Комната по имени Земля

34

Мое тело вознесло меня вверх по лестнице, я едва заметила, как это произошло. И вот я на балконе, где толпятся хмурые люди, сжимая в руках кто пиво, кто сигареты. Вечеринка немного утомила меня. Я вспоминаю о Свинтусе и о сэндвиче, который собираюсь приготовить и съесть, когда вернусь, и задаюсь вопросом: что вообще я тут делаю. Наверняка мне хотелось почувствовать себя частью чего-то большого и пообщаться с другими людьми — собственно, технически я этим сейчас и занимаюсь. Уверена, опыт одиночества в толпе есть у каждого, он общий для всех. Этот парень на кухне напомнил мне одного придурка, с которым я встречалась и который заласкивал меня до крови. Я то и дело просила его быть помягче, помягче, помягче, но он отвечал, что и так все делает мягко. На что я только смеялась и говорила: «Ой, прости, это же твоя вагина?» Конечно, он не отвечал. Хотя, если бы и отвечал, уверена, реакция была бы одна.

Моя.

Потому что, несмотря на мой более чем двадцатилетний интимный, телесный, вагинальный опыт, процесс приобретения которого, кстати, мне всегда очень нравился, и я всегда с радостью делилась его подробностями, большинство мужчин, которые взаимодействовали с моим телом и / или моей вагиной, ничего не хотели знать о нем. Особенно когда премудрость, которой я делилась в какой-то конкретный момент, сводилась к слову «нет» на то, что и как они со мной делали.

Мужчины, с которыми я встречалась, похоже, мечтают знать все о женщинах и их вагинах. Но при этом совершенно не желают узнавать, как и что именно нравится конкретной женщине и ее вагине. Более того, они совершенно не могут смириться с тем, что каждой вагине и каждой женщине нравится что-то свое. Нет двух одинаковых людей, одинаковых тел и одинаковых вагин.

В нашем мире существует великое множество гор и рек, цветов и вулканов, океанов и трав, снегов и ветров, молний и дождей, громов и солнц, облаков и закатов с восходами, и ничто не повторяется. Ничто.

Главное — пресечь желание поместить то, что невозможно понять, в клетку и заставить танцевать на потребу публики.

Я так устала быть женщиной, что мне кажется, будто никогда не смогу кончить так, как от меня требуют. Мне просто хочется снять свое тело, повесить его на крючок и глотнуть побольше воздуха, потому что каждое поглаживание, шепот, просьба, тычок, похлопывание, улыбка, сжатие, работа языком, поцелуи и вздохи ощущаются как борьба за территорию.

Я ужасно давно не занималась любовью по-настоящему с кем-то еще, кроме себя, и теперь беспокоюсь, что близость и нежность постепенно превращаются в недостижимые идеалы, а не накапливают пережитый опыт. Ведь выживание на этой планете больше похоже на сопротивление насилию и эксплуатации, чем на развитие полноправных отношений с самим собой и с другими.

Мы давно потеряли понимание, как выглядит, ощущается и звучит истинное согласие, а все потому, что нас переполняют идеи и сведения о том, что нельзя соглашаться на получение чего-либо сразу. А все наши видения и фантазии о жизни, сексуальном опыте, карьере и теле настолько глубоко пустили корни в образах и посланиях миру, что с самого начала мы отказываем им в существовании. Однако они не просто появились, но и стали влиять на окружающих людей, ближних и дальних, и мы не можем остановиться и потратить время на то, чтобы подумать, кто мы такие, куда идем или чего хотим, или как сказать «нет» тому, чего не хотим.

Общество ждет, что мы отвлечемся или отключимся. А изучение внутреннего мира или того, который мы создаем с тем, кого, как говорится, любим, — это не совсем то, что годится в качестве строчки в резюме, или фотографии, или чего-то, что произведет впечатление на друзей или будет полезным для выхода на следующий уровень. Мы не можем воткнуть это в себя, как пирсинг, натянуть вместе с джинсами или обсосать за завтраком, обедом и ужином, точно сплетню, чтобы убедиться, что наконец-то избавлены от побоища.

Одна подруга сказала мне, что я недостаточно «сучка», недостаточно «сплетница» — и это ее напрягает, даже «раздражает». Она была моделью, причем очень хорошенькой и богатой, и у нее совсем не было времени на этот мой личный недостаток. Он-то и омрачал наши прекрасные отношения. И, чтобы как-то поддержать ее, я начала резать себя и предлагать ей порции своих проблем, трудностей и недостатков — и это стало привлекать ее внимание, развлекать ее так, будто она взломала мой секретный код. Она, блин, получала удовольствие от этого! Потому что простое уважение к многомерной чудесной природе того, кем мы являемся, немного неэкономично и совершенно неэффективно. То есть, я хочу сказать, сложно подвести всему этому дерьму хоть какой-то итог, когда у тебя есть только сорок пять минут обеденного перерыва. Всегда быстрее, проще и дешевле просто ненавидеть друг друга, планету и себя самих.

— Чудесно выглядишь!

— О, спасибо.

— А мы не знакомы?

— Вряд ли.

— Ты знакома с Санни?

— Кажется, нет.

— А с Эм?

— Нет.

— С Эммой Ка?

— Нет.

— Странно. О, я поняла! Ты похожа на мою сводную сестру! Эй, смотрите, правда же она похожа на мою сводную сестру?

— Ха-ха! Правда! Еще как!

— И чем же?

— Она одевается во всякие шмотки из девяностых.

— Ясно.

— Ты знаешь тут кого-то?

— Почти никого.

— Ты очень красивая.

— Неужели?

— Правда. А у тебя есть парень? Или девушка?

— Нет.

— Моя партнерша видела тебя раньше и сказала, что ты настоящая красотка. Мы, это, любим оценивать людей. Так что у тебя высокие баллы, детка!

— Спасибо, согласна с вами.

— Тебе нравится жакет? Моя девушка никак не может наглядеться на него, и мой друг-фотограф тоже не может наглядеться. Эта прозрачная штука всех с ума сводит.

— Представляю.

— Ну так и что?

— Ну да, мне тоже нравится.

— И мне. Слушай, а давай сфоткаемся? Эй, лузер, иди сюда!

— Мне что-то не хочется.

— А что так? Грустишь?

— Ага.

— Почему? Или почему бы нет?

— Просто… такой момент.

— У всех такой момент.

— Не хочу, чтобы его кто-то поймал, схватил и пригвоздил. Типа того.

— Ни фига себе! Ну, хорошо.

— Звали?

— Нет, уже не звали. Ложная тревога. Эта малышка хочет ловить момент со мной прямо сейчас, а не фоткаться.

— О!

— Угу.

— Ну, я пошел?

— Давай, иди.

— Это твоя девушка?

— Больше похожа на моего многострадального мужа.

— И давно вы вместе?

— Третий год уже. На самом деле она моя невеста. Когда приняли закон, я попросила ее руки. В апреле будет свадьба.

— Ой, как это мило!

— Это ты милая.

— Хм.

— А у тебя были девушки?

— Ну, как бы так…

— В смысле не было?

— Не было.

— Я хочу пи́сать.

— Давай.

— Может, еще увидимся? На танцполе.

— Может.

— Веселого Рождества, красотка!

Она поцеловала меня в щеку и, подозреваю, с удовольствием поцеловала бы в губы, если бы я была чуть более открыта для этого, но нет.

Выглядела она потрясающе: блестящие глаза, большая, как я люблю, грудь. И этот прозрачный жакет… Он создавал такую атмосферу, что единственный путь к освобождению заключался в том, чтобы бежать подальше. А кроме того, я начала чувствовать свою ответственность за ее союз с невестой. Так что целоваться с ней было бы очень неправильно.

У меня есть теория, что быть в удивительных отношениях с кем-то очень страшно, потому что больше некуда идти. В этом удивлении застреваешь. Именно поэтому мы фантазируем о других людях, драматизируем их, притягиваем к себе тупиц, от которых в какой-то момент хочется бежать сверкая пятками, и привлекаем к себе тех, кто хочет так же стремительно убежать от нас, постоянно мечтаем уйти и этим превращаем удивительного человека, с которым сложились удивительные отношения, в кусок дерьма, который и послужит оправданием тому, чтобы убежать от него, ведь нам страшно.

Потому что, как только мы возьмем на себя обязательство просыпаться, глядя каждое утро на одного и того же человека, делиться с ним своей жизнью, быть честным, мы рискуем потерять все и терять каждый день. Ставки тут гораздо более высокие, чем если бы мы встречались с целой кучей людей, или несколькими людьми одновременно, или вообще ни с кем не встречались.

Находясь же в близких отношениях с кем-то одним, мы не должны переключаться на других или на что-то соответствующее сиюминутному желанию, своему представлению о себе или степени близости, с которой мы в состоянии справиться, если бы на месте одного было сразу несколько партнеров.

Всякий раз, когда мне приходилось разрываться между несколькими партнерами, я ничему не могла научиться, кроме одного — как обесценивать себя. Моя энергия перетекала в каждого из них. И я должна была написать каждому, организовать с ним отношения, встретиться с другим, чтобы поговорить с ним об этом же, обдумать слова из письма одного и связать их со словами другого, которые тот говорил за кофе. И я буквально не могла дышать в этой толпе, не говоря уже о том, чтобы думать. Так что я никогда и ни за что не смогла бы иметь несколько партнеров сразу.

А еще я где-то читала, что человеческий вид все больше и больше склоняется к моногамным отношениям. Если изначально мы были созданы, чтобы размножаться, то теперь в этом нет такой необходимости. Гораздо важнее направлять всю свою творческую и сексуальную энергию на создание устойчивых и крепких сообществ, а не на то, чтобы рожать как можно чаще.

У эволюции больше нет стремления к большему количеству связей и большему количеству детей, и большему количеству спермы, и большему бардаку.