Наследник братвы

Глава 9

Константин

Придется оставить свою маленькую птичку в клетке, пока я занимаюсь кое-какими делами. Ее тщательно охраняют трое моих солдат, но все же я испытываю странное чувство неловкости, покидая ее, даже после того, как рявкнул на Юрия по пути из клуба:

— Никто не заходит в мой номер и никто не выходит. Не разговаривай с ней. Не смотри на нее. Держите эту дверь запертой.

— Да, босс, — смиренно ответил Юрий.

Мысль о Клэр — с растрепанными волосами, сонными глазами и обнаженной в этой смятой постели — постоянно у меня в голове, пока я встречаюсь с Эммануэлем, чтобы узнать о состоянии каждого из моих многочисленных предприятий.

Эммануэль — мой двоюродный брат и один из моих самых близких друзей.

Наши отцы — братья.

Дядя Иво совсем не похож на моего отца. Он любит еду, вино и женщин — обычно в таком порядке. Он любит шутить о том, как приятно быть младшим братом, не имея никаких обязанностей лидера и всех сопутствующих наград.

«Больших наград, — дразнил он моего отца, — Но я все равно единственный, у кого есть время наслаждаться ими».

Эммануэль такой же непочтительный, как и его отец, и один из немногих людей, которые действительно могут меня рассмешить. Он хороший авторитет, на которого я всегда могу положиться — до тех пор, пока он не переусердствует. Как и отец, Эммануэль любит слишком часто пробовать товары преступного мира.

Эммануэль внешне похож на свою мать — худощавое телосложение, темные волосы, темные глаза, землистый цвет лица. Хотя он высокий и довольно симпатичный, женщины его не любят. Рокси он никогда не нравился — вероятно, он отпускал слишком много шуток в ее сторону.

«Он просто слишком много болтает», — говорил я ей.

Прямо сейчас он говорит со скоростью мили в минуту:

— Копы повсюду ищут тебя. Они ворвались в казино на улице Блек и разбили кучу игровых автоматов.

Я стискиваю зубы, взбешенный расходами на починку этих машин.

Шеф Парсонс стал чертовски смелым, если приказывает своим офицерам атаковать мое казино.

С другой стороны, он уже был чертовски смелым, когда помогал Валенсии подставить меня.

Признание Клэр в том, что ее отец лично дружит с Парсонсом, меня не удивило — сфабрикованные доказательства были слишком вескими. Это заговор, который идет до самого верха, как говорится.

Но с какой целью?

До моего союза с ирландцами я бы сказал, что Коннор Магуайр был моим врагом номер один. Он тот, кто больше всего выиграл бы, если бы меня бросили в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.

Но думаю, он был доволен нашим соглашением. И ни за что на свете не допустил бы, чтобы его любимая дочь была убита в качестве сопутствующего ущерба.

Мне не нужны яростные попытки убийства от ирландцев, чтобы понять: они действительно чертовски взбешены тем, что Рокси мертва.

Кстати, об этом…

— Ирландцы тоже ищут тебя, — говорит Эммануэль. — Они рассказывают всем, что хотят вырезать твое сердце и скормить его Чопперу.

Чоппер — питбуль Рокси.

— Ни за что эта паршивая дворняга меня даже не оближет, — рычу я. — Я ненавидел эту гребаную собаку.

— Тебе не понравилось делить с ним постель? — Эммануэль хихикает.

— У него дыхание хуже, чем у тебя, — говорю я Эммануэлю. — Плюс, чертовски странно, что он даже не залаял в ту ночь, когда убили Рокси. Ни хрена не сделал, чтобы спасти ее. Плохая сторожевая собака вообще никуда не годится.

— Да, это странно, — говорит Эммануэль, без особого энтузиазма обсуждая эту тему.

Все мои люди поддерживают меня. Но иногда я думаю, что один или двое из них, возможно, на самом деле не верят, что я невиновен. Например, прямо сейчас, что-то в тоне Эммануэля заставляет меня думать, что он считает, будто Чоппер не атаковал, потому что знал нападавшего…

— Назначь встречу с Магуайром, — говорю я. — Нам нужно покончить с этим дерьмом. Я не убивал Рокси, и хочу выяснить, кто сделал это также сильно, как и он.

Эммануэль приподнимает одну темную бровь.

— Не знаю, согласится ли он на это, — говорит он. — А если да… то лишь для того, чтобы достать тебя.

— Все равно сделай это, — приказываю я.

Дальше я планировал проведать своего отца, но меня не покидает ноющее ощущение, что я больше не должен оставлять Клэр одну. Я возвращаюсь в «Империю» и практически бегом поднимаюсь по лестнице в номер.

— Она все еще там? — говорю я Юрию.

— Конечно, — говорит Юрий, сцепляя свои покрытые татуировками руки перед собой и нервно поглядывая на дверную ручку.

Я врываюсь в комнату, пугая Клэр, которая стоит у окна и смотрит вниз на скучный вид парковки.

— Думаешь выпрыгнуть? — говорю я.

— Или вышвырнуть кое-кого, — отвечает Клэр, хмурясь и скрещивая руки на груди.

Ха. Она немного воспряла духом за тот час, что меня не было.

— Ты не сможешь пошевелить ни одним моим пальцем, если я не захочу, — говорю я.

— Думаешь, что можешь делать со мной все, что хочешь, только потому, что ты выглядишь, как горилла, — рычит Клэр.

— О, я не думаю. Я уверен в этом.

Клэр так зла, что все ее тело одеревенело.

— Какие сейчас у тебя планы на меня? — требует она.

— Ты идешь со мной.

— Куда?

— В дом моего отца.

Это, кажется, удивляет ее. Ее плечи непроизвольно опускаются, а рот открывается в комичной маленькой форме буквы «о».

— У меня нет чистой одежды, — заикается она.

— Вот.

Я бросаю сверток с одеждой прямо ей на грудь. Она легко ловит одной рукой.

Разворачивая выцветшую футболку и джинсы, она слегка хмурится.

— Они принадлежали…

— Нет, — говорю я резко. — Это одежда сестры Юрия.

Ревнует? Неужели ей не нравится идея носить одежду женщины, которая имела для меня значение?

— Ох, — говорит Клэр с облегчением и слегка смущенно.

Я бы никогда не одел Клэр в одежду Рокси. Я уже чувствую, что Рокси — это злой призрак, который следует за мной, куда бы я ни пошел.

Знаю, что она не сердится на меня. Если духи вообще существуют, Рокси была бы единственным существом на этой планете, которое наверняка знает, что я ее не убивал. Ну, она и Чоппер. И тот, кто черт возьми, это сделал.

Тем не менее, эта взбешенная маленькая ирландка не успокоится, пока человек, ответственный за ее смерть и смерть нашего ребенка, дорого не заплатит за свое преступление. Чем кровавее и продолжительнее будут его страдания, тем счастливее будет Рокси.

Клэр натягивает джинсы, носки, футболку и кроссовки, которые так услужливо предоставил Юрий. Я не могу сдержать улыбку — сестре Юрия всего пятнадцать лет, а на футболке красуется ярко-розовая обложка альбома K-Pop.

— Ты серьезно? — говорит Клэр.

— Либо так, либо можешь пойти голой, — говорю я. — Уверен, ты поняла, какой вариант мне нравится больше.

Вспыхнув, Клэр засовывает ноги в кроссовки и следует за мной.

Честно говоря, она выглядит довольно мило в футболке, и эти джинсы прекрасно облегают ее задницу так, как никогда не смотрелись бы на подростке. Меня не интересуют подростки — мне нравятся женщины с фигурой. У Клэр больше изгибов, чем на автостраде. Я бы хотел провести своим языком по каждому дюйму.

Однако сейчас на это нет времени.

Я отвожу ее в богато украшенный дом моего отца в стиле рококо на окраине Блэквуд-парка.

Этот район величественных особняков находится менее чем в семи минутах езды от Уоррена, но с таким же успехом я мог бы переехать в другую страну. В Пустоши богатство и власть находятся всего в нескольких улицах от крайней нищеты. Мой отец балансирует на грани; вторгается на вечеринки элиты, когда это соответствует его целям, но чувствует себя более комфортно среди отчаявшихся и развращенных — людей, которые перережут тебе горло за пятьдесят долларов в темном переулке.

Мой отец — это воплощение безжалостной жадности. Он всегда готов сделать что угодно, лишь бы получить желаемое.

Раньше он мог достигать своих целей с помощью кулаков. Он был таким же массивным и жестоким человеком, как и я, свирепым бойцом, известным как Дантист за количество зубов, которые выбил у людей изо рта. Я учился у лучших. У меня мог бы быть тот же псевдоним, но немного по другим причинам…

Люди боялись и обожали его. Иногда, пьяным в стельку, он боксировал с ними ради забавы. Это эффективный способ напомнить даже самым смелым новичкам, почему он на вершине.

Но однажды в Москве его подстрелила толпа армян, проезжавших мимо. Он получил восемь пуль, включая ту, что застряла у основания его позвоночника.

Остальные семь выстрелов едва ли причинили ему неудобства.

Но последняя пуля разорвала спинной мозг. Оправиться от этого невозможно.

С тех пор он прикован к инвалидному креслу, не может стоять, ходить и даже трахаться.

Как вы можете себе представить, это не улучшило его темперамент.

Я наследник его империи, второй в команде. И тот, кто посадил меня за решетку, скорее всего, чертовски хорошо это знает.

Тот, кто организовал эту подставу, с таким же успехом мог быть врагом моего отца. Они знают, что я его преемник. Черт, они могли даже знать о беременности Рокси. Мы сообщили только нашему внутреннему кругу, но ни один корабль не застрахован от утечек. Если они хотели покончить с линией Рогова, они были чертовски близки к достижению своей цели.

Мой отец знал о ребенке. Он не сказал мне ни единого слова утешения. Это не в его стиле — я никогда не слышал от него нежностей или даже комплиментов. Тем не менее, потеря внука должна быть каким-то образом отмечена.

Обида до сих пор гложет меня, даже после всех этих месяцев.

Я не рад вернуться в этот дом. На самом деле, я презираю его.

Единственное, что я не ненавижу в этот момент — это женщина, вылезающая из машины позади.

Клэр с благоговением смотрит на раскинувшийся фасад дома, хотя она, должно быть, привыкла к особнякам более величественным, чем этот. Ей, наверное, интересно, чем интерьер дома гангстера отличается от того, что она видела раньше.

Она следует за мной внутрь, оставаясь очень близко и слегка позади моей правой руки, как удаляющаяся тень.

Мне нравится, как она цепляется за меня.

Я на мгновение останавливаюсь в прихожей. Конечно же, она тоже останавливается, как хорошо обученная собака, которую заставили повиноваться.

Мой член напрягается в штанах.

Я бы хотел научить ее столькому…

Но на данный момент вырисовывается менее приятная встреча.

Я веду ее прямо в кабинет отца.

Поскольку я провел взаперти большую часть полугода, можно подумать, что отец мог бы немного обрадоваться моему возвращению. Вместо этого он едва поднимает взгляд от раскрытой бухгалтерской книги на столе, лишь бросив мимолетный взгляд, а на Клэр — тяжелый, мрачный, прежде чем написать еще несколько строк, а затем отложить ручку.

Он говорит:

— Это дочь Валенсии?

— Да.

— Что ты планируешь с ней делать?

— Использую ее, как рычаг давления, — отвечаю я.

Отчасти это верно. Но у меня много других планов на Клэр, прежде чем я верну ее семье…

Мой отец, кажется, догадывается о чем-то подобном, потому что прищуривает свои бледно-голубые глаза, глядя на меня, его верхняя губа кривится в презрительной усмешке.