Наследник братвы

Глава 10

Клэр

Константин абсолютно непреклонен в том, что мой отец убил Рокси. У него нет ни малейшего сомнения в том, что он виновен. Я, с другой стороны, не убеждена.

Обещаю себе, что он не причинит боль моему отцу. Мы выясним, кто убил ее и почему, и ему придется отказаться от своего неустанного преследования и желания отомстить папе.

Константин звонит по телефону, и хотя он быстро говорит по-русски, я почти уверена, что он разговаривает с одним из своих солдат. Я слышу его тон, когда он выкрикивает приказы.

Это вызывает румянец на моей груди и шее, что смущает и настораживает меня. С какой стати он оказывает на меня такое влияние, когда я этого не хочу? Он преступник, скотина. Он делал со мной возмутительные вещи и угрожает еще худшим. Я должна презирать его.

И все же я крепко сжимаю бедра, пытаясь унять пульсацию между ними, поворачиваю лицо к окну, чтобы он не увидел румянец на моих щеках.

— Увидимся там, — говорит Константин по-английски, заканчивая разговор.

Мы едем по многолюдным улицам Пустоши в другой взятой напрокат машине, на этот раз с тонированными стеклами. Интересно, каково это — жить вот так изо дня в день, жизнью кочевника. Негде пустить корни, нет места, которое можно назвать домом. Сегодня вечером он может вернуться в секс-клуб или переночевать в доме друга. У него, вероятно, есть конспиративная квартира, куда он может нас отвезти. Ясно, что в его распоряжении нет недостатка в ресурсах. Но будет ли у него когда-нибудь место, где он сможет по-настоящему остепениться? Сможет ли он когда-нибудь снова ходить по улицам средь бела дня?

Смогу ли я?

— Ты когда-нибудь была на боях, маленькая птичка? — спрашивает Константин.

— Это… бой? Что ты имеешь в виду?

Его губы приподнимаются, он иногда так делает, когда я говорю или делаю что-то забавное, по его мнению.

— Драка, Клэр. Там люди бьют друг друга.

— В спортивном смысле?

Он пожимает плечами, явно не заботясь о том, что люди бьют друг друга по другим причинам. Меня это не удивляет, но все равно выбивает из колеи. Его небрежное мнение на жестокое насилие меня нервирует.

— Нет, — честно говорю я. — Я никогда раньше не видела никакого боя, ни на ринге, ни где-либо еще, — я задумчиво поглаживаю подбородок, перебирая свои воспоминания. — Ну хотя… однажды, в седьмом классе, несколько мальчиков из-за чего-то поспорили и подрались, но всех разогнали, никто не пострадал.

— Они подрались из-за тебя?

Я смотрю на него, разинув рот.

— Из-за меня?

Он поворачивается, не отрывая глаз от дороги, но немного напрягается.

— Ты ведешь себя так, будто это невозможно.

— Так и есть.

Он тянется к моему колену и не слишком нежно сжимает его.

— Хватит уже.

Я хочу уточнить, но не делаю этого. Мое горло словно забито, а в носу покалывает, и я не знаю, почему.

Ему не обязательно говорить это вслух, но он бы боролся за меня. В этом нет никаких сомнений. Он уже угрожал одному из мужчин, и защищал меня перед своим отцом.

Почему?

— Ты жила защищенной жизнью, маленькая птичка.

Я смотрю в окно и киваю.

— Знаю.

Долгие мгновения мы едем в тишине. Различия между нами кажутся огромными.

Я накручиваю прядь своих волос, все еще глядя в окно, когда он, наконец, снова заговаривает.

— Сегодня вечером ты увидишь бой, не похожий ни на что.

Я поворачиваюсь к нему и моргаю.

— Ты на кого-то нападаешь?

Грустная улыбка мелькает на его лице.

— Нет, Клэр. Если бы я планировал нападение, ты бы не пошла со мной.

Почему?

Этот вопрос снова всплывает у меня в голове, но я не могу произнести его вслух. Я нахожусь с ним в таком месте, где мне нужно смотреть, слушать, наблюдать. Что-то подсказывает мне, что ответов у меня будет более чем достаточно, и скоро.

— Сегодня вечером ты пойдешь со мной в Яму, — продолжает он, сворачивая на узкую, тускло освещенную улицу, заставленную машинами.

— Ладно, это не похоже на милое местечко, где можно выпить пару коктейлей, — бормочу я, чтобы скрыть бешеный стук своего сердца. — Слово Яма напоминает об Эдгаре Аллене По.

— Яма и маятник, — тихо говорит он. — Мой любимый рассказ.

Он продолжает меня удивлять. Во-первых, его удивительно нежный тон. Его признательность за хорошую еду. Теперь он любитель Эдгара Аллена По?

— Тебе нравится По?

— Конечно. Что здесь может не понравиться? — он сворачивает на другую дорогу, и припаркованные машины проносятся мимо нас так быстро, что мой желудок сжимается и переворачивается. Мы въезжаем глубоко в сердце внутреннего города, и я никогда раньше не была поблизости от этого места. Я удивляю даже себя, когда понимаю, что на самом деле испытываю облегчение от того, что он со мной. Это не то место, куда такая девушка, как я, должна ходить одна. Но рядом с ним меня никто не тронет.

Я пожимаю плечами.

— Говорят, не суди о книге по обложке, но я недооценила тебя.

— Стыдно, стыдно, доктор. Тебе следовало бы знать лучше, чем делать поспешные выводы, — по какой-то причине, которую я не могу до конца разгадать, его упрекающий тон меня немного смущает. Я извиваюсь.

— Ах, румянец истинной сабмиссив, — бормочет он почти про себя.

— Нет у меня румянца, — протестую я, полностью отворачиваясь, чтобы он не видел, как пылают мои щеки. Не знаю, нравится ли мне, когда меня называют сабмиссив. Я не совсем уверена, что это вообще значит, но это не похоже на то, к чему я имею отношение.

— Есть, маленькая птичка. Мне нравится, как раскраснелись твои щечки. Надеюсь, я — причина, по которой ты краснеешь.

Мое тело воспламеняется, поглощенное мыслью о том, что он может сделать… чтобы я покраснела. Боже.

— Ты зазнался, Константин.

— Я говорю правду, Клэр.

Надо сменить тему.

— Что ты читал у По?

— Все, и неоднократно.

— Ого, вау.

Он замедляет ход, останавливаясь на светофоре.

— В десять лет няня мне подарила собрание сочинений в твердом переплете. Тогда я был слишком мал, чтобы оценить, насколько они блестящие.

— Согласна.

— В DesMax я нашел их на английском языке, и читал все как в первый раз.

— О, вау. Неужели переводы настолько отличаются?

— Существует много переводов, но в большинстве из них отсутствуют… нюансы.

Я смотрю в окно и тихо бормочу себе под нос:

— Слова не способны произвести впечатление на разум…

— …без изысканного ужаса их реальности, — заканчивает он. Цитата из Эдгара По.

Я сижу в машине с беглым заключенным, как его заложница, и веду более занимательную беседу, чем у меня была на любом свидании. Ирония поразительна.

Долгие минуты мы едем в тишине. Когда он говорит, я чуть не подпрыгиваю. Он уже называет меня своей маленькой птичкой. Нельзя пугаться, как одна из них.

— Яма — это подпольный боевой ринг, которым руководит Петров. Само собой разумеется, что подпольные бои проводятся без юридического разрешения. Люди незаконно держат их в частной собственности.

— Кто устанавливает правила?

Мускул дергается на его челюсти.

— Обычно никаких правил не существует. Бойцы прибывают и не знают, с каким противником они столкнутся.

— Таким образом, без законности нет налогов… некому регулировать поток денег.

— Именно. Большие суммы денег переходят из рук в руки.

— Там умирают люди?

Он делает паузу, прежде чем ответить. Нахмурившись, я наблюдаю, как он легко лавирует между узкими рядами машин и резко сворачивает налево, прежде чем припарковать машину.

— Да.

— Вау. И мы здесь, потому что…

— Много причин. Ты умная девочка. Докторская степень, не так ли? Давай послушаем твои теории.

Я не знаю, польщена или оскорблена. Делаю вдох, затем снова выдыхаю.

— Тебе сказали, что Петров держал ирландцев подальше отсюда. Они были единственными, кто считал тебя виновным в убийстве Рокси.

— Да.

— Итак, здесь ты защищен от ответного удара со стороны ирландцев. Скорее всего, это место, где ты в безопасности, потому что единственными людьми, которые могли бы причинить тебе реальный вред… ну, законные власти. Да?

— Правильно.

— И поскольку ты думаешь, что мой отец подставил тебя, то хочешь задать некоторые вопросы.

— Я так не думаю, Клэр. Я это знаю.

Я не реагирую. Он гораздо более уверен, чем я. Мне нравится думать, что папа невиновен. Мне нравится думать, что у нас есть шанс, что он не умрет от руки Константина. От одной этой мысли меня тошнит.

— Полагаю, ты пришел навести справки или что-то в этом роде?

— Да. Я должен доказать ирландцам больше, чем системе правосудия, что я не ответственен за смерть Рокси. Ирландцы убьют меня прежде, чем засадят копы.

— Так что же произойдет, если… если ты добьешься… справедливости, которую ищешь? — мой желудок скручивает. — И тебя оправдают твои преступные группировки? Что тогда?

Он качает головой.

— Ты должна знать одну вещь, которая отличает нас двоих, Клэр. Люди вроде тебя — состоятельные, родившиеся с серебряной ложкой во рту.

Я внутренне съеживаюсь.

— Их жизнь распланирована. Их родители знают, в какие школы они пойдут, еще до того, как те родятся. Они знают, что поступят в колледж, а в некоторых случаях и за кого выйдут замуж, и этот список можно продолжать долго. А такие люди, как я? — он качает головой. — Мы живем изо дня в день. Я не задумывался о том, что произойдет дальше, потому что свет передо мной распространяется только на следующий шаг. Мой следующий шаг — войти в этот клуб и заявить о себе.

Любой день может стать последним в его жизни. Интересно, находит ли он эту концепцию пугающей или освобождающей? Возможно и то, и другое.

— Оставайся в машине, пока я не открою дверь с твоей стороны.

Вау. Он даже не хочет, чтобы я выходила одна из машины? Прекрасно.

Я даже не думаю о том, чтобы ослушаться его. Прямо сейчас моя жизнь зависит от того, чтобы повиноваться ему.

Я вздрагиваю, когда открывается пассажирская дверь.

— Так легко пугаешься, маленькая птичка, — говорит он, печально качая головой. — Разве ты не знаешь, что со мной ты в безопасности?

— В безопасности с человеком, который похитил меня? Нет.

Но я лгу. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой защищенной. Идти рядом с Константином все равно что идти рядом с полубогом — я никогда не видела кого-то настолько сильного и свирепого. Хотя он притягивает опасность как магнит, на самом деле я не могу представить, что он будет ранен или убит. В целом, я чувствую себя такой же непобедимой.

Он замедляет шаг, чтобы я не отставала, в противном случае я почти бегу.

— Оставайся рядом со мной и не говори, пока к тебе не обратятся.

— Это звучит очень средневеково. Я твоя крепостная?

— Ты зануда, вот кто.

— Оу. Никто никогда раньше не называл меня так.

Он криво улыбается мне, ярко сверкнув зубами.

— Я серьезно, Клэр. Оставайся рядом со мной. Ни с кем не разговаривай. Не отвечай на вопросы. Следуй за мной, чтобы я мог обеспечить твою безопасность.

Я киваю.

— Поняла.

В «Яме» та же атмосфера, что и в секс-клубе, когда мы заходим, но далеко не так роскошно. Внутри так же грязно, как и снаружи. Тусклое освещение, слегка пахнет потом и резиной, как в спортзале. Люди проходят мимо нас, не обращая внимания на то, кто мы такие, ужасно одетые — от рваных джинсов и выцветших футболок до каблуков и мини-юбок.