Реквием

5

СОРРЕЛЛ

Крысы могут чувствовать опасность. И тараканы. Собаки и кошки тоже могут. Лошади особенно чувствительны к эмоциям людей, а также к погоде. Для сложных организмов нет ничего особенного в том, чтобы воспринимать что-то или кого-то как угрозу и реагировать соответствующим образом, чтобы сохранить свое собственное существование. С людьми все немного сложнее. Мы самосознательны и высокомерны; нас отвлекает наше собственное эго.

«Ах, этот шторм — сущий пустяк. Я могу с ним справиться».

«Я смогу справиться с этим парнем. Я намного больше его».

«Я знаю, что делаю, ясно? Я могу совершить этот чертов прыжок!»

Ни один человек не задержался в этом коридоре, когда появился Тео Мерчант. Все до единого сбежали с места происшествия, как крысы с тонущего корабля, а я этого не заметила, потому что была слишком занята тем, что этот ублюдок вспомнил меня с вечеринки.

Я облажалась. Я серьезно в полной заднице.

Остаток дня пролетает в размытом потоке шаркающих ног и душных, непроветриваемых классных комнат, но я ничего из этого не замечаю. Мои скачущие мысли не позволяют сосредоточиться ни на чем, кроме этой единственной разрушительной информации.

Тео знает, кто я, и если он знает это, то что еще знает? В восемь, как только заканчиваю с ужином, принимая пищу в одиночестве за столом в столовой, медленно отправляя еду в рот вилкой, не чувствуя вкуса еды, и тихо крича внутри, я, наконец, запираюсь в своей комнате и звоню Рут.

— Господи, Соррелл. Прекрати эту чушь. Ну помнит он тебя по вечеринке. И что? Это ничего не значит. — Она даже отдаленно не обеспокоена, когда я заканчиваю объяснять ей свою панику. — Держись прежнего курса. Если сейчас нагадишь в штаны, то все это было напрасно.

— Не собираюсь я гадить в штаны, — шиплю я. — Я паникую не зря. Он. Знает. Кто. Я…

— И что он собирается с этим делать? Ворваться в твою комнату и указывать на тебя пальцем, крича, что ты появилась в «Туссене» только для того, чтобы убить его во сне?

— Э-э-э, да?

— Ты ведешь себя нелепо. Поспи немного. Подожди, пока я свяжусь с тобой, прежде чем предпринимать какие-либо действия против него. Я скажу тебе, когда придет время.

— А до тех пор? Что я должна делать?

— Просто посещай занятия, Соррелл! Делай свою работу. Не высовывайся.

— Рут, это…

— Разве Рейчел не сделала бы это для тебя?

Это заявление, хорошо отточенное и убийственно резкое, останавливает меня. Жестоко и зло говорить мне это, но Рут хорошо меня знает. Рейчел обязательно пришла бы сюда, чтобы отомстить за меня. Она осталась бы на прежнем курсе, несмотря ни на что. Она бы целеустремленно выполняла свою задачу, пока не достигла своей цели и Тео Мерчант не умер.

Испускаю напряженный, прерывистый вздох.

— Хорошо. Отлично. Я продолжу. Но говорю тебе уже сейчас, Рут…

Линия обрывается.

Я долго сижу на краю своей кровати, сжимая в руках мобильный телефон, уставившись на скол в краске на плинтусе напротив меня, не в состоянии ясно мыслить. Я полагала, что Рут взбесится, когда расскажу ей, что произошло. Думала, что она пришлет за мной машину, сразу же придумав, как мы собираемся решать нашу проблему с Мерчантом. По крайней мере, я думала, что она разразится проклятиями. Но нет. Ничего подобного. Она была раздражена на меня — что я беспокоюсь из-за такого незначительного, несущественного поворота событий.

Я хочу вернуться домой. Сейчас для меня ничто не имеет смысла в этой ситуации. Если Тео действительно знает, кто я и зачем сюда приехала, тогда какой смысл оставаться? Как только элемент неожиданности теряется, нет никакого способа застать цель врасплох. И кто знает, с кем он разговаривал. Если парень пошел к кому-нибудь из учителей или поговорил со своими друзьями обо мне, а потом с ним что-то случится, то я в полном дерьме. Меня увезут в наручниках прежде, чем успею сказать «преднамеренное убийство». Вчера с Гейнор я бравировала по поводу того, что попаду в тюрьму, что планировала выйти под залог и исчезнуть, как только разберусь с Тео. На самом деле я никогда не собиралась садиться в тюрьму…

В течение следующих нескольких часов в моем животе образуется холодный тугой узел. Я распаковываю чемодан, который привезла с собой из «Фалькон-хаус», сбитая с толку серыми, красными, зелеными и синими оттенками юбок, платьев и топов, чувствуя себя неправильно из-за того, что только один или два предмета одежды, которые мне дали возможность надеть, черные. Ставлю фотографии фальшивой семьи, которые Гейнор вставила для меня в рамки, на тумбочку. Расставляю по комнате маленькие безделушки и памятные сувениры, которые, по словам Рут, были бы важны для обычного старшеклассника, чувствуя себя при этом гребаной мошенницей. Эти бессмысленные маленькие безделушки ничего для меня не значат, и я не понимаю, как они могут быть важны для кого-то. Потертый маленький плюшевый кролик. Половинка золотого сердечка на тонкой филигранной цепочке. Стопка полароидных фотографий и фотоаппарат в придачу к ним. Маленькая коробочка, полная корешков от билетов в кино, с именами, написанными на обороте аккуратными маленькими черными печатными буквами:

Карла, Оливия и Спенсер.

Уэс и Карла.

Кристина, Дэнни и Карла — день рождения Кристины.

Ахмед — свидание.

Карла.

Карла.

Карла.

Все имена меняются, кроме имени Карлы. Карла, моя вымышленная лучшая подруга, которая, по мнению Рут и Гейнор, умерла в прошлом году, как и Рейчел. Не знаю, почему они это сделали. Почему в этом сфабрикованном маленьком мире, который они создали для меня, у меня должны были отнять даже моего фиктивного лучшего друга. Это кажется несправедливым. Я никогда не выказывала недовольства тому, что мне выпало в жизни. Мое детство. Побег из приемной семьи при первой же возможности. Жизнь на улице. Вышибание из меня всего этого «любовь до гроба» дерьма, когда я впервые присоединилась к «Фалькон-хаус». Я никогда ни на что из этого не жаловалась. Жизнь чертовски трудна; ты настраиваешь себя на серьезное разочарование, если ожидаешь чего-то другого. Но почему я должна страдать даже в своей фальшивой жизни? Рут и Гейнор послали меня сюда, чтобы выполнить задание, и для этого я должна стать кем-то другим. Было бы так плохо позволить этому «кому-то другому» быть счастливым? Быть родом из счастливого места? Прожить счастливую жизнь и иметь счастливые вещи, которых можно ожидать после окончания выпускного класса? Какой от этого был бы вред?

Как будто Рут хочет, чтобы я страдала. Она никогда не любила нянчиться…

Бах! Бах! Бах!

Я роняю фотографию, которую держу в руках — мое лицо, прифотошопленное к телу девушки, которую обнимают двое смеющихся друзей, — и чуть не выпрыгиваю из кожи, услышав громкий стук в дверь моей спальни.

«Что за фигня…»

— Давай, Новенькая! Мы должны идти!

Маленькие дорожные часы, которые мне купила Гейнор, мигают мне с подоконника; уже десять тридцать. Комендантский час начинался в девять. Сейчас все должны быть в своих комнатах, заниматься или спать. Никто ни в коем случае не должен быть в коридорах, стучать в двери спален и орать во всю глотку.

Бах! Бах!

— Давай, открывай! Мы потеряем наше окно!

— Черт, Мэл, просто оставь ее, — шипит другой голос. — Какое это имеет значение?

— Это важно, потому что мы ждали этого три года, — огрызается другая девушка. — Мы теперь старшеклассники. И должны сделать это один раз. И ты знаешь правила. Все должны пойти.

Они далеко не тихие. Их голоса, вероятно, можно услышать двумя этажами ниже. Я открываю дверь спальни, уставившись на группу девушек по другую ее сторону. Никто из них не одет для сна. Однако их наряды, безусловно, сбивают с толку. Платья и короткие юбки. Топы с глубоким вырезом и бюстгальтеры пуш-ап. Целая чертова куча косметики на лицах. Но также толстые теплые куртки и меховые замшевые сапоги на толстой резиновой подошве. Они выглядят так, будто собираются в клуб, но им придется ориентироваться в субарктических условиях, чтобы добраться туда.

Девушка в начале группы с волнистыми каштановыми волосами до плеч и ярко-синими тенями для век протягивает мне руку, улыбаясь немного безумно.

— Привет, я Мэл. А ты?..

Я пожимаю ее руку, приподнимая бровь, глядя на эту разношерстную команду.

— Соррелл.

— Соррелл? Ох, какое красивое имя. Хорошо, Соррелл. Приятно познакомиться. Нам нужно, чтобы ты оделась и была готова примерно через шестьдесят секунд. Мы торопимся и забыли, что на нашем этаже есть еще один новорожденный.

— Новорожденный?

Мэл отмахивается от меня, протискиваясь мимо меня в мою комнату. Вау. Она… она действительно просто чувствует себя как дома? Открыв дверцу моего шкафа, девушка начинает перебирать одежду, которую я только что повесила туда, морща нос на каждую вещь одну за другой.

— Новорожденные — это новые ученики. Извини, думаю, это не очень дружелюбно — называть тебя так. Но это традиция. Джесс?

Одна из других девушек (которые до сих пор почтительно стояли в дверях) делает шаг вперед. Она очень невысокая и стройная. Худая как щепка. Ее темные волосы подстрижены «под пикси», а нос-кнопка слегка вздернут на конце. Девушка выглядит так, будто ее должны звать Тинкербелл.

— Сделай мне одолжение и сбегай обратно в мою комнату, хорошо? — просит ее Мэл. — Фиолетовое платье, которое я примерила первым, все еще лежит на моей кровати. Не могла бы ты принести его для меня? И плойку в ванной тоже, пожалуйста.

Джесс улыбается, выглядя взволнованной тем, что ей поручили эту работу. Она убегает, топая ботинками по коридору, а я поворачиваюсь обратно к Мэл, которая теперь наполовину погрузилась в мой шкаф, вскидывая руки в воздух.

— Что ж, я тоже рада с тобой познакомиться, но какого хрена ты делаешь, Мэл?

Она смеется.

— Это «Первая ночь», тупица. — «Тупица» из ее уст звучит, как ласковое обращение.

— И я должна знать, что именно это такое?

— Начало выпускного класса. «Первая ночь» — самая легендарная вечеринка выпускного года.

— Кроме «Последней ночи», — встревает другая девушка.

Мэл корчит ей рожу через мое плечо.

— Ну, конечно, «Последняя ночь» — это грандиозная вечеринка, Ноэлани. Это же последняя гребаная ночь.

Я качаю головой, безуспешно пытаясь избавиться от звуков последовавшей перебранки.

— Вау, вау, вау. Мне жаль. Уже очень поздно, и я… я никого из вас не знаю. И не собираюсь ни на какую вечеринку.

— Ты должна, — спокойно говорит Мэл. В ее голосе нет угрозы или злобы; она говорит это так, будто это просто очевидно.

— Мне жаль, но…

— Если не пойдешь, то будешь посторонней. Изгоем. Тем, кто считает себя… — она склоняет голову набок, в уголках ее рта появляется легкая улыбка, — …слишком хорошей для всех нас. Считаешь, что ты лучше других учеников в этой школе, Соррелл?

Я посторонняя. И не пробуду здесь достаточно долго, чтобы изменить это, даже если пойду на какую-то дурацкую вечеринку. Считаю ли я себя лучше их? Есть много причин, почему я могла бы это сделать: мое безумно трудное детство. Тот факт, что мне приходилось работать ради каждого преимущества, которое я когда-либо имела в этой жизни. Тот факт, что все, о чем им когда-либо приходилось беспокоиться, это о том, откуда возьмется их следующее дизайнерское платье….