Языковая структура

7. Учет более редких случаев

Одной из важнейших причин огромной путаницы и бесчисленных противоречий в традиционных изложениях греческого синтаксиса является один принцип, который сам по себе не только правилен и желателен, но и совершенно необходим, и который в то же самое время в своем уродливом применении как раз и определяет собою всю хаотичность и невразумительность большинства учебников. Это – популяризации и упрощения. Из бесчисленных явлений языка берутся только те, которые считаются более подходящими, более элементарными и более понятными для учащихся. Они вырываются из живой связи языка и оказываются друг другу чуждыми и даже друг другу противоречащими. В самом организме языка эти явления пересыпаны огромным количеством тех фактов, которые считаются (и часто по праву) редкими и которые признаются не нужными для изучения языка, но которые как раз и составляют живое тело языка, заполняя все разрывы и зияющие дыры в нем, образующиеся после извлечения из него всего «понятного» и «постоянного».

Однако неучет этих так называемых редких случаев, разрывая живое тело языка и тем самым превращая его в кучу противоречащих фактов, ведет отнюдь не только к разрушению научно-теоретической грамматики языка, но вызывает также и дурные дидактические результаты. Ведь знание редких случаев одновременно оттеняет и подчеркивает то, что в языке обычно, и то, что не вызывает никаких сомнений. Учащийся, заранее знакомый с такими редкими случаями, при чтении незнакомого текста уже не смутится, встретив такой редкий случай, и этот редкий случай уже не поколеблет для него ту общую и обычную схему, которую он знает из общих правил и которая в языке действительно встречается чаше всего. Зияние «неправильностей» помогает знанию «правильностей» и закрепляет применение общих правил, защищая их от всяких «случайностей», которые то и дело встречаются в языке и составляют бесчисленные «исключения». Лучше уж сразу и заранее знать эти редкие случаи, чтобы они не смущали при чтении незнакомых текстов. Нужно только уметь объяснить, почему данный случай является редким, так как без этого объяснения изучение синтаксиса превратилось бы в механическое запоминание. Но все равно, так или иначе, а редкие случаи должны быть учтены заранее, и сейчас мы ими кратко займемся.

Если остановиться на определяющих придаточных предложениях, то учебники довольно добросовестно указывают для них реальный, потенциальный и ирреальный модусы. В изложении условного периода эти модусы особенно подчеркиваются и нумеруются и даже получают особые названия. Конечно, ради ясности и единообразия предложения с этими тремя модусами должны были бы получать такую же нумерацию и такое же наименование и во всех других переходных типах. Но этого почему-то не делается, хотя реальный, потенциальный и ирреальный модусы совершенно в такой же мере наличны в относительных предложениях и в обстоятельственных времени, места, причины, уступления и следствия. Получается совершенно неправильное впечатление, что в условных предложениях это – действительно три совершенно определенных и точных модуса, а в остальных в этом отношении какая-то путаница. Повторяем, решительно все определяющие придаточные предложения, т.е. относительные и обстоятельственные времени, места, образа действия, причины, условия, уступления и следствия, содержат эти три модуса и притом совершенно в одинаковой степени. Тут нет ничего редкого, а все совершенно обычно. Может быть только в предложениях времени и причины потенциальный и ирреальный модусы встречаются реже ввиду своей малой способности выражать твердые факты, необходимые для определяющих предложений вообще, а особенно для предложений времени и причины. Кроме того, потенциальный оптатив, который, как правило, соединяется с частицей an, иной раз не имеет этой частицы, особенно у поэтов, равно как и желательное предложение (правильно рассматриваемое как протасис потенциального условного периода) обычно стоит без этой частицы, но иной раз вдруг ее получает (как это бывает и с настоящим протасисом потенциального условного периода).

Однако несколько иначе приходится говорить здесь об оптативе без an в качестве гипотетического модуса. В относительных и временных предложениях большие грамматики его еще более или менее указывают. Но в остальных определяющих придаточных предложениях он почти, как правило, отсутствует. И только в предложениях условных и уступительных гипотетический модус безоговорочно красуется в протасисе потенциальной формы. Получается разрыв. Получается то, что условные и уступительные предложения нельзя объединить в одну группу с прочими переходными придаточными предложениями, а это вносит расстройство во все изложение, и авторам учебников приходится каждый тип придаточного предложения излагать заново без внимания к остальным их типам.

При этом мы должны, однако, сказать, что как для включения гипотетического оптатива в относительные и временные предложения, так и для исключения его в других типах переходных предложений, имеется некоторое основание.

Определяющие предложения, как мы знаем, это те, которые определяют свои главные предложения. Вследствие этого определяющее придаточное предложение несомненно предпочитает оперировать теми или другими твердыми фактами, пусть хотя бы только и мысленными, но не просто предположениями и произвольными допущениями. Это обстоятельство и делает гипотетический оптатив, вообще говоря, редким для переходных придаточных предложений, исключая, разумеется, те случаи, где гипотетичность модуса совпадает с самим типом придаточного предложения, т.е. с основной семантикой его союза, что и бывает как раз в условных и уступительных предложениях. С другой стороны, можно понять и то, почему этот гипотетический оптатив все же упоминается иной раз в разделах относительных и временных предложений. Ведь относительные предложения суть бессоюзные предложения; и тут часто не сразу понятно, каким союзным предложением можно было бы замелить данное относительное предложение. Этим несколько стирается определяющий характер данного здесь относительного предложения, и употребление здесь гипотетического оптатива становится более понятным. Предложения времени тоже могут пониматься в очень общей форме, так что временная зависимость тоже иной раз не противоречит гипотетическому отношению разных моментов времени. На самом же деле гипотетический оптатив, с точки зрения логики, свойствен решительно всем определяющим придаточным предложениям, хотя ввиду указанной причины он, несомненно, является более редким, особенно в относительных и временных предложениях.

Конечно, ввиду безраздельного господства в греческом синтаксисе схоластической традиции, найдутся и такие ярые возражатели против гипотетического оптатива в определяющих предложениях, которые станут доказывать даже и просто логическую несовместимость этого модуса с данной группой предложений. Однако, если даже и согласиться с недопустимостью здесь гипотетического оптатива в нашем смысле, то уж во всяком случае никакой учебник не осмелится возражать против косвенного оптатива в этих предложениях. А что такое косвенный оптатив? Ведь это же есть оптатив в косвенной речи после исторического времени управляющего глагола, т.е. изображение такого действия, которое не есть действие реальное и объективное, но только мысль о действии, принадлежащая субъекту главного предложения, мысль, оторванная от действительности и данная только как представление. Далеко ли это от гипотетического оптатива? Косвенный оптатив – это и есть в основном гипотетический оптатив. Таким образом, никакие скептики не смогут отвертеться от гипотетического оптатива в определяющих придаточных предложениях, как бы его ни понимать и как бы он ни был редок в некоторых случаях.

Очень важно также понимать, почему гипотетический оптатив, имеющий свое коренное место в условных и уступительных предложениях и попадающийся в относительных и временных, совсем не встречается в причинных и следственных предложениях. Дело в том, что причина и следствие, т.е. результат причины, требуют для себя модусов, более связанных с фактами, пусть хотя бы и только мыслимыми, и никак не выражаются при помощи одних предположений или произвольных допущений. Поэтому гипотетический оптатив, т.е. оптатив абстрактного представления и предположения, оптатив произвольного допущения является слитком бессильным для выражения причины и результата причины. А потому отсутствие гипотетического оптатива в предложениях причины и следствия не есть какое-нибудь исключение, а вполне закономерное явление.

Таким образом, все те четыре статических модуса, которые мы называем статическими модусами суждения, а именно реальный, гипотетический, потенциальный, ирреальный, без всякого исключения в той или иной степени свойственны всем определяющим придаточным предложениям, такое обобщение только и можно сделать благодаря учету столь часто игнорируемого гипотетического оптатива. Более редкий характер этого последнего совершенно ничему не вредит, так как причина этой редкости вполне ясна, так что и сама редкостность оказывается вполне естественной. Это и видно на схемах определяющих придаточных предложений, рассмотренных нами выше, в предыдущем параграфе.

Что касается двух остальных статических модусов, желательного и уступительного, то первый из них довольно часто указывается в учебниках для относительных и консекутивных предложений, другой же совсем никогда не указывается. Причиной и здесь является его слабая пригодность для определяющих предложений. Если же гипотетический оптатив мало соответствует определяющему характеру этого типа предложений, то еще меньше того соответствует этому уступительный оптатив, указывающий на признание действия и в то же время на отход от этого действия. Таким образом, уступительный оптатив здесь – абсолютная редкость. Но выкидывать его целиком не стоит, так как он здесь вполне мыслим и допустим (см. схемы определяющих предложений в предыдущем параграфе).

Конечно, можно и прямо говорить об отсутствии уступительного оптатива в относительных и следственных придаточных предложениях. Однако это не есть просто метафизическое и ничем не мотивированное отсутствие, но это есть вполне закономерное доведение до нуля некоей вполне определенной и очевидной величины. Также и в союзных определяющих предложениях нельзя находить уступительный оптатив только в одних уступительных предложениях. Конечно, здесь его главное место, и здесь без него немыслимо даже само уступительное предложение определенного типа. Но он вполне возможен также и во временных, и в причинных предложениях, поскольку временная и причинная зависимость, как это мы видели выше, в §3, вполне мирится с отношением уступления, в результате чего мы получаем в греческой литературе немало примеров временных и причинных предложений с уступительным оттенком. Примеры были приведены выше. Что же касается условного предложения, то искать в нем уступительный оптатив было бы бессмысленно, потому что условный период уступительного типа – это по-гречески и есть само уступительное предложение, что и фиксируется почти полным тождеством уступительного и условного союзов.