Каменные человечки

16

После разговора с Джоуи Темплтоном шериф Макфэрон высадил Кристину в мотеле на автостраде. Еще в лесу, прежде чем уйти с места захоронения, она рассказала ему и доктору обо всех важных деталях дела – краже из музея, камнях-амулетах в горле второй и третьей жертвы и профиле убийцы, над которым работала сама. Предложение шерифа поужинать Прюсик отклонила, объяснив, что ей нужно срочно позвонить. Электронные часы на маленьком прикроватном столике показывали 18:55. Пришло время связаться с Брайаном Эйзеном.

Прюсик нажала кнопку автонабора на мобильном.

– Что ж, Брайан, давай послушаем, что у тебя есть, – начала она без предисловий, потирая лоб тыльной стороной ладони.

Через десять минут, слушая, как он пересказывает одно и то же разными словами, она забеспокоилась. «Докладывать нечего» – любимый рефрен Торна.

Сказав Эйзену, что домой сегодня не вернется, Прюсик закончила разговор, положила телефон и разделась, повесив на спинку стула пиджак и брюки.

Голод давал знать о себе – ее уже подташнивало. Возможно, все же стоило принять предложение Макфэрона. Во-первых, такова обычная деловая практика, о чем она прекрасно знала. Во-вторых, у него были приятные манеры. И это не говоря уже о привлекательной внешности. Она определенно успела проникнуться к нему симпатией, и поэтому ей следовало проявлять особенную осторожность, чтобы ничего не испортить. Что бы это «ничего» ни значило. Мужчины и чувства всегда были проклятием для ее нервов. В любом случае ситуация складывалась достаточно напряженная, и осложнять ее сейчас добавкой даже одного из этих ингредиентов не следовало. Она со вздохом вытянула шею, мечтая о бассейне – ее лучшем, самом эффективном и полезном лекарстве.

Прошло пять месяцев расследования, и все классические симптомы ее посттравматического стрессового расстройства проявились в полной мере. Сегодня напряжение почти достигло той черты, за которой оно становилось непереносимым. Амулет в пищеводе Джули Хит выбил ее из колеи, что отразилось и на манере ее общения как с доктором, так и с шерифом Макфэроном. Борясь с паническими мыслями в импровизированном морге, она старалась не показать, что ее беспокоит, делать все так, словно они столкнулись с обычным убийством, вполне вписывающимся в привычные рабочие рамки. Прюсик боялась, что Говард и Торн раскусят ее, повесят на нее ярлык некомпетентности, поступят с ней так, как поступили когда-то с ее матерью, которую принудительно госпитализировали по причине трудноизлечимой депрессии. Какая мать, такая и дочь – все просто, не правда ли? Вот только она панике не поддастся. Не уступит.

Прюсик открыла свой рабочий кейс и развернула перчатку, в которой лежали половинки сломавшейся фигурки, опустила их в стерильный контейнер для хранения улик и плотно завинтила крышку. Судя по качеству резьбы, прекрасной ручной работе, это был один из украденных музейных экспонатов. Коротковолновой ультрафиолетовый излучатель, который продемонстрировала Нона Макгоуэн, наверняка выявит сделанную идентификационную надпись.

Раздевшись, Кристина проскользнула в крохотную душевую кабинку.

– Не накручивай себя из-за мелочей, – пробормотала она, становясь под тугую струю.

Вот только назвать эти преступления мелочами никак не получалось. Ужасные сами по себе, они приобретали ореол сверхъестественности из-за поразительного сходства с ритуальным каннибализмом в Папуа – Новой Гвинее.

– Этому есть совершенно логичное объяснение, – продолжала Кристина в полный голос, не задумываясь о том, что, разговаривая с собой вслух, может быть, сходит с ума, как и ее мать. Она выключила воду. – У тебя докторская степень по судебной антропологии, и ты возглавляешь расследование ФБР по делу серийного убийцы. Тебе есть на что опереться. Ради всего святого, ты же в сердце Америки, а не на каком-то забытом богом острове в Тихом океане. Ты ведешь расследование! Ты – главная!

Она вышла из душа и вытерлась полотенцем. Ей нравились мотели. Можно бушевать, если днем что-то пошло не так, произносить обличительные речи перед зеркалом, что особенно приятно в нейтральном, безличном пространстве. Можно дать себе волю и швырять подушки – на пол, в стены. Давать выход гневу или раздражению она научилась рано, наблюдая за истеричными выходками матери, и зачастую, после особенно тяжелого дня, фантазировала о том, как уединится в ближайшем мотеле и выскажет пустой комнате все, что накипело. Вот и теперь Кристина уже взяла подушку и подняла над головой, решая, во что бы ее швырнуть, но, пока раздумывала, идея как-то утратила привлекательность, и она тихонько скользнула под одеяло.