Эти земли полны волшебства

Глава 32. Хедль предполагает и размышляет

Весенние дни в Туманных Болотах обычно не были теплой и яркой порой. Погода стояла переменчивая, от холодного моря прилетали капризные и зябкие ветры, снег сходил медленно и неокончательно, раз за разом возвращаясь обратно. Однако зима потихоньку отступала, мокрая и пасмурная весна вступала в свои права, а немногочисленные жители болот радовались появляющемуся солнцу и скорому лету. Что уж говорить — летом жить становится заметно легче.

И вот уже последние весенние деньки! Ах, какое выдалось тепло на болотах! Солнце пригревало, все живое тянулось к его свету, воздух наполнялся ароматом болотных трав и цветов, а комары звенели все увереннее. Солнце уже подолгу задерживалось над горизонтом и становилось совсем летним.

Хедль и его кот Храм все больше времени проводили вне дома, заряжая кристаллы, проводя весенние сезонные ритуалы и просто наслаждаясь теплой погодой. Хедль пек на костре картошку, мариновал огурцы, месил тесто на хлеб. Храм щурился на солнце и подставлял бока теплым лучам. Так незаметно на болота пришло долгожданное лето.

Храм часто оставался дома один, пока Хедль бродил по болотам. Летом колдуна было не застать дома, он постоянно куда-то шел, что-то искал, за кем-то наблюдал, что-то собирал.

Хедль, конечно, знал точно, что Феерина и Гриф будут пытаться искать Чаромиру и разгадывать какие-то загадки. Они очень любят все эти загадки, думал про себя болотный колдун, улыбаясь и поглаживая бороду. Вот придет лето, тогда настанет другая жизнь. То ли солнца больше, то ли дни длиннее, но лето — это время разгадок и ответов, когда все вдруг становится ясно и просто. Это совсем не туманная сырая осень, не темная зима и не ветренная противоречивая весна. Лето другое, оно не располагает к вычурным поискам и попыткам увидеть обратную сторону мира. Оно ведет к спокойному созерцанию того, что есть вокруг, и некоторому удивлению от того, сколько всего оставалось неувиденным в другие, менее светлые времена года.

Хедль очень ждал лето, и оно уже почти наступило. Что и говорить — он очень любил свои болота, а летом они выглядели и ощущались совсем по-особенному! Созревали на низких кустиках среди трясины разноцветные манящие ягодки, всюду виднелись маленькие и, на первый взгляд, невзрачные цветы, всеми оттенками зеленого переливался болотный ковер, обманчиво приглашая к прогулке. Но нет — под всей этой зеленью скрывались глубокие, тянущие за собой воды, бездонные, жуткие и дурманящие.

Что там в этих водах, не знал даже Хедль. В этой темноте на больших глубинах могло скрываться все что угодно, за это болот многие опасались, а уж поселиться тут мог вообще не каждый. Болота были беспощадны к случайным путникам, устраивали проверки на прочность, обманывали и отправляли по ложному пути. Казалось, что здесь всегда спокойствие, которое нарушают лишь бульканье воды и вскрики местных птиц, но это было не так. Бесшумных, невидимых и наблюдательных существ на болотах было очень много. Кто-то из них от скуки шутил, пугал и морочил голову, а кто-то был настроен совсем не дружелюбно и мог всерьез разозлиться и утащить к себе в самую топь. Хедля, конечно, все обитатели болот знали, да и он никого не боялся и понимал, с кем и как нужно себя вести. Но вот о том, что находится в самой глубокой глубине, он не ведал, побаивался и всегда подчеркнуто уважительно общался с болотом.

Хедль давным-давно приручил больших воронов, которые свободно летали по разным землям, наблюдали за жизнью всех обитателей, нигде не задерживались и никаких целей не имели. Хедль подозревал, что облик воронов выбрали для себя какие-то древние духи, которые чудом уцелели во времени.

Однажды колдун застал одного такого ворона с серебристым клювом на болоте. «Что ты делаешь здесь?» — мысленно задал вопрос Хедль. Ворон посмотрел на колдуна и послал ему ответ: «Изучаю. Когда-то тут не было болота, а сейчас такое интересное место получилось… Я рад, что я здесь. Облик птицы довольно хлопотный, но есть и преимущества. Крылья, например, мне очень по душе…»

Так Хедль и ворон стали общаться. Они часто встречались на болотах, подолгу смотрели друг на друга, вместе бродили по узким мшистым тропкам и разговаривали. Это не были привычные нам беседы, когда один спрашивает, другой отвечает, и оба поддерживают какой-то общий разговор. Нет, это было иначе. Ворон или Хедль могли идти рядом молча, а потом вдруг кто-то из них мысленно произносил что-то. Это были просто отдельные фразы, какие-то размышления, воспоминания. Они постепенно привязались друг к другу. Ворон знал, где живет Хедль, иногда прилетал к его дому и поджидал его, пристроившись на ближайшем дереве.

Хедль кое-что узнал от этого ворона. Во-первых, он был не один такой. Этих духов в птичьем облике оказалось несколько. Когда-то очень давно они жили в разных землях, которые хранили и изучали. Они ведали разными знаниями, общались с природой, могли вдруг стать невидимыми, умели читать мысли и мгновенно перемещаться куда захотят. Они много чего знали, в том числе как подчинять себе время. Однако эксперименты со временем для многих из них ничем хорошим не закончились, а потом одна эпоха закономерно сменилась другой, какие-то духи растворились в пространстве, какие-то стали навсегда невидимыми хранителями лесов, рек и гор, а какие-то сами стали лесом, горами и реками. Лишь несколько из них правильно разобрались с магией времени и не пробежали по жизни с бешеной скоростью, а стали почти бессмертными, постоянно добавляя и добавляя себе жизненной силы.

Когда один внешний облик дряхлел, они без сожаления расставались с ним и выбирали себе другой. Так они воплотились в воронов, и в этом облике их знали многие маги. Встреча с вороном обычно не радовала местных колдунов и знахарей, они воспринимали этих странных птиц как предвестников чего-то неприятного и даже опасного. При виде ворона настроение мага чаще всего портилось, он ощущал тревогу и думал о том, как избежать следующих встреч с этим существом. Это имело под собой определенные основания: вороны действительно наблюдали далеко не за всеми. Обычно их интересовали те, кто чем-то выделялся среди других, нарушал каноны и обходил запреты. Иными словами, воронов привлекали незаурядные личности, способные на смелые поступки. Они с интересом наблюдали за ними, симпатизировали им, но и всячески старались уберечь от ошибок и защитить.

Такие волшебницы как Чаромира и Феерина, конечно, привлекали внимание этих духов. Однако сами волшебники воспринимали воронов как нечто опасное и угрожающее. Действительно, это очень некомфортно, когда кто-то наблюдает за тобой, пусть даже и из интереса. У воронов была какая-то своя, не очень понятная логика, они считали себя уцелевшими хранителями мировой гармонии, сами себя назначили защитниками сильных интересных личностей.

Хедль знал, что эти вороны заинтересуются Чаромирой. Она всегда была очень смелой. Она запросто нарушала любые нормы, шла только за зовом своего сердца, была невероятно свободной и часто оказывалась непонятой другими. Конечно, ворон захочет дружить с такой колдуньей. Свобода притягивает к себе, она сияет факелом в темноте и привлекает заблудившихся, которые хотят выйти к свету. Чаромира не только несла в себе этот свет, но и умела быстро разжечь его в других. Она не боялась этого, как не боялась вмешиваться в ход событий, менять их по своему усмотрению…

Хедль погладил бороду и задумался. Он вспомнил, как когда-то мысленно спросил ворона: «А есть ли судьба?» «Есть» — ответил также безмолвно ворон. «Но ее можно менять» — подумав, добавил он. «И каждый может изменить свою судьбу?» — спросил тогда Хедль. «Каждый» — ответил ворон.

Хедль шел себе и шел по тропинке вдоль болота. Рядом что-то хлюпало, иногда вскрикивала какая-то птица, болота жили своей жизнью, не приглашая в нее никого. Хедль продолжал вспоминать. Когда-то в его избушке поселился попугай Кресс. До этого он жил на Холмах у Чаромиры, но потом оказалось, что диковинная птица не так уж проста. Чаромира тогда говорила, что это лишь экзотический питомец, почему бы не завести себе такого, тем более тетка ее в горах тоже имеет небольшую коллекцию интересных птиц. Чаромира любила и птиц, и разных зверей, многим помогала, лечила, селила в своем доме. Конечно, такой яркий попугай не мог не заинтересовать ее.

Совсем рядом в воде что-то забулькало. Хедль отвлекся от воспоминаний. Среди мха прыгнула лягушка, кто-то зашуршал, и в зарослях послышался плеск воды. Хедль остановился. Ему вспомнилось, как ворон тогда сам нашел его. «Чаромира приютила магическое существо. Это не попугай. Он как мы. Он один из нас. Был духом, теперь в теле птицы. Он не лесной дух, он совсем не из этих земель. Он другой. И сила его другая. Не надо ему жить у Чаромиры, он принесет ей вред». Ворон был взволнован и безмолвно просил о чем-то. «Защити Чаромиру» — слышал внутри себя Хедль.

И он долго шел на Холмы, явился нежданным гостем в избушку Чаромиры, кое-как объяснил, что судьба попугая не связана с ней, лесная колдунья на удивление не задавала лишних вопросов, но было очевидно, что с Разноцветиком ей расстаться не очень-то просто. Хедль унес с собой попугая. Потом ему было дано имя Кресс, и Хедль забрал у него дар говорить. Ворон прилетал еще не раз, наблюдал и улетал прочь. А Хедль решил, что необычной силы существо может стать для кого-то очень полезным. И вот к нему пожаловал Гриф…

Этот чудак со скалы нравился Хедлю. Такая вера в себя, самоотверженность, эти поиски истины… Гриф был интересным и удивительным магом. Но что-то с ним было не так. Слишком много задумчивости, слишком много поэтичности и мечтательности. Холодный рассудок проигрывал сердцу, поэтому его успехи в магии не были особенно значимыми. Гораздо больше его интересовали размышления о своей жизни, о том, куда и зачем он идет и что ждет его. «Эти мысли до добра не доведут» — качал иногда головой Хедль. Но каждая жизнь проживается своим извилистым и порой непонятным для окружающих способом.

Вскоре болотный колдун решил, что для Грифа Кресс будет отличным спутником. Грифу пришло время менять судьбу, а в попугае как раз есть та сила, которая может устроить любые перемены. И для Грифа эта сила безвредна, даже наоборот, на пользу. Тем более, попугай не имеет к ней полного доступа, пока кто-нибудь не вернет ему имя и речь. Сложно было тогда предположить, что Чаромира решит вернуть Крессу силу…

Попугай и сам не догадывался, кто он на самом деле, но пространство вокруг все чувствовало. Вокруг Кресса закручивались вихри необыкновенной силы — сквозь время, расстояния и пласты истории. Грифа он точно знает куда вести, и он привел его к Мюрле. А потом остался жить у этого гнома, вокруг которого впервые за много времени начались сплошные чудеса.

Чаромира зачем-то вернула Крессу речь, сказала его прежнее имя, и он теперь был все ближе и ближе к воспоминаниям о своей сути. А вот интересно, когда он все поймет про себя, что с ним будет дальше? Хедль подумал об этом, улыбнулся и прищурился на яркое летнее солнце. А еще интереснее, что будет с Грифом. Тут уже Хедль широко улыбнулся. Это была прекрасная идея, передать попугая именно этому колдуну со скалы! В том, что они оба нужны друг другу, Хедль ни секунды не сомневался.