Ты меня не помнишь

Глава 47

Саша Лисицкая

Сижу на стуле в углу в странном помещении. Мимо меня проходят люди в белых халатах, иногда толкают впереди кого-то на каталке.

— Межницкий... его тоже увезли сюда на такой, меня не пустили.

— Ты в порядке Саша? — ко мне наклоняется высокий, приятный мужчина.

— Где я?

— В больнице, Саша, — как самочувствие?

— Вы кто?

— Я Паша, парень твоей сестры — немного подумав добавляет — Грозин.

— А, Грозин — в памяти начинают всплывать кусочки информации, и я цепляюсь за любую возможность понять, что здесь происходит — Ляля?

— Фух, напугала ты нас, Ляля с врачом разговаривает по поводу тебя — Паша кивает в сторону открытой двери — ты помнишь что-нибудь? Можешь рассказать?

— Не знаю — еле выговариваю я.

Осматриваюсь вокруг. Я в больнице, конечно же, где еще мы можем быть после всего случившегося. Сижу на неудобном металлическом стуле. Прикрываю глаза и слушаю, как из соседнего кабинета доносится голос Ляльки. Я не одна. Надо вспомнить, все, что произошло.

— Ну как тут? — спрашивает непонятно откуда появившийся мужчина у Грозина.

— Да, вроде приходит в себя. Сестру помнит.

— Саш, привет. Я Камиль, на Алекса работаю — он протягивает мне руку и чуть наклоняется вперед.

— Что с ним? — спрашиваю я.

Камиль выпрямляется, смотрит на меня, словно оценивая, стоит ли мне говорить правду.

— Состояние тяжелое. Сейчас он в операционной, но надежда есть.

Вздыхаю, но изо рта вырывается какой-то жалкий всхлип. Начинаю вспоминать все, что произошло и чувствую, как в уголках глаз скапливается влага. Он пострадал, серьезно пострадал, когда пытался забрать меня у этих отморозков. Кто они? Что им от меня было нужно? Но главный вопрос — почему Алекс приехал за мной?

— Саш, ответь, пожалуйста, а ты Геру Томского давно знаешь? —обращается ко мне Камиль.

— Ког-го? — нервно сглатываю я — кто это?

— Поня-я-ятно — Камиль проводит по лицу ладонью вниз и сжимает подбородок — тогда ответь мне, на хрена тебе информация по тендеру?

А вот тут, похоже, я готова добровольно изобразить амнезию. Я не знаю Камиля, а после сегодняшнего откровенничать с кем-то нет никакого желания.

— Не понимаю — широко открываю глаза.

Камиль молчит, но я вижу как он нервничает.

— Я тоже — говорит он и обращается уже к Грозину — давай покопаем под Томского, не могу понять, с чего он за пушку схватился. Алекс всем бабки вернул с процентами за час до этой заварушки.

Из кабинета появляется Лялька, подходит и присаживается передо мной на корточки.

— Ты как, Сань — берет мои руки в свои и пытается заглянуть в глаза.

— Уже лучше. Даже вспомнила кое-что. Что про Алекса говорят?

— Должен выкарабкаться, большая кровопотеря, но вроде ничего важного не задето.

Лялька ведет меня в кабинет, где только что беседовала с врачом. Меня тоже осматривают, говорят, что все в порядке. Шок, испуг и ни единой царапины. Лялька помогает врачу заполнить на меня карту, а я до сих пор не могу поверить в то, что случилось. Алекс меня спас, просто закрыл собой и держал, пока в него стреляли, а потом еще пытался унести в машину.

Зачем? Я же подставила его, вся эта заварушка только из-за меня.

— Дня два за вами понаблюдаем. Сами понимаете, сильное нервное потрясение неизвестно как может отразиться на вашем здоровье — врач говорит медленно, тщательно выговаривая каждое слово.

— Что? — не понимаю я.

— Понаблюдаем за вами дня два — повторяет врач.

Киваю, она права, у меня реакция может быть отложенной, и в это время лучше находиться среди врачей, чем на улице. Мне понадобятся только мои вещи и ключи от машины. Два дня, так два дня, но потом я сразу уеду. Хотя, нет, не сразу. В свете открывшихся обстоятельств, появилось еще одно дело, которое я хочу завершить.

Алекс Межницкий

Постоянный шум начинает раздражать. Ощущение, что соседи сверху затеяли ремонт и в спешке передвигают мебель. Неужели обязательно это делать рано утром? Надо будет зайти к ним и попросить не шуметь так сильно. Позже, может, даже завтра, сейчас нет сил, чтобы встать. Пробую заснуть, пока соседи немного затихли.

Проваливаюсь в взякую дремоту. Слышу, как кто-то тихо разговаривает, снится мне или нет — не пойму. Тема не нравится, больничная, пациента какого-то обсуждают, капельницы. Точно снится, расслабляюсь я, но тут же в мое сознание врывается голос матери. Прислушиваюсь и ловлю каждое слово.

— Однолюб, ты Сашенька, однолюб. Хоть в этом в меня пошел — улыбается она на секунду и сразу хмурится — а характером весь в отца, дурной характер.

Может у нее что-то случилось? Надо позвонить, да и вообще настоять на переезде в Москву. Однолюб? В памяти мелькают кадры с Сашей, в лифте, на стоянке, в моей постели... и слова матери набатом звучать в голове: «Увидела отца и все, влюбилась».

Посмотрим — ворчу я.

Ничего плохого мать не сказала, а как-то тревожно стало, заныло в груди. Саша, она ведь на меня обиделась? Из-за чего не помню, но точно знаю, что поругались, ушла она. Разберусь, успокаиваю себя и мать заодно. Сегодня же найду Сашу и поговорим, решаю я и снова отключаюсь. Только сон в этот раз какой-то странный получается, как после хорошей пьянки. Кстати, очень похоже, потому что голова раскалывается, и все тело ломит. Да еще эти соседи орут. Ремонт закончили? Катать больше нечего?

— Да, заткнитесь же вы и не топайте так — пытаюсь высказаться вслух, но резкая боль в горле останавливает.

Ну, точно, все сходится. Опять вчера в клубе накидался. Сколько сейчас времени интересно? Пытаюсь открыть глаза, вспоминаю где вчера оставил телефон. Пусто, ничего не помню. Странное похмелье. Очень. Тянусь рукой, чтобы растереть сонное лицо — не могу, глаза открыть тоже не получается. Боль сковывает тело, болит везде, словно каждая мышца, каждая точка на коже воспалена. Нет, это точно не после клуба.

Тогда что?

— Саша! — словно вспышкой озаряет мое сознание.

Вспомнил, все вспомнил! Я лежу на больничной койке и не могу ни глаза открыть, ни пошевелиться. В горле саднит, и попытка крикнуть или хотя бы промычать что-то снова терпит неудачу. Что с ней? Сильно пострадала? Тысяча вопросов и лишь один я боюсь задавать — жива ли? Надо быстрее вставать и разбираться с теми, кто устроил этот цирк. Тендер, Томский с пушкой. Какого... он палить начал? В голове каша, мысли несутся, опережая друг друга, а я пытаюсь найти зацепку, ниточку, за которую можно размотать этот чертов клубок и отключаюсь.

Просыпаюсь от теплого прикосновения к моей щеке. Легко, практически невесомо, но меня словно током бьет. Потому что узнаю ее. Хочу открыть глаза, подняться и ухватить за руку, но не могу. Саша садится на край кровати, сжимает мою руку ладошками и начинает говорить.

— Прости меня, Алекс. Это я во всем виновата. Если бы я знала, я никогда бы не приехала.

Слушаю внимательно и пока ничего не понимаю. Чувствую, что что-то недоговаривает, надеюсь, досье Камиля будет полным, а сейчас я выслушаю ее версию.

— Спасибо, что спас меня и... если бы ты знал всю правду, не стал бы этого делать.

Она всхлипывает, а я злюсь, что не могу обнять ее сейчас и сказать, да, знал, все я знал, когда мчался на стрелку с Томским.

— Ты бы выиграл тендер, не было бы никакой стрельбы. Алекс, это я украла документы, а потом отдала Бельских. Не хотела, но когда увидела тебя с ней... разозлилась.

Ты ревновала меня, Саша? — Мысль одновременно и приятна, и отвратительна, потому что я идиот. Я ведь тоже разозлился тогда.

— Сейчас у меня все хорошо. Ты тоже поправишься, мне врач сказал. Так что все будет хорошо.

В палате становится тихо, и я начинаю волноваться. Уйдет? Сейчас? Слышу шорох и стук открывающейся тумбочки рядом с кроватью и начинаю нервничать.

— Ты тогда в квартире спрашивал, зачем я все делала — тяжело вздыхает и дрожащим голосом продолжает Саша — ответы здесь, в верхнем ящике твой тумбочки.

Она какое-то время еще сидит рядом, молча гладит мою ладонь, а потом уходит. Встает и уходит! Какое прощай? Куда ты собралась?

— Мне пора — долетает до меня откуда-то совсем издалека, и я вою как раненый зверь, пытаясь заставить свое тело пошевелиться.

Весь день как только вырываюсь из забытья, пытаюсь открыть глаза или хотя бы заорать. Мне нужен Камиль, срочно, потому что в моей тумбочке лежит то, что мне необходимо как воздух. К вечеру мне удается издать слабый писк и открыть глаза, а забежавшая случайно медсестра избавляет меня от дурацкой трубки в горле и зовет врача.

— Камиль, срочно — хриплю я, игнорируя все, что говорит мне доктор.

Кам так радуется моему воскрешению, что приезжает через пятнадцать минут.

— Тумбочка — хриплю из последних сил, как только он подходит к кровати.

Кам понимает все с полуслова и достает с верхней полки папку. Серьезно? Я ожидал что-то небольшое, вроде письма?

— Тебе — Камиль протягивает мне сложенный листок бумаги — а сам изучает документы.

Не тороплю, слежу за выражением лица Кама и понимаю, что там бомба, но ничего нового для него.

— Как и предполагал — он с хлопком закрывает папку и кладет ее на край кровати — почитаешь, то же самое, что у тебя в почте. Пока ты тут отдыхал, мы с Грозиным и Томским играли в детективов и достаточно успешно.

— Не томи — шепчу я.

— Рясенского Мирона Семеновича знаешь? — прищуривается Кам.

— Мирона? Да.