Комната по имени Земля

50

— Все готово. Дать тебе сэндвич?

— Ага, аппетитный.

— М-м-м.

— Ты прочитала все эти книги?

— Почти.

— Серьезно?

— Да. Они мне тоже как родители.

— Точно.

— Хочешь сесть в большое кресло?

— Это кресло твоего отца?

— Ой, нет, оно ему не понравилось бы. Его кресло в другой комнате, а это я купила пару лет назад себе в подарок на Рождество.

— Прекрасно.

— Спасибо.

— Никогда не сидел в круглых креслах, как и на круглых диванах.

— Это очень удобно.

— И впрямь.

— Ага.

— Боже, мне же вставать отсюда не захочется!

— Согласна.

— Не хочу только испачкать его.

— Да ерунда.

— О, смотри-ка, Свинтус меня опередил!

— Хозяин в доме. Но ты можешь сесть вместе с ним, если хочешь.

— Страшновато что-то. А чем занимался твой отец?

— Он был ученым.

— И книги писал?

— Да. И теперь мне приходят гонорары за них. Видимо, его работы какие-то очень ценные в академических кругах. Могу показать тебе, если хочешь, только они в другой комнате. Я их никогда не читала, поэтому мне совсем нечего о них рассказать.

— Ясно. А почему не читала?

— Подростком я думала, что прочитаю их, когда мамы и папы не станет. Я представляла, как они умрут, понимаешь. Не тогда, потом. Представляла себя гораздо старше, уже прожившей свою жизнь и имеющей собственные представления о ней, чтобы нас с родителями разделяло очень многое. В общем, пока мне читать эти книги слишком рано. Еще не так много времени прошло.

— А я мог слышать о них?

— Вряд ли.

— Ладно. Можно я сейчас замолчу и откушу кусочек? Выглядит, конечно, потрясно. Я, правда, не привык есть вегетарианские сэндвичи, но этот меня впечатляет.

— Ешь, конечно.

— М-м-м-м!

— Нравится?

— Не то слово! Просто язык можно проглотить.

— Ура.

Еда — самый разоблачительный процесс, когда человек становится уязвимым. По ней сразу можно понять, как он взаимодействует сам с собой и со своей жизнью.

Парень, который сидит вместе со мной в библиотеке, откусывает большие куски и смакует каждый. Старается при этом откусить так, чтобы как можно больше ингредиентов сэндвича попало в рот одновременно. Затем он закрывает глаза и жует со всей страстью, а потом откусывает снова, и все повторяется. Он не обкусывает края, чтобы оставить на потом заполненную серединку, не ловит кусочки авокадо, когда они падают обратно в тарелку. Он позволяет им упасть, а потом хватает своими замаслившимися пальцами и отправляет в полный рот.

Мои одноклассницы в средней школе утверждали, что нельзя есть в присутствии мальчиков. Даже если мы все вместе шли куда-то в кафе, девочки брали сок, или молочный коктейль, или кофе и изящно потягивали их, пока мальчики жевали с открытыми ртами курицу с пармезаном, бургеры, чипсы, запивали все это газировкой, разговаривали и смеялись.

Одна моя знакомая девушка встречалась с парнем восемь месяцев и гордилась тем, что он ни разу, никогда-никогда не видел, как она ест. Я у нее как-то спросила, а что, ты и погадить в туалет у него не ходила? Она взглянула на меня так, будто я злобная мегера, которая хочет ее мучений. Ну да, ну да.

Я же всегда ела в присутствии мальчиков и мужчин и даже ходила у них дома в туалет по-большому. И то, и другое, кстати, составляют основные права человека. Если ты хочешь есть — ты должен поесть, а если хочешь посрать — иди и посри. Корсеты давно вышли из моды, и я не собираюсь себя хоть как-то ограничивать.

Тем не менее я ем очень медленно и вдумчиво. Не люблю, когда все валится из сэндвича, меня это прямо раздражает. Люблю откусывать и смаковать маленькие кусочки, контролировать и полностью осознавать себя во время еды. А всякие пляски вокруг еды меня иногда просто вымораживают, и тогда я либо начинаю есть бездумно, либо вовсе отказываюсь от еды.

— Как-то быстро я со всем справился.

— Надо было сделать тебе еще один.

— Нет-нет, этого было достаточно, и он был прямо то, что надо.

— Ладно. А мне как раз многовато. Хочешь, возьми мой.

— Точно?

— Точно. Я уже спать хочу так, что с ног валюсь. А ты?

— И я.

— Тогда идем? Могу предложить тебе гостевую комнату, или, если хочешь, можешь спать со мной. Только, знаешь… если я говорю «спать» — это значит именно спать. А не заниматься сексом или чем-то еще. Я очень устала. Понимаешь?

— Понимаю.

— Прости, ты же еще не закончил.

— Да нет, все нормально. Было ужасно вкусно, правда. Спасибо.

— На здоровье. Ты нормально к темноте относишься? А то мне неохота идти свет включать.

— Нормально. Ой! Это та самая лестница?

— Да, мы идем наверх.

— Понял.

— Нам сюда.

Его руки такие изящные и в то же время неожиданно мозолистые и прохладные. Я прочитала у Луизы Хей, будто мозоли означают, что человек накрепко привязан к своим идеям и страхам. А другой экстрасенс сказал, что у меня они появились потому, что я слишком крепко цепляюсь за мир. То есть мозоли как воплощение желания выжить любой ценой.

Мы уже почти подошли к моей комнате, и я изо всех сил стараюсь идти медленно, потому что мне нравится держаться с ним за руки. Всего только один парень за всю мою жизнь держал меня за руку. Мы тогда переходили дорогу, и я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, а он — как будто мой папа. Все же остальные обнимали меня за плечи, и мне это казалось слишком неуклюжим, я чувствовала тяжесть их рук. Но в то же время это иногда успокаивало. Мой последний парень признался, что когда обнимает меня вот так, то делает это не для меня, а для себя самого — чтобы избавиться от страха и неуверенности.

— Вот это да!

— Да.

— Никогда в жизни не спал на кровати с балдахином!

— Я хочу открыть балкон, чтобы слышать шум дождя, я под него хорошо засыпаю. Чувствуешь запах? Он скоро начнется. М-м-м. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо, ничего.

— Отлично.

— Я только что понял, насколько устал.

— Отдыхай.

— Да.

— Ох.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.