Комната по имени Земля

48

Мне всегда несколько неловко готовить еду специально для кого-то еще. Собирать продукты, выкладывать их в блюдо. В процессе готовки я не думаю об этом, но вдруг спохватываюсь в полнейшем недоумении и сомнениях, пытаясь разгадать, что это я наворотила, как все это готовила и что именно хотела получить в итоге.

Я никогда не следую рецептам и рассматриваю их только как некие предложения, но вовсе не правила. Мои парни от этого приходили в бешенство. Особенно когда еда, приготовленная мной, получалась не такая, как хотелось бы. Точнее, блюдо не соответствовало их ожиданиям. Я-то обычно ничего не жду, только чтобы еда была питательной и наполняла меня жизненной силой ци.

Мне необходимо чувствовать разные текстуры. Салат айсберг, арахисовое масло, холодный, хрустящий темный шоколад, пористый тофу, жирный авокадо. Вкус у меня на втором месте. Однако большинство моих парней, и даже отец считали иначе. Вкус для них был символом статуса. Один мой парень напихивал полный рот еды, а потом выплевывал ее, если ему казалось, будто в ней слишком много куркумы, перца, чили или паприки или она несоленая.

Папа всегда заглядывал мне через плечо, когда я что-то готовила, и комментировал увиденное или предлагал улучшить его, что-то добавить. Кухня оставалась его владением. Почти всегда готовил именно он, как и закупал продукты на рынке. Мама лишь изредка ездила в супермаркет и раз в две недели готовила свое знаменитое вьетнамское карри. Это было единственное блюдо, которое она вообще умела готовить и которое каждый раз получалось точно таким же, как и в предыдущий.

Если же она решала поэкспериментировать с новыми рецептами или вкусами, то начинала волноваться, нервничать, лицо ее краснело. Но тут на помощь приходил папа и быстренько все «исправлял», а потом бежал в аптеку, покупал ей рецептурные лекарства, которые она обычно принимала перед сном, потому что «дико болела голова». Однажды она решила приготовить греческий пирог с фетой и шпинатом, так после этого целую неделю пролежала в постели.

Отец же воспринимал готовку как отдых от работы, хотя все равно выглядел не слишком отдохнувшим. Ведь ставки слишком высоки. Нужно было удовлетворить вкусовые рецепторы других людей, при этом все необходимое обязательно должно было быть в кладовой, холодильнике и в шкафчике со специями, причем обязательно свежее и непросроченное.

Кухня напоминала скорее поле боя, чем место для отдыха. «Не трать попусту, нужды не будет», — повторял он свою любимую поговорку. «Если я не хочу это есть, внутри меня оно растратится так же попусту», — отвечала я ему. Он считал такое отношение к еде огромной привилегией, так оно и было. Хотя мое несъеденное картофельное пюре не имело никакого отношения к тому, что в мире есть люди, умирающие от голода и жажды, и есть другие, отказывающиеся распределять ресурсы с любовью и вниманием ко всем живущим на земле.

Короче. Каждое утро папа поджаривал мне рогалик с черникой и упаковывал в коробочку остатки пасты с соусом песто и какой-нибудь фруктовый салат, чтобы я съела это во время ланча. Он считал себя королем остатков, планировал все наши трапезы и то, что можно будет сделать с остатками. Ни один кусочек никуда у него не пропадал. А когда я решила готовить себе завтраки и упаковывать ланчи, он все равно пытался мне помочь. Вставал спозаранку, сидел на кухне с газетой, пил чай, пока я готовила еду. Спрашивал, что купить для меня на рынке, чем я планирую сегодня заняться и как спала, пытался обнять меня на прощание. А потом совершенно забывал купить то, что я просила, твердил, что не смог унести такую тяжесть, и мне стоило бы это добавить в список покупок, а не просто сказать, и вообще, он больше не будет покупать мне вишни, в последний раз они пролежали в холодильнике у стенки, пока не испортились, как я должна была помнить.

Я же отжигала в школе своими ланчами типа сэндвича с арахисовым маслом и бананом, на что мои друзья говорили: «Блин, пусть лучше папа тебе готовит ланчи, а то у тебя жуть какая-то получается! Это же так мило с его стороны! Вот бы мне мой собирал ланчи! А то он даже не заглядывает на кухню!»

Мой же папа буквально жил на кухне. Кухня нас объединяла. Я буду всегда помнить о том, что он не любит растительный сыр и кориандр и что кинза «перебивает вкус любого блюда». А мою гималайскую соль, которую я насыпаю на поджаренный с маслом хлеб, он бы счел дико вредной и не стал бы даже пробовать. Беспорядок на кухонном столе ему тоже бы не понравился. Оставленные на ночь грязные тарелки приводили его в бешенство, но он всегда добирался до них раньше меня, а потом жаловался маме.

Зато ей бы очень понравились мои сэндвичи. Хотя она никогда их не готовила для себя. И даже если бы я сама каждый день их готовила для нее, она бы их не ела, потому что всегда предпочитала папины, причем из тех продуктов, которые выбирал именно он.