Бегство со Светлого берега

Я не встретила ни одного из них до самого вечера, когда Сергей Михайлович вышел из дома, одетый по-городскому, оставив открытой дверь для жены, которая была еще в доме.

— Сергей Михайлович, — спросила я его, — зачем вы срезали convolvulus? Он скрашивал мое одиночество. — В волнении я употребила английское, в сущности латинское, название, но, будучи садовником, он понял меня. Вновь вежливый кивок, легкая улыбка, насмешливо приподнятая бровь и глубокий-глубокий взгляд. Весь набор трюков. Но он больше не работает. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствовал Иона, когда Господь произрастил растение и оно поднялось над Ионою, чтобы над его головой была тень, а на следующее утро послал червя, чтобы тот подточил растение и оно засохло, а потом спокойно спросил Иону: «Неужели так сильно огорчился ты за растение?»[92]. Как Иона, я могла бы ответить: «Очень огорчился, даже до смерти».

Лариса Андреевна, выйдя из дома, повторила с упреком, закрывая и запирая за собой дверь: «Он скрашивал ей одиночество». И тепло улыбнулась мне. Впервые за все время.

— Зачем он это сделал? — спросила я.

Она пожала плечами.

— Спросите у него. До свиданья, Айви Вальтеровна.