он у меня давно готов, я просто надеялся, что не понадобится.

Жанна сказала, что хоть я теперь человек в стране и известный, самовыдвиженцем мне идти неправильно. Мы же зачем-то партию создавали, вот пусть она меня и выдвигает, тем более, что партия, кажется, совсем и не против. Для этого собрали внеочередной съезд в том же пансионате, что и пять лет назад. Когда отзвучал государственный гимн, секретарь произнёс все протокольные фразы и предоставил мне слово, я вышел на трибуну и попросил меня извинить за то, что не приготовил речь с отчётом и презентацией и вообще ничего не приготовил, так что пусть они сами, если захотят, расскажут, стоит ли меня куда-то выдвигать и почему. В конце концов, это именно они на этом самом месте когда-то направили меня в президенты и им теперь решать, не напрасно ли они это сделали, после чего взял стул, поставил его с краю сцены и уселся в ожидании.

С минуту продолжался гул голосов, затем к трибуне вышел сухонький старичок.

— Я из Подтынья, Кулагин моя фамилия, Димитринский уезд. Скажу сразу — я на том съезде, где Вас выдвигали, не был, я согласился вступить в партию уже после Вашего избрания, но должен сказать, что именно благодаря Вам. Меня впечатлило то, что Вы в течение первых же дней сделали то, что обещали. Во-первых, мир, а во-вторых, разогнали этих хулиганов. И я просто захотел на старости лет в этом участвовать. Хочу сказать, что отлично провёл эти годы. Не скучно. Если бы не Вы, у меня бы такой возможности не было. Не знаю, доживу или нет до конца Вашего второго срока, но пока рад, что дожил до конца первого. Продолжайте, Максим Евгеньевич.

После него к микрофону поднялся невысокий крепыш средних лет со знакомым лицом. Ну, конечно, мне почти все лица в зале знакомы, я же целый месяц провёл, чтобы с ними познакомиться или повидаться с теми, кого уже знал.

— Топаловская губерния, Сторонский уезд, Михайлов. Я сейчас, наверное, немного неправильную вещь скажу, но это действительно так. Мы в Вашей партии, вроде как, в начальство выбились. А там столько дерьмища! И с одной стороны ты, вроде как людей направляешь, тебя уважают, прислушиваются, а с другой — столько всего разгребать приходится, что и не думал, что такое вообще бывает. И я подумал — а Вам как? Это же какую лопату надо! Но смотрю, что гребёте и получается у Вас. Пусть и дальше получается, а мы поддержим.

— Зарецк, Третий департамент, Костюхин, — представился солидный бородатый мужчина, — я давно задумываюсь, как понять, что мы стали жить лучше. Ясно, что с годами как-то по работе продвижение идёт, зарплата увеличивается, что-то в дом покупаешь. А вот про страну — неясно. Стал разбираться, насколько у нас светлое настоящее получается. Ну, во-первых, как-то и правда светлее стало, спокойнее. Нет, понимаете ли, мыслей о том, что вокруг опасно. Кто девяностые пережил, знает это чувство, и оно как-то не покидало всю жизнь, а в последние годы куда-то делось. Во-вторых, у людей пропала боязнь остаться без работы. Она действительно есть, не всегда в офисе, часто с лопатой, но, если хочешь работать, найдёшь. И не за еду, а с нормальной оплатой. В-третьих, мы перестали считать деньги в долларах и евро. В ходу златы и за последние годы они не обвалились, инфляция в десять процентов за четыре года — небывалое для Славии явление. В-четвёртых, мы забыли, как это — завтра может не быть бензина. В-пятых, мои внуки каждое лето купаются в море, — он поднял перед собой руку с пятью растопыренными пальцами. Это — наше настоящее, оно сегодня вокруг нас и его можно потрогать. И я хочу, чтобы оно не стало прошлым. Поэтому, прошу Вас, Максим Евгеньевич, не останавливайтесь.

Следующим взял слово сидевший в первом ряду, куда ж без него, Званцев:

— Максим Евгеньевич, хоть власть имущим такое и не говорят, имейте совесть. Вот просто не мучайте людей. Думаете, кто-нибудь из них хочет на Ваше место? А всем нам нужно, чтобы там кто-то был. Кстати, больше всех не хочу на Ваше место я. Занесите, пожалуйста, это в протокол. Да, так и запишите: «Званцев знает, что, в случае неспособности и так далее, исполнять обязанности придётся ему и очень не хочет, чтобы ему представилась такая возможность». Так вот, Вы там — на своём месте и мы хотим, чтобы Вы на этом месте и оставались. А я по старой памяти попрошу секретаря поставить на голосование вопрос о выдвижении Швеца Максима Евгеньевича кандидатом в президенты Славии от Партии Нормальных и давайте уже отметим это дело.

Единогласно. Я снова подошёл к микрофону, поблагодарил за доверие и напомнил, что теперь они имеют право на отзыв меня с поста президента, если я это доверие не оправдаю. В зале послышалось «Макс! Макс! Макс! Макс!» Почти две сотни глоток и, похоже, искренне. Поскольку снимала Лариса, в эфир пошло выступление зарецкого партийца, кадры с голосованием, моё ответное слово и эти крики. Получилась вполне приемлемая выборная агитка. Потом весь вечер мне желали удачи, трясли руку, кто-то даже обнимал, а я ходил по залу с бокалом и делал вид, что каждый раз из него отпиваю. Да я б свалился там, хорошо, что для меня была отдельная бутылка с чаем.

Жаль, что в этот раз нельзя на тот же остров в Эгейском море. Вот бы Ирина обрадовалась.