Год, когда я стала Изабеллой Андерс

Глава 10

Фреска займет некоторое время и потребует гораздо больше красок, чем у меня есть. Кроме того, я не самый фантастический художник, но я знаю кое-кого, кто мог бы мне помочь.

Я беру телефон и звоню Индиго.

— Привет, мне нужна услуга, — говорю я после того, как Индиго отвечает на мой звонок.

Она зевает.

— Блин, Иза, я люблю тебя до смерти, но я прилегла вздремнуть.

— Прости. Я быстро, — плюхаюсь на свою неубранную кровать и смотрю на убогий, скучный потолок. — Мне нужно, чтобы ты забрала меня в понедельник после школы, а потом приехала ко мне домой и помогла нарисовать фреску на моей стене.

Я выбрала понедельник, потому что Ханна будет на профориентации в колледже, по крайней мере, согласно ее календарю. И, скорее всего, моя мама поедет с ней, а это значит, что на какое-то время весь дом будет в моем распоряжении.

— Фреску? — В ее голосе слышится замешательство. — О чем ты говоришь?

Вздохнув, я быстро объясняю ей, что случилось с моей комнатой, пока меня не было. К тому времени, как я заканчиваю, она ругается раз двадцать и называет Линн и Ханну очень изобретательными именами.

— Ты мне поможешь? — спрашиваю я, когда она перестает говорить.

— Конечно, я помогу, — отвечает она все еще на взводе. — Мы обязательно сделаем что-нибудь крутое.

— Вообще-то у меня есть пара идей.

— Хорошо. Нарисуй их, а я посмотрю, что мы можем сделать.

— Потрясающе. И спасибо.

— Без проблем, — говорит она и снова зевает. — Ладно, а теперь мне пора спать, иначе я буду ужасно раздражена, когда ты увидишь меня в понедельник.

Смеясь, я прощаюсь, но не убираю телефон. Мне нужно сделать еще один звонок.

Я набираю номер бабушки Стефи.

— Тебе нужно, чтобы я пришла тебя спасать? — спрашивает она, как только берет трубку.

— Пока нет, но мне нужна услуга. — Я грызу ноготь большого пальца, но заставляю себя остановиться, потому что это испортит мой лак. — Я знаю, ты сказала подождать несколько дней, но я готова поговорить с отцом. Я больше не могу ждать. Мне нужно знать.

— Дорогая, я действительно думаю, что мы должны подождать пару дней. Никогда не знаешь наверняка. Ты можешь передумать и решить подождать, по крайней мере до тех пор, пока не поступишь в колледж и не выберешься из этого дома.

— Кто-то покрасил мою комнату, пока меня не было. — Я с трудом прогоняю комок в горле. — И снял все мои плакаты и рисунки. Все, что было мое в этой комнате, исчезло. Мне нужно знать, что произошло. Это все, что у меня осталось.

— Иза, мне так жаль. Черт побери, твоя семья — кучка придурков, — ругается она. — У тебя все еще есть я, милая. Ты ведь это знаешь, верно? То, что мы не путешествуем, не означает, что мы не можем проводить время вместе.

— Я знаю, но мне действительно нужно это сделать. Найти мою маму… узнать, почему она бросила меня… Мне нужно знать.

Проходят секунды, прежде чем она что-то говорит.

— Хорошо, я позвоню твоему отцу и назначу время, когда мы втроем поужинаем у меня на следующей неделе, — говорит она. — Но нужно придумать, что ему сказать. Мне придется солгать ему, иначе он не придет.

— Скажи ему, что ты нашла что-то от дедушки, что, по-твоему, может ему понравиться, — предлагаю я. — Он всегда питал слабость к дедушке.

— Вообще-то это хорошая идея, но как мне заставить его привести тебя?

— Просто скажи, что хочешь меня видеть. Он не будет возражать. Не тогда, когда Линн будет более чем рада отдохнуть от меня.

— Я чувствую себя такой подлой прямо сейчас, — размышляет она сквозь смех.

— Это потому, что ты сумасшедшая, — говорю я ей, улыбаясь впервые за день.

— Я знаю. — Она делает паузу. — Но, Иза, пожалуйста, обещай мне, что независимо от того, что с этим случится, независимо от того, куда это пойдет, ты всегда сможешь прийти и поговорить со мной, если тебя что-то беспокоит. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Я сжимаю губы и киваю, хотя она меня не видит.

— Обещаю.

— Хорошая девочка, — говорит она. — И помни, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

К тому времени, как я вешаю трубку, я уже плачу. Решаю выпустить все это наружу, потому что это лучше, чем держать в себе и позволить этому душить меня.

Десять минут спустя мои глаза опухают, у меня икота, а тушь и подводка окрашивают щеки. Я иду в ванную, чтобы умыться и поправить макияж, прежде чем вернуться в свою комнату и заставить себя думать о чем-то другом, кроме мамы.

Я смотрю в окно на соседний дом, гадая, когда же наткнусь на Кайлера. Часть меня хочет этого, в то время как другая часть меня предпочла бы этого не делать, тем более что он, вероятно, встречается с Ханной.

Отойдя от окна, я слышу, как открывается входная дверь, и звук голосов наполняет дом. Внезапно все мои заботы о Кайлере и маме уходят в прошлое, когда возникают более серьезные и насущные проблемы.

Я думаю о том, чтобы остаться в своей комнате. И никогда не выходить. Но в конце концов мне придется встретиться с ними лицом к лицу, так что лучше сорвать пластырь прямо сейчас. Кроме того, может быть, я смогу докопаться до сути, где, черт возьми, оказались мои рисунки.

Собрав все свое мужество, которого я набралась за время путешествия, я расправляю плечи и спускаюсь вниз. Но когда я вхожу в гостиную и вижу, что мой папа, Линн и Ханна отдыхают на диване, окруженные тоннами пакетов с покупками, болтая об профориентации, и моя уверенность уходит.

Я начинаю поворачиваться, чтобы уйти, когда слышу, как Ханна говорит:

— Что, черт возьми, с тобой случилось?

Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь к ним лицом.

— Привет.

— Хм… — Ханна смотрит на меня, опустив челюсть до колен, совершенно безмолвная.

Я борюсь с желанием скрестить руки на груди и попытаться прикрыться.

— Что ж, я вернулась.

— Мы это видим. — Линн смотрит на меня с неприветливым выражением, и, хотя это кажется невозможным, я клянусь, что в ее глазах больше ненависти ко мне, чем когда-либо.

Я выдерживаю ее смертоносный взгляд, хотя мои внутренности трясутся, как желе. Я знаю, кто ты на самом деле. Знаю, откуда этот взгляд ненависти. Поверь мне, я все понимаю. Папа изменил тебе, и ты ненавидишь меня, но знаешь что? Ты не имела права так обращаться со мной, и однажды я дам тебе это понять.

Чем дольше я смотрю на нее, тем больше она скрежещет зубами, пока, наконец, не отводит от меня взгляд и не сосредотачивается на копании в сумках.

— Ты выглядишь, — мой отец чешет голову, глядя на меня, — мило.

— Генри, — предупреждает Линн, бросая на него хмурый взгляд, способный убить. — Мне показалось, ты говорил, что у тебя есть дела по работе.

Его взгляд задерживается на мне еще на пару секунд, затем он встает и говорит Линн:

— Я буду в кабинете, если кому-нибудь что-нибудь понадобится. — Он пересекает комнату, похлопывая меня по плечу, когда проходит мимо. — Я рад, что ты вернулась, — шепчет он, прежде чем поспешить по коридору в свой кабинет.

Линн, должно быть, услышала его, потому что ее внимание сосредоточилось на мне.

— Итак, Изабелла, — она произносит мое имя самым безумным образом, как будто это оскорбление. — Я вижу, у тебя была довольно веселая поездка и ты немного изменилась.

— Можно и так сказать, — сухо отвечаю я, чувствуя, что сейчас начнется кульминация.

Ее лицо морщится, когда она целеустремленно рассматривает мой наряд.

— Тебе следовало последовать моему совету. Платья тебе не идут, милая.

Ханна хихикает, доставая из коробки туфли на высоких каблуках.

— Не будь такой доброй, мама. Ей ничего не идет.

— Будь умницей, Ханна, — говорит Линн, улыбаясь. — Она нас слышит.

Я провожу языком во рту. Я не буду плакать. Не буду.

— Что случилось с моей комнатой?

Линн обменивается мимолетным взглядом с Ханной, затем снова смотрит на меня.

— Мы решили подготовить ее к переезду в следующем году. Мы собираемся превратить ее в комнату для гостей.

Мои пальцы сжимаются и впиваются в ладони.

— Ладно. Но куда ты дела все мои рисунки и плакаты?

— Я их выбросила. — Она достает из сумки серебряное платье. — Все равно они были не в лучшем состоянии. Большинство углов плакатов были порваны, а эти рисунки… — Она кладет платье на пол. — Ну, я уже много лет говорю тебе, как мне не нравятся эти рисунки, и я решила, что пора их убрать. — Она смотрит на меня, сложив руки на коленях, выпрямив спину и стараясь казаться такой правильной, невинной жертвой.

Но она меня не обманет. Я вижу в ней злодейку, которая ненавидит меня и пытается разрушить мою жизнь последние четырнадцать лет. Может быть, именно поэтому я здесь. Может быть, она хотела наказать моего отца за измену, пытая меня.

— Потрясающе. Я все равно собиралась сделать ремонт. — Я натягиваю на лицо улыбку, которая становится еще шире, когда у обоих отвисают челюсти.

Я должна чувствовать себя более удовлетворенной, чем есть. Я хочу сказать, что в конце концов лишила их дара речи. Однако я возвращаюсь в свою комнату, где все, что у меня осталось, — это сумки с вещами, которые я привезла с собой из поездки. Конечно, могло быть и хуже.

Но я скучаю по своим рисункам. Я вложила в них много времени и сил. Они были частью меня и помогли мне пережить несколько тяжелых и жестоких дней. В каком-то смысле люди, которые изображены в комиксах, были кем-то вроде моих друзей. К тому же там была женщина. Мой друг. Та, что мне снилась, была моей воображаемой матерью. Эти наброски тоже исчезли, и, хотя я никогда не была уверена, что это была моя мама на рисунках, я все еще чувствую, что потеряла часть ее.