В чужом отражении

Глава 2

Впервые я увидела Соболева в суде.

Я не смотрю телевизор, не читаю местные газеты и вообще особенно не интересуюсь, кто у нас заправляет городом и областью.

Не то, чтобы я была какая-то уж очень ленивая и безразличная ко всему, просто у меня ещё со школы не было свободной минутки. Так вышло, что мама родила нас с сестрой в сорок два года. Отец, узнав о беременности мамы, тут же «сделал ноги», сбежав куда-то то ли в Москву, то ли в Питер, так что мамочке пришлось полагаться только на себя и своих родителей.

Бабушка к тому времени ещё работала школьной учительницей, дед – преподавал историю в университете, мама же к моменту своего декрета много лет являлась ведущим специалистом главного архива города.

Бабушка и дед всю жизнь считали отца проходимцем – и честно говоря, я была с ними согласна. Несмотря на то, что его фамилия и имя были всем нам известны, ни я, ни моя сестра никогда не пытались его найти, не считая этого мужчину никем, кроме донора.

Говорят, что после тридцати пяти шансы родить близнецов значительно увеличиваются… Мы с Анькой – прямое тому подтверждение. Моя сестрица и я – в детстве были как две горошинки из одного стручка, не найти и пяти различий.

Хмм… технически, Анька – старшая. Она родилась на несколько минут раньше меня. Мама, зная, что будут девочки-близняшки, решила назвать нас по принципу «Королевства Кривых зеркал», только не Оля — Яло, а Аня — Яна. Анька, родившаяся первой, получила имя на «А», я, родившаяся второй, стала Яной.

Правда, когда нам было несколько лет, мама в каком-то журнале прочитала, что у близнецов все не так, как у обыкновенных людей: что обычно вначале рождается младший ребенок, а затем уже тот, кто более созрел – старший из близнецов.

Несколько лет мама активно внушала эту мысль нас с Анькой, пока дед не обрубил эти мамины психологические изыски, метко сказав на одном из наших дней рождений:

— Света, девочки – близнецы. С точки зрения биологии, их организмы развивались в одно и то же время, так что несколько часов разницы при рождении – сущий пустяк.

Дед привёл весомый довод, заставивший мою мамулю забыть про эту её теорию о старшем младшем близнецах.

Надо признать, что отсутствие мужского воспитания поначалу особенно на нас не сказывалось – мы с сестрой росли в любви наших близких и ни в чем не нуждались. Я ещё помню то время, как дед брал нас двоих к себе в университет, как нам, глупым шестилеткам, показывал свою монографию и научные статьи. Мы обе мало что понимали, но гордились – ужасно.

А потом всё медленно стало разваливаться.

Сначала умер дед, затем бабушку хватил удар, и ей пришлось уйти с работы. Денег стало катастрофически не хватать.

Мы росли, нам требовалась новая одежда, принадлежности к школе, оплата дополнительных занятий, секций… Мама не справлялась. Пришлось ужиматься, экономить.

Кажется, тогда сестра впервые кинула маме обвинение в том, что можно зарабатывать приличные деньги – если работать в нормальном месте, а не прохлаждаться в архиве.

Она так и сказала «прохлаждаться», имея в виду температуру – в архивах всегда прохладно, но смысл получился двояким. Мама тогда долго плакала, а я почти неделю убеждала Аньку в том, что работа в архиве – важная и нужная.

— Это живая история, понимаешь? – убеждала я сестру. – Благодаря архивам, ты можешь проследить судьбу каждого человека. Ты знаешь, сколько миллионов человек каждый день ищут информацию о своих предках, погибших во вторую мировую? А репрессированные? – Только благодаря открытию архивов, мы узнаем об их жизни, о том, через что им пришлось пройти – и как, когда умереть.

—Знаешь, Ян, — смерила меня сестрёнка долгим взглядом. – Ты можешь всю жизнь просидеть как наша маман в этом архиве, кутаясь в вязаные кофты, а на исходе бабьего века броситься на первого встречного, — тут сестра иронично усмехнулась. – Наподобие нашего папаши, которому лишь хотелось нахаляву присунуть какой-нибудь дуре.

— Анька! – потрясённо рявкнула я, но сестра лишь отмахнулась, коротко добавив.

— Это твоё дело, как и на что ты будешь тратить свою молодость. А я сделаю всё, чтобы не оказаться как наша мамаша. К счастью, внешность нам досталась вполне приличная. Небольшой тюнинг – и можно в модели.

Я было испугалась, что она тут же побежит накачивать себе губы… или грудь увеличивать (хотя у нас и так был полный третий), но сестрёнка ограничилась «малой кровью»: перекрасилась в блондинку, на непонятные деньги приобрела новые – дорогие, явно бредовые – шмотки, а под конец года вообще съехала на собственную квартиру в центре города.

Не знаю точно, как она всё провернула так быстро: какие деньжищи должны были платить в этом её модельном агентстве, куда она попала сразу, как только уволилась из официанток, но факт оставался фактом.

В семье к её богатству, невесть откуда и как взявшемуся, относились настороженно, но в тоже время мне казалось, что мама с бабулей тайно гордятся хотя бы одной предприимчивой дочерью и внучкой.

У меня же жизнь текла тихо, можно сказать стандартно. Закончила колледж по специальности «архивное дело», я пошла работать по специальности, попутно учась на заочном.

Когда закончила заочный и получила уже институтский диплом… ничего не поменялось.

Всё то же: работа – дом – работа. Плюс забота о бабуле: пока мама не вышла на пенсию, мы либо отплачивали сиделку, либо ловчили с мамой сами, пытаясь разбить время наших обедов таким образом, чтобы бабушка долго не оставалась одна. В любом случае, без дополнительной помощи мы бы не справились. Но на сиделку требовались дополнительные деньги, поэтому приходилось по вечерам строчить рефераты для студентов — выходило, неплохо.

Потом стало чуть полегче. Мама вышла на пенсию, я получила новый разряд — и новую надбавку к зарплате. Теперь мама даже иногда сама звонила Аньке, чтобы та взяла меня куда-нибудь прогуляться вместе с ней и её подружками, только у сестры уже была своя устоявшаяся компания… да и меня не особенно тянуло из дома.

В свободное от работы время я начала заниматься самообразованием – у меня хорошо получались карандашные наброски и безо всякой техники, но теперь я училась делать это правильно.

Именно моё безобидное увлечение положило началу всему.

У нас в городе происходил какой-то громкий судебный процесс над бывшим мэром города, присвоившим себе несколько миллионов долларов.

Несмотря на то, что процесс был открытый, судья не разрешил ни фото, ни видеосъемку. И тогда одна моя бывшая одноклассница, которая стажировалась в известном финансовом издании, предложила мне сделать рисунки прямо из зала суда.

Со мной заключили контракт, дали бейджик «пресса», и я, воодушевлённая новыми профессиональными вершинами, отправилась «на дело».

Я тогда сильно беспокоилась: смогу ли уловить выделяющиеся черты внешности участников процесса, смогу ли за короткое время узнаваемо изобразить их, и поэтому целую неделю перед процессом просто набивала руку… вместо того, чтобы хотя бы почитать о деле и кто в нём участвует… или не участвует.

И если честно, то вначале мне отсутствие знаний мне совсем не мешало… Это потом, когда после перерыва в зале появилось новое лицо, я на время выпала из всего происходящего.

Мужчина – этот, который только-только появился в зале… От него трудно было отвести взгляд.

Волевое, гордое лицо, состоящее из углов и прямоугольников; прямой греческий нос, выразительные темные зелено-синие глаза под широкими рыжими бровями. Он был безупречно выбрит, прическа – волос к волоску, но всё равно этот яркий рыжий цвет бил в глаза, выделяя этого мужчину из всего зала.

Вряд ли кто-то мог позволить назвать его «рыжим», да даже львом… Цвет гривы ничего не значил – это мужчина был опасен как волк… как ядовитая змея. Как КАА, который властвовал над несчастными мартышками.

Я так увлеклась разглядыванием незнакомца, что машинально сделала на бумаге набросок его портрета…

И если бы я в тот момент отвлеклась!

Если ты перевела взгляд на подсудимого мэра, на судью, на приятельницу, сидящую рядом – но я как дура продолжала смотреть на мужчину. И он, в конце концов, почувствовал на себе чужой взгляд.