Языковая структура

2. Закон неполного подчинения

Он гласит следующее.

Всякое придаточное предложение, модально подчиненное главному предложению, может сохранять время своего действия независимым от главного предложения, если для этого имеются достаточные основания с точки зрения пишущего или говорящего.

Эти случаи модального, но не временного подчинения придаточного предложения главному, весьма многочисленны. Они перечислены выше, в §4, п. 4. Сводятся они, как было указано, к двум принципам. Согласно первому принципу, или attractio modi, конъюнктив главного или придаточного предложения может распространить свою конъюнктивность на подчиненный ему индикатив, причем подчинение времени здесь не обязательно. Эмпирическое исследование показывает, что это втягивание конъюнктивом зависящего от него индикатива в свою модальную сферу исключительно зависит от намерения пишущего или говорящего и не содержит в себе ничего обязательного. Согласно второму принципу, или repraesentatio temporum, пишущий или говорящий, обозначивший путем конъюнктива зависимость придаточного предложения от главного, тоже имеет право рассматривать времена данного придаточного предложения не как зависимые от главного предложения, а как самостоятельно предстоящие его собственному умственному взору.

Закон о repraesentatio temporum является весьма наглядным и осязательным образцом латинской тонкости в проблемах подчинения; и жаль, что наши педагоги мало обращают на это внимания. Правда, некоторой отговоркой может быть то, например, что repraesantatio temporum в предложениях следствия, вообще говоря, довольно нечасто в классической латыни (кроме Корнелия Непота). Но этот закон имеет большое распространение в дальнейшей латыни, а у Светония в предложениях следствия он даже забивает обычно правила о последовательности времен. Эмпирическое наблюдение показывает, что это помещение пишущим или говорящим изображаемого им следствия перед своими глазами отодвигает на второй план даже и обычные свойства грамматических времен. Сплошь и рядом перфект, стоящий в предложении следствия после исторического времени главного предложения, вовсе не имеет своей спецификой законченность или моментальность действия. В этом случае он может обозначать, смотря по контексту, и законченность и обобщенность и даже многократность. Таким образом, специфика перфекта в данном положении вовсе не видовая, а именно репрезентативная. Автор просто хочет сказать, что действие, возникшее в данном случае как следствие действия главного предложения, имело место до него. Пишущий или говорящий как бы сравнивает его с тем временем, которое является для него настоящим, и утверждает, что рассматриваемое им следствие относится не к настоящему, а именно к прошедшему для него, для автора, времени. Это есть репрезентация следствия в прошлом. Недаром такой способ употребления модуса характерен для историков, например, для Ливия. Историк здесь не только выводит следствие из рассматриваемых им событий, но и в то же время как бы помещает это следствие перед своими глазами, репрезентирует его, хотя и в прошлом. Этот оттенок очень важно учитывать всякому, кто хотел бы разобраться в тонкостях латинского сложного предложения.

Важен и другой оттенок такого же неполного подчинения, когда предложение следствия подчинено главному предложению по модусу своего сказуемого, не по его времени. Именно, берем случай исторического времени главного предложения и перфекта в зависящем от него предложении следствия, когда этот перфект оказывается perfectum praesens. Приведем трафаретный пример, который авторы учебников списывают друг у друга и все вместе у Кюнера, но который почти никогда не подвергается достаточному анализу. Цицерон (In. Verr. V 10, 27) пишет:

(Verres) dabat se labori atque itineribus, in quibus usque eo se praebebat patientem atque impigrum, ut eum nemo unquam in equo sedentem viderit –

«Веррес предавался труду и путешествиям, во время которых он настолько обнаруживал себя выносливым и деятельным, что никто никогда не видел его сидящим на лошади».

Согласно обычному правилу о последовательности времен, мы ожидали бы здесь в предложении следствия coni. imperf., который обозначал бы здесь только одновременность двух действий: одного, причинного – деятельности Верреса, и другого, следственного – видимой для всех других его неутомимости. Почему? Потому, что результаты деятельности Верреса сказывались еще во время составления Цицероном этой его речи против Верреса; и они настолько били в глаза, что их одновременность с самой деятельностью Верреса уже отступала на второй план в сравнении с их непосредственной значимостью для прошедшего и настоящего. Поэтому Цицерон забывает здесь правило о последовательности времен и оказывается во власти правила об их репрезентации. Следствия, вытекавшие из деятельности Верреса, несмотря на всю их связанность с этой последней, являются здесь предметом самостоятельного рассмотрения и притом не только в прошлом, но и в настоящем для Цицерона времени.

Таковы те модально-временные тонкости, которые имеет в виду закон неполного подчинения.

Эти языковые факты, эмпирически находимые нами в латинском синтаксисе, являются вполне определенной закономерностью, которая нами формулируется в виде закона неполного подчинения.

Возможно, что специальное исследование обнаружит в латинском языке еще и другие факты модального подчинения с сохранением независимости времени. Некоторое их количество мы еще приведем ниже в §6, п. 7.