Рождественский пирог

— Мясоедство, как мы уже сказали. Ворсянка. Наковальня. Марципан.

— А еще я как-то раз вынудила епископа сказать слово «подмышка», — гордо добавила Джокаста.

Все рассмеялись.

— Карбункул. Григорианский. А помните, еще загадывали «доксографер»? — Дэйви захлопнул книжку.

— А это еще что такое? — спросила я.

— Это человек, который записывает мнения философов, — пояснил Эдвард. — Ну и год тогда выдался. Мы не расходились до пяти утра, но потом, я думаю, не обошлось без жульничества, потому что выиграла Одесса!

Я вспомнила своих родителей, которые если вдруг и устраивали вечеринку, то просто покупали пару бутылок хереса и пакетик сырных крекеров. Общение сводилось к обсуждению погоды, в лучшем случае кто-нибудь хвастал покупкой новой машины или недавней поездкой в отпуск за границу. Я попыталась представить своих родителей здесь, на рождественской вечеринке в «Аббатстве». Картинка вырисовывалась настолько невероятная, что я даже рассмеялась.

Джики спрыгнул с меня и стал разминаться, бегая по полкам шкафа. Спор по поводу слова разгорелся такой жаркий, что даже Табита слегка разрумянилась.

— Бутыль!

— Валтасар!

— Крещендо!

— Гондольер!

— Ерунда, ты бы еще матадора предложил!

— Какая жестокость! Разве можно так мучить бедных быков, как эти испанцы…

— Ой, Табита, да перестань ты. Мы же не говорим, что коррида — это хорошо, просто слово такое есть.

— Но мне все равно жалко бедных бычков…

— Минотавр!

— И кто, черт возьми, сможет угадать это слово?!

Джики с визгом носился по комнате. Я заволновалась, что он может ненароком разбить какую-нибудь вещицу, и поманила его виноградом. Он снова запрыгнул ко мне на плечо, и я погладила его. Джики застрекотал в ответ и принялся копаться в моих волосах. К этому я уже привыкла, хотя меня не оставляла мысль: а вдруг однажды он там что-то найдет?

— Придумал! — завопил Дэйви, тыча пальцем в Джики. — Примат. Что скажете? Ну, в смысле похожий на обезьяну.

— Дорогой, мы знаем, что значит «примат», — ответила Джокаста обиженно. Видимо, ее рассердило, что не она придумала такое замечательное слово.

— Отлично! — сказал Эдвард.

— А что будет, если никто не угадает? — спросила я.

Все уставились на меня в полном недоумении.

— То есть как? — удивился Алекс.

— Ну, допустим, никто не скажет слово «примат». Что тогда?

Эдвард откашлялся.

— За всю историю существования вечеринки ни разу не было такого, чтобы кто-нибудь не сказал слово. Вечеринка будет продолжаться до тех пор, пока кто-то не угадает. Если нужно, то несколько дней. Двери запирают на ключ и гостей пересчитывают. Никто не может уйти до окончания игры.

Мы покатились со смеху.

— Надо же было подумать такое, — разошелся Эдвард и ударил кулаком по столу. — Что слово не угадают! Непостижимо! Невозможно. Больше того, такого ни разу не было и не будет! Это я вам говорю!

— Эдвард, из тебя бы вышел прекрасный политик — ты так убедительно стучишь по столу кулаком! — восхищенно промолвила Джокаста.

Мы прошли в зал и расселись у камина. Джокаста взялась за вязанье и велела Дэйви достать семейные фотографии. Он вытащил огромный альбом из комода. Из него посыпались фотографии и, к моему удивлению, рентгеновские снимки. Алекс схватил один из них.

— О, это, кажется, мои ребра! Черт, больно было!

Джокаста ласково посмотрела на него и повернулась ко мне:

— По-моему, в костях есть какое-то особое очарование, правда? Конечно, когда на них подобающая плоть. (Я беспомощно кивнула — как будто раньше тоже много об этом думала и пришла к такому же выводу.) Я сохранила все рентгеновские снимки своих детей. Наверное, если собрать их вместе, то окажется, что они успели сломать все, что только можно. Их детские шалости часто были совсем не безобидными. Постоянно лазили по крыше и играли там в догонялки. Это же смертельно опасно! — вздохнула она, теребя вязанье. — Но я понимаю, что в детстве крыша «Аббатства» кажется идеальным местом для игр. Я их умоляла не лазить на крышу, но каждое лето, в полночь, они устраивали свои дурацкие гонки. Мы с Эдвардом слышали, как они цепляются за трубы и черепицу. И ничего не могли с этим поделать…

— Да, гонки по крыше… — Глаза Алекса загорелись. — Классно было, помнишь? Я всегда так боялся!

— Ну, наш кузен Адам боялся больше. Он однажды вообще от страха описался, — вспомнил Дэйви.

— А я думала, что смогу взлететь и приземлиться на торфяниках, — мечтательно сказала Табита.

Наверное, расти с такими братьями, как Алекс и Дэйви, было нелегко. Ни один из них ни за что не позволил бы сестренке выиграть.

— Правда, дочка? Как мило. — Эдвард с любовью поглядел на Табиту. — Но ведь мама права. Это очень опасно, и тебе не стоило туда вообще лазить.

В ответ все хором возмутились:

— Но, папа, это же ты нам рассказал! Ты тоже бегал по крыше наперегонки, когда был мальчишкой.

Я представила себе крышу «Аббатства» и содрогнулась. Высоченная, с крутым скатом и желобами водостоков по периметру. Не говоря уже о готических горгульях. Я не сомневалась, что это было очень увлекательно, но у меня вряд ли когда-нибудь хватило бы смелости туда залезть. Я восхищенно посмотрела на Табиту. Она явно не такая нюня, как я уж решила.

Джокаста ушла принять ванну и переодеться перед ужином. Алекс с Дэйви решили сыграть в четыре руки и устроили потасовку, борясь за место у фортепьяно. Эдвард улизнул в свой кабинет, и вскоре песенки Билли Холидей уже соперничали с роялем.

Табита предложила раскинуть руны на мою судьбу, но я вежливо отказалась. У меня были свои планы — я собиралась переговорить с Дэйви с глазу на глаз. Во-первых, надеялась вытянуть из него давнюю историю вражды между Алексом и ветеринаром, а во-вторых, мне было жутко интересно, зачем это ему понадобился «Плейбой». Мне бы только оказаться с ним на минутку наедине, я бы уж прижала его к стенке. Но Табита так огорчилась, что пришлось согласиться.

— Если, конечно, ты не устала, — лицемерно добавила я.

— Что ты! Давай пойдем в мою комнату. Там атмосфера намного благожелательнее. — Табита скорбно посмотрела на Алекса и Дэйви, которые азартно спихивали друг друга со стула.

Я пошла за ней наверх, прижимая к себе Джики. На улице совсем стемнело, и темнота как будто выстудила дом. На первом этаже, у камина, я себя чувствовала более или менее комфортно, но наверху меня пробил озноб. И не только из-за холода. Возможно, виной всему размеры «Аббатства». Я привыкла к тесному домику на две спальни в Суффолке и своей крошечной квартирке в Лондоне. А тут такие хоромы для одной семьи.

Комната Табиты располагалась в дальнем конце коридора. Она была выкрашена в ослепительно белый цвет, повсюду висели кристаллы, а на стене красовались диаграммы астральных чакр и плакаты семинара «Святых сестер» (группа идиотски улыбающихся женщин и надпись «Возрадуемся нашей маточной общности»). Я содрогнулась и повернулась к плакату спиной.

На столике возле кровати лежала книжка о воздушной диете, я полистала ее, пока Табита искала руны. Похоже, смысл книги сводился к тому, что все мы можем жить, питаясь одним лишь воздухом, если, конечно, позволит уровень нашего духовного развития. Ну а если кто не сможет выжить на одном воздухе, то, значит, человек этот и недостоин топтать землю. Я засунула книжку в стопку брошюр сестринской секты, надеясь, что Табита не скоро ее разыщет.

Она усадила меня на пол и с нарочитой важностью расстелила передо мной кусок мятого и грязного белого бархата. Мешочек, который мне вручила Табита, я должна была потрясти, мысленно формулируя вопрос, а потом бросить руны на бархат.

Ну ладно, думала я, с остервенением тряся мешок, посмотрим, что из этого выйдет. Спрошу-ка я, трахнусь ли наконец с Алексом.

Я высыпала деревянные кубики. Табита даже дышать перестала, одну ладонь она прижала ко лбу, другую — к сердцу. О нет, не хватало нам еще шаманских обмороков и сенсационных заявлений.

— Смотри, это очень редкое сочетание, — с неожиданной бодростью сказала она. — Большие перемены в жизни… это хорошо. И какая-то пара, не пойму чего, сначала разлучается, но потом воссоединяется…

Пара туфель, что ли?

— Ой, Поппи, это потрясающе. Правда-правда. В самом ближайшем будущем тебя ожидает серьезная перемена к лучшему.

От столь приятной новости я даже забыла про свой скептицизм. Может, мы с Алексом поженимся… ну или хотя бы переспим.

— Да, все будет очень-очень хорошо. Перемены просто радикальные.

Ну, честно говоря, в моем случае любая перемена станет радикальной.

— О, а это что? Хм, этого я не понимаю. Похоже, кто-то хочет тебе помешать. Не нравится мне это. Ты должна быть очень осторожной. Есть человек, который не хочет твоего счастья.

Ну вот, так всегда. Чьи-то козни, как же без этого. Даже если тебе в шутку гадают по руке, все равно предскажут какую-нибудь угрозу. Видимо, гадалки считают, что таким образом отрабатывают твои деньги.

— Поппи, извини. Так все было замечательно, пока вот это не выпало. Ты должна быть очень осмотрительной. Обещаешь? — Табита была взволнована не на шутку.

Я рассмеялась.

— Обязательно! Не беспокойся, я не слишком-то в это верю…

— Но все равно будь начеку. — Она опять склонилась над рунами. — А вот это уже интересно. Нас всех что-то ждет. Это связано с небом или с облаками, в общем, с какой-то высотой, может, с горой. Интересно, что бы это могло быть?

В своем рвении Табита выглядела такой трогательной, что я невольно подалась вперед, обняла и попросила не забивать себе голову всякой ерундой. После чего сказала, что хочу принять ванну, и предложила встретиться через час. Табита всучила мне брошюрку о своей секте, и я пообещала ее прочесть (но пальцы за спиной скрестила), потом стремглав кинулась в свою комнату.

Из головы почему-то не шли эти дурацкие руны. Но ведь глупо считать, что это всерьез. Я и гороскопы-то просматривала, только чтобы отвлечься от ужасных политических новостей. В существовании высших сил я не сомневаюсь, но вряд ли они выбрали своим проводником отощавшую версию Кейт Буш. Хотя… как знать. Так, что надеть? Во всяком случае, ничего такого, что могло бы оставить полоски на теле, подумала я, удивив саму себя. Ведь сегодня наконец должно состояться рандеву с Алексом — ночью я сама отправлюсь к нему в комнату, если, конечно, наберусь смелости.