Ключи от Бездны

Глава 7

Весь путь по прямой, как потом подсчитал Хастред, составил всего лиги полторы, что не помешало гоблинам потратить на него почти весь световой день. Возможно, зловредный Зембус подкинул пару ложных поворотов, а возможно подвела привычка Чумпа при каждом удобном случае закладывать петельку, теряя и без того малоочевидный азимут. Деревья упорно не расступались и не выводили в мир, звезд белым днем было не различить, а солнце, этот казалось бы надежный и несокрушимый символ стабильности, из-под раскидистых деревьев воспринималось исключительно как находящееся справа или слева от конкретного клена или ясеня. Хастред восславил свою предусмотрительность по части пирогов и проклял свою небрежность по части прихватывания с собой пива, а несколько позже и о воде начал задумываться. Надрубить, как в иных джунглях, мясистый стебель и попить из него выходило плохо, да вообще никак не выходило — из здешних суковатых веток разве что дубины было высасывать. В определенный момент даже начала накатывать тоска по какой-нибудь старой доброй бандитской шайке или хотя бы служивым в острых шеломах, с которыми можно было попрепираться вдоволь. Мэтр-то Ксандрий, наверное, сейчас не с пересохшей глоткой по лесу шляется, а миновал все блокпосты и уже сочиняет репортаж из лагеря Капеллы... или сидит под арестом за дачу взятки и наслаждается холодной водой из мятой жестяной кружки, что в целом тоже неплохо и, возможно, стоило бы лишней пары часов ожидания. По крайней мере ему уж точно не предстоит ночевать посреди дикого леса, где как раз могут начать лезть из берлог дурные после спячки медведи. Чумп выглядел неунывающим и спокойным, но так он выглядел всегда, даже когда разъяренное горное племя однажды волокло их на сожжение по ряду серьезных обвинений. У ущельника всегда имелась при себе целая колода запасных планов, хотя, как он однажды признался, больше для потешания собственного эго — ни один из них никогда не срабатывал, а вывозило постоянно на каких-то левых дровнях. Вот в тот раз, с сожжением, перепиливание веревок не заладилось, при попытке отвлечь стражу ее только усилили, проникновенная речь выбесила суровых горцев выспренными словесными выкрутасами, а спас ситуацию случайный орел, нагадивший на голову вынесшему приговор старейшине. Такого не предскажешь и не запланируешь! Впрочем, возможно, имеет некий сверхъестественный созидательный эффект сам факт веры в успех. Не имея чего терять, Хастред постарался себя убедить, что он король мира, его дожидаются пылкие скуднотавские валькирии, во глубинах уссурских лесов не может не расти пивное дерево, спотыкаться о корни он вот сейчас же перестанет, потому что для этого слишком крут и эпичен, а будучи идущим — дорогу он осилит в два счета, даже если ее не различает.

И, удивительное дело, эта убежденность сработала, хоть и не в плане спотыкания (тут как раз вышла промашка). Чумп вдруг издал радостный посвист, прибавил шагу, лес наконец кончился и начался теплый прием с направленными в грудь копьями и подозрительными глазами из-под забрал. Короче, жизнь наладилась.

- Стоять, бояться, - предложил центральный копейщик из-под низко надвинутого салада и выразительно покачал копьем у Хастреда под носом. - Чьих будете?

Книжник окинул комитет по встрече пытливым взглядом. Трое с копьями, двое поодаль со взведенными арбалетами. Арбалет — штука дорогая, а у этих, к тому же, не местного производства грубые мощные самострелы, а многояковыпуклые с коротким ходом тетивы и новомодными трубчатыми прицелами. Экипированы легко, сегментные панцири-ломбарды поверх уютных стеганок, что для тылового охранения куда разумнее тяжеленных штурмовых лат, но все в отличных округлых шлемах, прикрывающих лица либо собственным телом, либо кольчужной бармицей, словно разбойничьей маской. На всех одинаковые табарды со зловещим черепом, но бандитским отребьем не выглядят — слишком уж однородные, подтянутые, сработанные.

Ответ Чумпа затягивался, и Хастред с неудовольствием зыркнул ему в сторону.

- Чего застыл? Чьих мы будем?

- А то ли я знаю, что им отвечать, - сварливо откликнулся Чумп. - Была какая-то идея, но упорхнула, пока мы по лесу колдыряли. Не закололи сразу, и на том спасибо, почтенные.

- Еще не вечер, - рассудил центральный копейщик и перевел жало копья под чумпов нос. - Дай только повод.

- Не дождетесь, - Чумп брезгливо отворотился от острого железа. - Мы, полагаю, по местной табели о рангах эти... лазутчики. Возвращаемся с новостями из бесшумного поиска.

- Из шумного поиска, - поправил Хастред скрупулезно. - Вы, должно быть, издалека слышали наше сквернословие. Это мы умышленно, чтоб не подстрелили ненароком, приняв за оленей, а вовсе не потому, что корней в лесу — ни пройти, ни проехать.

И удостоился возвращения копья к своей честной роже.

- Чьи ж вы лазутчики и куда направляетесь?

- Вот ты спросил, родное сердце, - возмутился Чумп. - Так и станем мы докладывать первому встречному. Впрочем, вижу по табарду, что пришли мы куда надо — где-то неделю тому я в вашем лагере бывал, друг мой как раз к вам примкнул, а меня на разведку отрядили.

- Верно говорит, - подал голос один из арбалетчиков. - Я видал его в лагере, он пришел с тем здоровущим мечником, Громобоем.

- Я полезный, - признал Чумп скромно.

- И орал на него, что тот дурачина и не в свою драку лезет, и жизнь тут соскладать вовсе не обязательно.

- И честный еще, - не стушевался ущельник. - Нет, вас не осуждаю, родина-мать, злые некроманты, традиционные ценности — милое дело, да и в целом судьба мужская... лучше, чем от водки и от простуд. Но мы ж по своим делам ехали, а вы своим месиловом его сбили с панталыку, отвлекли, можно сказать, наивную душу блестяшками.

Старший подумал и принял копье к плечу. Двое по бокам слитно повторили его движение, демонстрируя хорошую слаженность.

- Ежели Громобой за вас впишется, то поживите еще. Но оружие сдавайте, нечего по лагерю посторонним с топорами шляться.

- Это мы с огромным удовольствием, - объявил Хастред, который под своим доспехом взмок и обзуделся, а от топора и лука, навьюченных за спину, никаких облегчений не видел. - Можете понести, не возражаем. Громобой, говорите? Это вот так вы нашего генерала зовете? Не ожидал такой лирики.

- Тоже удивлен, - согласился Чумп. - Это ж вот воистину гоблином быть надо, чтоб всю карьеру себе сделать под именем Панк, а на старости лет зайти погреться и стать Громобоем. Как вышло-то так, уважаемые? Он мечом в грозу махал, и в него молнией шарахнуло?

- Какие грозы в марте-то, - усомнился Хастред, между делом стаскивая и передавая ближайшему воителю свое вооружение.

- Бьется очень лихо, - объяснил старший патруля. - Как дошло до рассыпного строя — быстро заимел всееобщее уважение. Щиты вдребезги, руки и головы наотлет. Если б такие генералы были в уссурийском воинстве, в нас, Вольном Корпусе, тут нужды бы не было.

- Так-то щиты рубить — дело не самое генеральское, - заметил книжник. - А вот в том, что касается генеральских дел, вроде стратегического планирования, он не особо силен. Для этого у него особый орквуд имелся.

- Вот именно, для этого у всех есть особые орквуды. А сами генералы нынче пошли отнюдь не мечом себе путь проложившие, но отчетами да языком, - старший презрительно сплюнул в сторону. - Длинным и шершавым. Кто своими руками, в крови по уши, битву не сламывал в свою сторону, тот разве представляет, как войну выиграть?

- Выиграть и вести — это две разных задачи, - наставительно заметил Чумп. - История знает множество примеров тех, кто войны успешно выигрывал, а потом, - скорчил зверскую рожу и чиркнул пальцем по горлу. - По многим разным причинам, но в основном от ревности вышестоящих чинов к заслуженной ратной славе и опасений их за свои троны и скипетры. Военачалие — тонкое искусство балансирования, чтоб и не облажаться на войне до лишения титулов и публичной казни, и не выскочить как пробка из бутыли игристого туда, где любовь и признание всенародное из тебя мишень сотворят. Специально для поддержания этой традиции принято награды и новые звания присваивать не за свершения, а за годы успешной эквилибристики — чтоб сомнений не возникало, в чем истинное мастерство, и даже самый неотесанный офицер понимал, на кого равняться, ежели погибнуть под чужими колесницами не единственное твое чаяние.

- А ежели единственное, то к нам милости просим, - старший наметил шутовской этикетный полупоклон.

- Или просто не стремиться в высшие эшелоны. Чем ближе к земле, тем все ярче, чище и очевиднее. Десятник копейщиков — он свою землю и своих детей защищает, под чьим бы знаменем ни стоял. А ежели привирать да начальство ублажать не обучишься...

- ...То так десятником и останешься на веки вечные, - согласно кивнул старший. - Это что же получается, везде и всегда так? Груз чести в гору не снести?

Чумп пожал плечами. Бердыш, меч и пояс с кинжалами он уже сдал, на засапожные ножи косился с сомнением и леностью, да никто на них особо и не зарился — видимо, сумел произвести хорошее впечатление своими рассуждениями.

- Ну, бывали эпохи, когда королевства были с гулькин хрен, всей армии пяток рыцарей, все в одной халупе спали и из одного котла ели, а воеводой или там командором считался один из них. Может, самый суровый, или самый заслуженный, или на худой конец самый мордастый, чтоб за стол с королем рядом посадить было не стыдно. Да только на конях скакать да мечом рубать ему приходилось как всем прочим — командорство было в ту пору добавкой к рыцарству, никак не заменой. Но шли годы, смеркалось, армии росли, выходить в чины становилось все канительнее, так что кто вышел — начинал прилагать усилия, чтоб пост не терять, а то еще и передать по наследству. Так родилась цветовая дифференциация штанов, то есть, тьфу ты, социальное расслоение, согласно которому годность в высшие чины определялась более происхождением и рекомендациями, нежели способностями и заслугами на ратной ниве. Специальное образование, конечно же, усугубило разницу между воеводой и ратником, коему некогда фолианты штудировать — кольчугу бы успеть залатать до нового боя. И вот тут понеслось, потому как любые вести с полей о потребности изменить то, чему учили в академии, воевода за отсутствием всякой практики полагает чушью и нытьем. Сколько тяжелой рыцарской конницы угробилось о баталию с пиками, допрежь чем допетрили переписать учебники? Примерно вся, только тогда думать и начали. Ну, а как полководец станет докладывать государю, что мол делал я все как по книжке двухсотлетней давности, да чета не так пошло, вот и отжали у нас две приграничных деревни? Тут как ни крути, а виноват выйдешь. Потому выбор очевиден — сказал как есть и загремел с поста ладно если в сотники... или же врешь, что все хорошо, прекрасная маркиза, это мы у них три деревни и пристань отхряпали. А как решиться в сотники, когда ты копья в руках не держал с самого никогда, а в седле сидеть тебе благонажитый геморрой не даст?

Ущельник испустил тяжелый вздох, окинул благоговейно внимающую ему аудиторию тоскливым взглядом и резюмировал:

- Случаются порой полководцы, которые не погнушаются сами в каре встать или с отрядом пойти на приступ, как вот этот наш генерал, он же ваш Громобой, да только его ж и на приличной кухне терпеть не станут, не то что при княжеских дворах — он пойдет как есть правду резать, весь политес обгадит. Так что — за честь не скажу, понятие для меня мутное, но царева служба, в том числе военная — она всегда больше про узоры, хоть бы и на сырой крице, чем про хорошую сталь с нужной заточкой.