Реквием

24

ТЕО

Я готовлюсь, открывая дверь «Джампа», чертовски надеясь, что это не взорвется у меня перед носом. Позади меня Соррелл вибрирует от сдерживаемой энергии, которая кажется несколько опасной. Я ждал, когда она сложит два и два и поймет, что ей больше не восемнадцать, но когда этого не произошло, угостить ее пивом за ужином показалось хорошим способом поднять этот вопрос. Все шло не совсем по плану. После этого, скрывать тот факт, что половина академии тусовалась здесь сегодня вечером, казалось жалкой стратегией. Я решил поесть на окраине города в надежде, что мы будем держаться подальше от Себа и остальных, но, возможно, Лани права. Может быть, дергать за ниточки и принуждать Соррелл делать то, что я считаю лучшим для нее, на самом деле не совсем то, что нужно. Я едва мог даже попробовать ужин из-за привкуса собственного эгоизма. У меня не было другого выбора, кроме как позволить ей самой принять решение по этому поводу.

Конденсат стекает по стеклам «Джампа». Заведение переполнено, тела прижаты к телам, люди толкают друг друга, чтобы добраться до бара. Музыка доносится из потрескивающих динамиков, из-за чего невозможно отличить ритм от раскачивающихся басов. Мне никогда особо не нравилось это место. Пахнет потом и старым пивом. Персонал бара — настоящие придурки. Однако это было единственное место в городе, где нам позволяли тусоваться, поэтому ученики «Туссена» быстро облюбовали его.

Я беру Соррелл за руку, ставя ее перед собой, чтобы попытаться защитить ее от толчков, пока мы прокладываем путь сквозь толпу. Я рычу на парня в бейсболке, который чуть не пролил на нее свой напиток, сверкая на него зубами, как какая-то бешеная собака. Соррелл тянет меня за руку и уводит, прежде чем я успеваю сказать ему что-нибудь дерьмовое, что потенциально может закончиться дракой.

В задней части, у бильярдных столов, тише, хотя и ненамного. Именно здесь мы находим лучшую часть выпускного класса «Туссена», собравшуюся вокруг Себастьяна, который ведет себя как высокомерный, самонадеянный кусок дерьма, которым он и является. Его лицо все еще в чертовом беспорядке, любезно предоставленном вашим покорным слугой. Он стоит на стуле с бильярдным кием в одной руке и пивом в другой, в середине какой-то непристойной истории, звездой которой он, без сомнения, является. Когда Себ видит меня, он замолкает, явно удивленный.

— Ну, смотрите-ка, кто это! Если это не сам принц Туссенский, соблаговоливший посетить трущобы с простолюдинами.

Я закатываю глаза.

— Заткнись, Себ. Почему бы тебе не слезть с трибуны и не сходить за пивом?

Между нами не будет глубокого и значимого примирения. Этого никогда не было. Он делает что-то, что выводит меня из себя. Я выбиваю из него дерьмо. Мы не разговариваем пару дней. Я дразню его и заставляю купить мне пива. Конец. Последние несколько лет наша дружба была в лучшем случае слабой. Я все еще многим ему обязан. Себ согласился остаться здесь и помочь разобраться с этой ситуацией, хотя еще больше возненавидел Соррелл за это. Он сделал это для меня. В основном.

Но потребуется холодный день в аду, прежде чем я прощу его за инцидент с банкой колы, и Себ это знает. Я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Но если сохранение мира сегодня вечером означает, что Соррелл может расслабиться и наслаждаться какое-то время, тогда я стисну зубы и сделаю так, чтобы это произошло.

Себ смотрит на меня, его взгляд скользит влево, где стоит Соррелл, вызывающе глядя на него. Он хрипло смеется, спрыгивая со стула.

— Ваше желание для меня закон, Ваше Высочество, — он изображает театральный притворный поклон, а затем устремляется к бару, оставляя аудиторию в недоумении.

Из толпы появляется Ноэлани с бутылкой «Бад Лайт» в руке. Она раскачивается слишком сильно, на мой взгляд, когда обнимает меня за шею, притягивая в объятия.

— Старший брат! Ты здесь! И привел Соррелл! Привет, девочка, — Лани отпускает меня и обнимает Соррелл, озорно улыбаясь. — Я знала, что он приведет тебя, — заговорщически говорит она ей. — Мой брат — очень простое существо. Нужно просто посеять несколько семян сомнения в его сознании и дать ему немного времени. В конце концов его совесть берет верх.

— Ты пьяна, — говорю я ей.

— О-о-о, большой плохой Тео Мерчант злится, что его сестра хорошо проводит время и пьет пиво? — она пытается ущипнуть меня за щеку, но я отталкиваю ее руку.

— Нет. Я злюсь, что ты пьешь дерьмовое пиво. Ты могла бы, по крайней мере, развить в себе хоть какой-то вкус.

— А-а-а, отвали, приятель. Эй, Соррелл, хочешь поиграть в бильярд? Если я закрою один глаз и сделаю так, — бормочет Лани, высовывая язык, — думаю, что смогу попасть по шарам.

Соррелл смеется, пожимая плечами, когда Лани тащит ее к свободному столу. Несмотря на то что она ушла от меня, я стараюсь держать ее в поле своего зрения, очень хорошо осведомленный о том, что происходит вокруг нее. Сегодня она выглядит чертовски феноменально. Впрочем, как всегда. Но я не слепой. Я вижу, как тот парень в бейсболке все еще пялится на нее, и мне это совсем не нравится. В тот момент, когда покажется, что он направляется в ее сторону, я отправлюсь туда и вырву слюнявый язык этого ублюдка прямо из его чертовой головы.

— Ух ты, парень. Успокойся. Я чувствую, как ярость исходит от тебя с другой стороны бара, — Себастьян протягивает мне пиво. — Вот. Я купил и для твоей девушки, но не настолько глуп, чтобы попытаться отдать его ей. Подумал, что ты сломаешь мне три пальца или что-то в этом роде.

— Четыре, — рявкаю я, делая глоток из другого пива, которое он протягивает мне — того, что предназначалось для Соррелл.

— Да, ладно, чувак, — упрекает Себ. — Ты мне не доверяешь? Действительно думаешь, что я был бы настолько глуп, чтобы подсыпать ей что-то в выпивку?

— Есть много вещей, которые я не думал, что ты будешь настолько глуп, чтобы сделать, но я ошибался.

— Полагаю, это справедливо, — на мгновение замолкает Себ. — Послушай, мужик. Я знаю, что это не имеет большого значения, но я действительно сожалею о том, что произошло на днях.

— Используй больше слов, — приказываю я.

У него хватает наглости выглядеть расстроенным.

— Ладно. Отлично. Мне очень жаль, что я швырнул банку колы в твою подружку.

Сделав еще один глоток, я прищуриваюсь, глядя на него.

— Еще.

— Черт. Ты такой засранец. Отлично. На твою девушку, у которой уже серьезная травма головы, и которая не виновата в моем дерьмовом характере.

— Лучше, — сую ему вторую банку пива обратно, кивнув в сторону Соррелл. — А теперь иди, отдай ей пиво и повтори то, что ты только что сказал мне, только с гораздо большей искренностью и здоровой дозой раскаяния.

— Серьезно?

— Серьезно.

СОРРЕЛЛ

Я почти допиваю пиво к тому времени, как Себ перестает извиняться. Я не чувствую себя суперпрощающей, но теперь, вооружившись знанием того, что он остался здесь, чтобы помочь мне, думаю, что я немного более снисходительна, чем обычно.

— Я не говорю, что то, что ты сделал, было хорошо, но я понимаю. Немного. Если бы мы могли избежать любых снарядов, нацеленных мне в голову в будущем, это было бы здорово.

— Понял. Громко и четко, — с энтузиазмом кивает Себ. Я думаю, он на грани алкогольного опьянения. — Я буду держать всю газировку и другие напитки при себе в будущем, да. Кроме этого пива. Это пиво твое, Принцесса. Наслаждайся!

— Принцесса?

Парень пьяно хихикает, как гиена.

— Да. Ты с Его Высочеством, так что это делает тебя членом королевской семьи.

— Если ты так говоришь. — Я не думаю, что мне когда-нибудь понравится Себастьян. Удивительно, что когда-то нравился. Эта мысль приходит мне в голову, когда он поворачивается ко мне спиной, собираясь уйти. — Эй, Себ?

Парень театрально поворачивается.

— Да, Принцесса?

— Мы когда-нибудь были… друзьями?

На его лбу мелькает легкая хмурость, а затем Себ говорит:

— Разве друг когда-нибудь бросил бы тебе в голову банку колы?

— Вот и я так подумала. Итак, тогда…почему?..

Парень понимает, что я имею в виду; ни с того ни с сего он, кажется, немного трезвеет.

— Слушай. Были ли мы когда-нибудь лучшими друзьями? Нет. Не были. Но. НО! — Себ поднимает палец. — Теодор Мерчант — хороший парень. И хотя поначалу я этого не понимал, через некоторое время я пришел к пониманию.

— И что ты понял?

— Вы двое. Вместе. Когда я думал, что ты просто его маленькая школьная фантазия… что вы двое просто потрахаетесь какое-то время, а потом расстанетесь… Мне это не нравилось. Я не понимал, почему он хотел тратить свое время с друзьями на какую-то временную киску, когда мог просто засунуть свой член куда угодно, и тогда мы могли бы заняться своим дерьмом.

— Очаровательно, — говорю я сухо.

— Точно. Но потом… Я видел вас двоих вместе. Наблюдал, как все это происходило. Ты была не просто какой-то дыркой, которую он мог трахнуть…

— Ты действительно умеешь обращаться со словами, знаешь это?

Он хихикает.

— Ты была… как… Боже, это так отстойно, но ты была его настоящим гребаным севером. Вот почему у него эти дурацкие гребаные татуировки на плечах. Компасы. А он… он был твоим. Не думаю, что верил в любовь до вас двоих. Наблюдать за вами вместе было все равно что… наблюдать за двумя планетами, вращающимися вокруг друг друга. Шиииу-шиииу-шиииу, — Себ имитирует два объекта вращаются вокруг друг друга пальцами рук. — Все это видели. Все знали. Даже Бет. Хотя никогда в этом и не признается. Вам двоим, блять, суждено быть вместе. Предопределено. Предназначено. Называй это как хочешь. И когда ты пострадала… — он испускает монументальный вздох. — Черт, это было отстой. Ты когда-нибудь видела те видео на YouTube, где собаки, когда их хозяева умирают, лежат на их могилах и просто чертовски тоскуют по ним, пока сами тоже не умирают? Вот на что это было похоже. Тео все еще был заперт на твоей орбите, а ты такая: Шиииууууу! БА-БАХ!

Себ изображает, как одна из его воображаемых планет вылетает со своей орбиты, а затем взрывается.

— И темнота, — говорит он. — Это действительно было чертовски мрачно.

Каким бы пьяным он ни был, элементарное описание Себастьяном того, что произошло после аварии, что-то ломает во мне.

— О, черт. Почему у тебя такой вид, будто ты вот-вот заплачешь? Пожалуйста, не плачь. Он, блять, убьет меня. Это из-за собаки, да? Мне не следовало заводить разговор о собаке. Не смотри это дерьмо. Это глубоко удручает. Вот. Давай я принесу тебе салфетку.

— Все в порядке, Себ. Все хорошо. Я не собираюсь плакать. Просто… остановись. Серьезно, я в порядке. — Однако на самом деле я далеко не в порядке. Я едва держусь на волоске.

— Это не всегда будет так. Все наладится, как только вы покончите с операцией. Тогда к тебе вернутся все твои воспоминания, и тебе никогда не придется беспокоиться о том, «Кем я буду сегодня? Люблю ли я Тео или хочу, чтобы он умер?»

— Прости, что?

— Да. Он сказал, что это рискованно, но я уверен, что ты устала от всего этого…

Я крепче сжимаю стакан с пивом.

— Какая операция, Себастьян?

Его рот открывается. Слова вот-вот вырвутся наружу, но затем в его расфокусированных глазах вспыхивает искра замешательства. Сразу после этого следует взгляд осознания.