Одержимость шейха

Глава 19. Гнев Джафара

Услышав хриплый стон, открываю глаза и только спустя мгновение понимаю, что его издал я. Так же, как и замечаю, с трудом приподняв голову, что мое тело зажато с двух сторон мощными тушами львов. Совсем охамели наглые морды.

С протяжным вздохом роняю голову обратно на подушку и тут же жмурюсь от ощущения, будто мой череп раскололся на два куска. Проклятье. Вот поэтому я всегда осторожен с алкоголем. Всегда, кроме дней, когда теряю контроль.

Часто моргая, пытаюсь прояснить зрение, однако взгляд остается мутным до тех пор, пока в памяти не всплывает она, слишком быстро возвращая меня в реальность.

Одна из гигантских кошек, заметив мое пробуждение, вытягивается, зевая так, будто готова проглотить мою голову, но, как только я пытаюсь отодвинуть от себя влажный нос, получаю лапой сначала по лицу, а потом чувствую, как она лениво падает мне на живот, вырывая из меня болезненный стон. А еще напоминая о нужде, которая уже грозит разорвать мочевой пузырь.

Издевательство какое-то.

Растерев лицо агрессивными движениями, я силой расталкиваю льнущих ко мне львов, не готовый сейчас к играм, и с рычанием поднимаюсь с кровати, решительно устремляясь в ванную комнату.

Правда, даже справив нужду, я все равно не ощущаю облегчения. Будь все проклято. Даже в таком состоянии мне требуется разрядка, и мне приходится позаботиться о себе самостоятельно. Стоять и дрочить под холодным душем, представляя в голове картины с огненной ведьмой, ее манящими губами и телом, кажется, я и сейчас чувствую ее персиковый вкус, который теряю со сдавленным стоном, когда член, зажатый в ладони, напрягается и выстреливает струей спермы.

Но и тут должного облегчения не испытываю.

Рвано хватая ртом воздух, с трудом сглатываю, потому что не в силах совладать с тем, что вызывает во мне эта девушка, даже на расстоянии. А затем опираюсь ладонями о прохладную мозаику и пытаюсь успокоить долбящее по ребрам сердце. Я одержим мыслями о ней. И, чтобы не сойти с ума, накидываю на еще влажное тело халат и устремляюсь прочь из своей комнаты. Следуя к Джансу, в надежде, что сегодня не увижу скрюченное от боли тельце. В надежде, что мое появление не вызовет страха в изумрудных глазах.

Уже собираюсь толкнуть ее дверь, но почему-то останавливаюсь. Сжимаю челюсти и делаю то, чего никогда не делал в собственном дворце — стучу в дверь, чтобы получить разрешение войти. Дважды. А потом с досадой качаю головой, потому что конечно же я его не получаю.

Не имея в запасе и грамма терпения, я силой распахиваю двери, злясь на себя за подобную глупость, но когда натыкаюсь взглядом на пустую кровать, останавливаюсь.

В груди вмиг нарастает чувство тревоги, но я игнорирую его, надеясь застать Джансу в ванной комнате или гардеробе, но ни черта подобного. Ее нигде нет.

Пульс невольно учащается, стремительно разгоняя горячую кровь по венам, что запускает в собственном теле необратимые процессы.

Втягивая носом воздух, выдыхаю обратно пламя разгорающегося во мне гнева. А вскоре к тревоге примешивается и плохое предчувствие, особенно когда на глаза попадаются нетронутые таблетки и еда.

Злость в груди начинает искрить так, что я зверею, испытывая единственное на данный момент желание — убить.

Убить каждую тварь, которая должна была контролировать состояние Джансу. Ухаживать за ней у ее кровати, выполнять малейшую прихоть. И я накажу всех, если с ней случится что-нибудь еще.

Раздражаясь от того, что понятия не имею, где она, кричу охране немедленно найти и вернуть девушку обратно в спальню, а следом прислать врача.

Теперь я лично проконтролирую, как ее осмотрят и окажут нужную помощь. Я ведь не хотел давить, поэтому прислал тех, с кем она чувствовала бы себя комфортней, но Джансу проигнорировала. Отказала мне. Ослушалась так же, как и Зарема, которой я наказал следить за девушкой.

Не пойму, в какой момент люди перестали испытывать передо мной страх, который всегда заставлял их беспрекословно подчиняться мне?

Сдавленно рычу, переворачивая стулья, стол, тахту, — все, что попадается мне под руку, оглушая себя грохотом и назойливыми мыслями.

Молись, Зарема. Молись, несчастная, если ослушалась меня. Ведь, если ты вдруг забыла кто я и какова моя сущность, я с удовольствием напомню. Спущу зверя с цепи. Позволю своей тёмной стороне взять над собой верх. Сделаю так, что все дышать будут бояться без моего разрешения.

А когда охранник возвращается с известием, что никто во дворце не видел огненной девушки, в груди что-то щелкает. Разрывает на ошметки. Я будто застываю на месте от услышанного, не веря ни единому слову человека, принёсшего это известие. Его слова равносильны безжалостному удару в спину.

Она не могла. Не могла сбежать… Облизываю губы, после чего растягиваю их в болезненной улыбке и жестом приказываю прислуге выйти. Оставить одного. Сейчас я за себя не ручаюсь.

Слишком быстро уничтожающие эмоции завладевают моим разумом, и в надежде избавиться от них я направляюсь к кровати, желая почувствовать на ней тепло девичьего тела. Мысленно призывая Джансу не делать глупостей и не злить меня, чтобы не разбудить во мне то, что никому окажется не под силу контролировать.

Но все происходит в точности до наоборот.

Сдавливая челюсти до зубной боли, провожу по холодным и смятым простыням пальцами. Она не могла никуда уйти после того, что я сделал с ней, если не хотела тем самым нанести вред самой себе. И нетронутые лекарства лишь подтверждают последнее.

Выдыхаю и на мгновение прикрываю глаза. Пытаясь задушить разрастающуюся со смертельной скоростью жажду найти девушку и убедиться в том, что моя фантазия слишком больная и она никуда не делась. Однако воображение не прекращает рисовать в голове картины и близко не соответствующие всем моим надеждам.

Рявкнув во все горло, я заставляю себя начать действовать и первым делом приказываю обыскать дворец. Залезть в каждую щель, если потребуется, но привести ее. Однако вместо этого, спустя несколько долгих часов, мне сообщают то, что я боялся услышать. Ее нигде нет. Рассвирепев, я тут же отправляю своих людей за пределы дворца, проверить каждый угол моих земель, а дальше них ей не сбежать.

Сбежать. Она сбежала. Кус-с-с ом мак!!! Сбежала ведьма. Посмела. Я недооценил эту бесстрашную девушку, так же, как недооценил ненависть, которую вызвал в ней своим поступком.

Задыхаясь беспомощной яростью, я из раза в раз хватаю ртом воздух, но мне мало, легкие горят, в груди все распирает адским огнем, и, даже выйдя на балкон и втянув с жадностью все, что дает мне вечерняя прохлада пустыни, я не могу надышаться. Не могу потушить огонь, уничтожающий меня быстрее кусающих мыслей. Потому что я потерял ее. И, провожая последние лучи палящего солнца, с ужасом понимаю, что лишаюсь возможности вновь ощутить аромат Джансу. Увидеть еще раз девушку, въевшейся в меня подобно какой-то патологии, лекарство от которой она забрала вместе с собой.

— Где же ты, Суэйлиб, — хрипло срывается с губ, когда я устало опираюсь о перилла, не сводя взгляда с горизонта, словно надеясь увидеть там блеск нефритовых глаз. — Замерзнешь ведь, глупая.

— Господин, — тихо раздается за моей спиной, и я прикрываю глаза, убеждая себя в том, что они не при чем. Но это ложь! Все при чем, каждый ублюдок, упустивший ее из дворца, виновен! И я первый в этой очереди на виселицу. Потому что я и есть причина, толкнувшая ее на такое безумство.

— Говори, — даже не пытаюсь скрыть в своем голосе угрозу.

— Господин, девушки нет. Мы прочесали все, каждый угол, дом, подвал, все. Никто не видел ее…

Издав мучительный стон, трясу головой, прежде чем оттолкнуться от перил и приблизиться к командиру поискового отряда. Лучший в своём деле, помимо того, что он еще и хороший слуга. Добросовестный и верный. Но я ничего не могу поделать с остервенелым желанием вырвать из его глотки кадык и скормить ему же.

— Нигде нет, говоришь, — поджимаю губу, кивая в такт собственным мыслям, а потом хватаю мужчину за грудки и тут же вбиваю спиной в стену, так, что его ноги отрываются от пола, но он не оказывает ни малейшего сопротивления, покорно принимая мой убийственный взгляд. — Она не могла исчезнуть, Ахмед, — цежу сквозь зубы, ощущая, как трясет все мое тело, но моя хватка лишь ужесточается. — Найдите ее. Найдите. Иначе я лишу головы каждого, если она умрет в холодных песках. Взять собак и лошадей и отправиться в пустыню, — рывком опускаю его на ноги и небрежно отталкиваю. — Найдите ее, — замолкаю, пытаясь подавить боль и жжение, расползающиеся по всей грудной клетке ядовитой змеей и удавкой затягивающиеся вокруг шеи. — Не возвращайтесь, пока не найдете свою госпожу, — мой голос отравлен горечью потери, которая берет верх над разумом. — И Зарему ко мне. Живо, — рычу я, прежде чем Ахмед молча кивает и быстрым шагом удаляется прочь, но я останавливаю его следующими словами: — И узнать, кто въезжал и выезжал из города. Каждого.

От подобного предположения, что ей удалось пересечь границу таким способом, я теряюсь в захлестывающем меня чувстве беспомощности. Отчаянном. Полосующем, подобно лезвию ножа.

Как только хлопок двери вырывает меня из болота гнетущих мыслей, я с ревом переворачиваю рабочий стол, превращая его в щепки, а за ним и весь кабинет, круша на своем пути все, что мне было дорого. Но теперь я понимаю, что все это пыль. Бессмысленная и ненужная мне. Ведь самое дорогое я теряю прямо сейчас, в эту самую секунду, каждая из которой на счету.

Тяжело дыша, хрипло и рвано, я прихожу в себя, только когда падаю на колени, не заботясь о том, сколько осколков впивается в кожу. Это меньшее, чего я заслуживаю. Лишь бы ее нашли живой. Так и стою, читая вслух молитву, словно в бреду повторяя ее снова и снова. Я никогда не стоял перед женщиной на коленях, но прямо сейчас я делаю это не перед Всевышним, а перед ней. Умоляя вернуться и не дать мне стать зверем, который окончательно убьет меня…