Комната по имени Земля

33

Вот теперь я хочу пить. И не из-за водки. Можно пойти на кухню. Вода помогает от всего, и я не знаю, почему постоянно забываю пить ее. Известно, что обезвоживание у человека наступает примерно за полчаса до того, как его накрывает жажда. Не знаю, чем может эта информация помочь. То есть я хочу сказать, что никогда не узнаешь об обезвоживании, пока не почувствуешь жажду.

В школе-интернате наша учительница физики говорила, что лучше делать пару малюсеньких глотков воды, чем выцеживать сразу и много, потому что за раз наш организм способен принять только тридцать миллилитров. Помню, как меня это растревожило. Я все время раздумывала, куда же девается все остальное. Естественно, жидкости, которые попадают в нас, прежде чем усвоиться окончательно, претерпевают различные преобразования. Люди же не ведра. То, что мы употребляем внутрь, меняет форму и находит другое применение, а такого понятия, с этой точки зрения, по сути, не существует. Так о чем тогда она?

Удивительно, насколько деструктивной может быть неправильная информация от правильного человека. Например, когда врач говорит: «Принимайте это лекарство», легче не спрашивать у него почему и принимать молча. Или чувак из телекоммуникационной компании устанавливает у вас дома новый телевизор и говорит, что не стоит оставлять экран на паузе, чтобы не сжечь плазму, легче с ним согласиться и не задавать всяких вопросов, типа, что такое плазма и как ее можно сжечь. Все то же самое касается и белковой пищи, и химчистки. Потому что — что? Правильно. Коровы едят траву, а постирать я могу и руками в холодной воде.

Божечки, кухня в этом доме просто очаровательна! Высокий потолок, потертое вокруг ручек дерево шкафов — все такое обжитое, любимое, сразу ясно, что это настоящий эпицентр и домашний очаг. Наверняка семья проводит здесь тьму времени — моют посуду, пьют вино, смеются, переживают. Ого, у них даже есть фильтр для воды! Да польются на меня дождем священные капли! Как прекрасно, что никто из живущих в этом доме не владеет им единолично. Вообще никто не владеет землей, так зачем мы будем мечтать о владении тем, что принадлежит ей? Мы здесь просто в гостях. Даже если мы покупаем землю, она все равно не наша. Точнее, не совсем наша. Аренда — вот самое подходящее слово, чтобы отразить реальное существование человека на земле. Странно, что у людей это вызывает смех.

Мачеха моего бывшего парня однажды сказала, что дом, который тот арендовал, «хорош для аренды», имея в виду, что сама по себе аренда не очень-то и хороша. Этим мнением она поделилась с нами за ужином, настояв на том, что купит новую посуду, и все это выглядело так, точно она сообщила о неком грандиозном вкладе в жизнь пасынка. Будто эта новая посуда резко улучшит его представление о себе самом и о ней.

Но главная ирония была здесь в том, что каждая тарелка, с которой она соскребала в мусорку остатки спагетти и обходила вниманием горох, была тщательно отобрана в каком-нибудь секонд-хенде или винтажном магазинчике. И у каждой была собственная история. Так что вся посуда моего бывшего парня была выбрана гораздо более осознанно, чем все собранное мачехой для себя за всю ее жизнь. И, в общем-то, понятно, почему она этого не понимала.

С деревянных потолочных балок вниз головой свисают засушенные гортензии, на островке — несъеденные канапе, холодильник забит соусами, вяленым мясом, завернутым в бумагу для выпечки, завтрашним соком, сегодняшним молоком. Кажется, каждая полка тут принадлежит какому-то члену семьи. Вот один из них не обращает внимания на свое физическое состояние, поэтому на его полке полбанки соленых огурчиков, старая пачка масла, подернутая плесенью фета в масле с тимьяном и перцем. А вот другая полка — явно человека с немного избыточным весом, физическим, эмоциональным или интеллектуальным, — даже задней стенки холодильника не видно, столько здесь всяких продуктов. Полная коробка яиц, три банки домашнего соуса, надкушенная плитка молочного шоколада, завернутая в бумагу, открытая банка фасоли, большой кусок сыра бри и несколько пластиковых контейнеров с недоеденными готовыми блюдами. На третьей полке…

— Эй, хочешь копченого лосося?

— Ой… А-а-а… Нет, спасибо.

— Интересно, что в холодильнике?

— Э-э-э…

— Голодная?

— Не очень.

— Да ладно, ладно. Просто я всем говорю про лосося, потому что я сам его коптил, понимаешь? Еще я принес каперсы, нарезанный красный лук, сливочный сыр и поджаренные кусочки хлеба, выпеченного на хрен знает какой закваске, и тарелка со всем этим хавчиком вон там. Ага, там. Ждет тебя. Хочешь немножко?

— Я не ем животных.

— По философским соображениям или здоровье не позволяет?

— А в чем разница?

— Уела. Так ты тут знакома с кем-то?

— Тут, в смысле — на вечеринке?

— Ну да.

— М-м-м… С кем-то, кто тут жил раньше.

— Правда? Ну ладно. Я не знаю никого, кто тут живет. Я пришел с друзьями. Кстати, смотри, какая миленькая подушечка. Чертовски люблю высокие потолки. А ты сама где живешь?

— На другом конце города.

— О, как загадочно. Ладно, ладно. Понимаю. Мне нравится твое кимоно.

— Спасибо.

— И твоя челка. Есть что-то такое в чиках с челочкой…

— Точно есть?

— Есть-есть!

— Хм.

— А ты что тут пьешь? Мартини?

— Угу.

— Сама сделала?

— Сама.

— Не хочешь поделиться по-братски?

— Окей.

— Может, в банку? Эй, чувак, поделись своими банками-стаканками. Ну что ты будешь делать!

— Один экстрасенс мне сказал, чтобы я не доверяла людям, которые улыбаются только зубами.

— Серьезно? Почему? Чем же тогда надо улыбаться?

— Глазами.

— А что, я не улыбаюсь глазами?

— Нет.

— Но ты же не видишь моих глаз оттуда.

— Вижу.

— Не видишь.

— Вижу.

— Черт тебя дери, как крепко!

— Крепко?

— Да нет, нормально. Нормально. А парень у тебя есть? Небось, прячется где-то тут?

— Не так чтобы…

— Не так чтобы что?

— Кажется… мне надо идти.

— Погоди, погоди. Ты ничего не чувствуешь?

— Что именно?

— Задержись чуток, и почувствуешь.

— Я чувствую, что остаюсь.

— Хочешь колы?

— Нет.

— Коки?

— Нет.

— Тогда пепси?

— Нет, спасибо.

— Они освежают.

— Сомневаюсь.

Как же трудно заставить людей остановиться и подумать хоть немного, когда они предпочитают ни о чем никогда не задумываться. Такие парни сосредоточены только на том, чтобы проникнуть поглубже туда, куда уже завалились, потому что знают — успех обязательно будет на их стороне.

Когда я входила в кухню, он там стоял возле двери с компанией каких-то людей, и ему явно было все равно, что я думала, чувствовала или на чем было сосредоточено мое внимание. Ему было что-то нужно, поэтому он был готов сделать все, чтобы это получить.

Хотя в разговоре он показался довольно милым, безобидным, скромным и гостеприимным, но наверняка это была попытка доминировать надо мной в нашем общении. Готова поспорить, что он всегда, в любом социальном взаимодействии хочет, чтобы его считали самым смешным, самым сексуальным, самым внимательным, самым умным, самым харизматичным, самым творческим, самым компетентным, самым оригинальным, и каждый раз он добивается этого за счет всего остального.

Он пуп земли, и всякий раз, когда входит куда-то, все должно вращаться вокруг него. Прежние разговоры стихают, но тишина быстро заполняется другими. Его любопытство не искреннее — у него всегда есть своя цель. А каждый жест и каждый взгляд — часть обширной системы.

Его тщательно продуманный выбор одежды на самом деле не отличается выразительностью — очень уж он символичен, предопределен и скучен. Ковбойская шляпа, ковбойские сапоги с каблуками, коронки на зубах, татуха, скейтборд, какой-то дурацкий халат, темные очки, яркая шелковая рубашка, кожаные брюки, винтажная бейсболка, кристалл кварца, прядь обесцвеченных волос — все это, чтобы добиться определенного результата, но этот высокомерный тип не понимает, что не может контролировать то, как его воспринимают другие.

Черт. Должно быть, действительно какие-то огромные звезды столкнулись лбами в этот момент, когда поддержка другого стала так необходима и важна. Почему это превратилось в то, ради чего люди готовы бросить даже своих друзей и отправиться в погоню? Получается, что потребность в оценке и признании для нас так же естественна, как дыхание.

Не пожалеть ли мне его? В смысле, о, бедный мальчик, ты просто не знал, как со мной нужно обращаться? Ну, наверное. Но я не могу всегда брать на себя ответственность за ограниченность других людей только потому, что они слишком ленивы или напуганы. Важно же, чтобы они сами себе дарили любовь, в которой нуждаются. В том плане, что у меня есть эта гребаная любовь, на какую мне стоит перенаправить внимание.

Во всяком случае, я хотя бы перестала так часто улыбаться, как раньше. А то лыбилась, точно идиотка, если ввязывалась в какое-то социальное взаимодействие, и ощущала себя неловко. Но потом я прочитала, что улыбка, когда мы боимся, или нам неудобно, или мы чего-то не хотим, является основным признаком подчинения. На каком-то первобытном уровне люди считывают по ней нашу уязвимость и могут легко манипулировать нами — просто потому, что мы слишком много улыбаемся.

Так что, если я вдруг улыбнулась бы ему от страха, он бы посчитал, что «выигрывает» и получает от меня все, что хочет. Но тогда я бы ввела его в заблуждение.

Я чувствую себя так, будто попала в ловушку своего лица.